— Никакого лягушонка я не знаю, — сухо возразил он. — Таню знаю. Соседка наша.
— Ладно, пусть Таня, — миролюбиво согласился Ромка. — Я ведь ничего против не имею. Девчонка свойская. Да ты сыграй еще чего-нибудь…
Олег снова заиграл свое. Роман внимательно слушал, угадывая.
— А вот это Волга наша течет. Широко, привольно. — В поток мерных, торжественных аккордов вплелись нотки тихой скоби, и Роман, вздохнув, пожаловался:
— Иной раз так на душе погано бывает. Хоть беги да топись.
Олег даже играть перестал от удивления. Честно говоря, ничего подобного от шумливого и напористого Романа он не ожидал. Может быть, поэтому-то и истолковал его слова по-своему.
— Ты что, влюблен? — тихо спросил он одноклассника.
— Я? — Роман удивленно вытаращился на Олега. — С чего ты взял? Да и… в кого?
— Ну, например, — Олег низко склонился к клавиатуре. — Например, в Таню.
— В Таньку-то? — Роман насмешливо хмыкнул. — Да она еще совсем маленькая. Вот у меня в спортшколе есть деваха. Знаешь, мы уже целовались. Только ты никому, засмеют. Иногда мне кажется, что я ее люблю. А иногда вроде бы совсем другую. Но эта совсем взрослая, ей двадцать, она наш тренер. Строгая — жуть! — У Романа даже глаза от восторга заблестели. — А насчет Таньки не переживай. Подрастет, я никому с ней ходить не позволю. Кроме тебя, конечно.
— Это я ей посвятил музыку-то, — вдруг признался Олег.
— Да я это и сам усек, — понимающе кивнул Роман. — Знаешь, а я стихи пишу. Но это тайна, ты никому.
Они проболтали до тех пор, пока не пришли девчонки из старшего отряда — накрывать столы к ужину. Когда пятый отряд строем вошел в столовую, Олег сел за свой столик, который он, единственный из мальчиков, делил с девчонками. На сладкое были песочный коржик и кисель. И то и другое Олег обожал, но донести до рта не успел. К нему подошел Стас Филиппов, правая рука Романа Гвоздева. Мальчишки заухмылялись, предвкушая развлечение. Стас опустил в кисель дождевого червяка и конфисковал коржик.
— Приятного аппетита, — засмеялся он. — Кисель с мясом, очень вкусно!
Но тут к столу неторопливо подошел Ромка, заглянул в стакан, посмотрел, как извивается на поверхности густого малинового киселя червяк, взял посудину, поднес к лицу Стаса и коротко произнес:
— Пей.
Пацаны удивленно притихли.
— Пей, — повторил Роман. — Пей до дна, Стасик.
— Ты что, Пеле, очумел? На своих?
Плотный широкоплечий парнишка, буравя Романа недобрым взглядом, стал подниматься из-за стола.
— А, Егор — весело сказал Ромка. — Ну что ж, давай выйдем. А кисель он потом допьет.
Егор обвел растерянным взглядом безразличные лица товарищей и опустился на место.
— Никто больше не хочет? — любезно осведомился Роман. — Тогда за дело. Пей, повар.
Стас разжал губы и, морщась от брезгливости, выпил.
— Приятного аппетита! — Роман поднял стакан, перевернул. — Молодец, чисто. — Потом повернулся к мальчишкам. — А теперь насчет дальнейшего, — он ткнул пальцем в Олега. — Хватит к нему цепляться. Олег — наш товарищ. И мяча он не боится, просто он музыкант, пианист. А пианисты руки беречь должны — понятно? И сидеть он теперь будет не с девчонками, а с нами, за нашим столом. Кому не нравится — пусть уходит.
Желающих, однако, не нашлось. Только обиженный Стас встал и демонстративно направился к соседнему столу.
Завтракал Олег тоже на новом месте. За завтраком стали обсуждать, чем заняться до обеда. Олег по обыкновению отмалчивался, но, когда Роман предложил пойти попутешествовать, горячо поддержал его. Он чувствовал себя стесненно в замкнутом пространстве пионерлагеря, где все было распланировано и подчинено строгому распорядку. Вот только выходить за территорию лагеря не разрешалось… Но стоило Олегу заикнуться об этом обстоятельстве, как вся компания дружно покатилась со смеху.
— Это для тех, кто ходит через ворота, — пояснил Роман. — А для нас…
Одним словом, ровно через полчаса они уже валялись в высокой луговой траве, разглядывая белеющие на опушке леса развалины какого-то старого здания.
— Это руины замка, — задумчиво сказал Роман. — Когда-то здесь жила прекрасная девушка. Она была такой красавицей, что множество отважных рыцарей скрещивали из-за нее мечи в яростных поединках.
Облака плыли в синем небе, над цветами кружили и гудели пчелы. Зажмурившись, Олег представлял себе жестокосердную красавицу, наблюдавшую из высоченной башни, как два рыцаря — «черный» и «белый» — сражаются за право обладания ею. Звенели, сталкиваясь, мечи, ржали лошади, бряцали доспехи… Очевидно, и Роману представлялось нечто подобное. Потому что он вдруг замолчал и, быстро вскочив на ноги, окинул взглядом разнеженные лица друзей.
— А слабо сходить и самим посмотреть, что там такое?
Идея, несмотря на свою безусловную заманчивость, выглядела весьма рискованной. Ребята встревоженно зашевелились, и справа и слева посыпались остерегающие и благоразумные возгласы.
— Далеко, Рома.
— К обеду не вернемся. Нагорит!
Но вожак, точно не слыша, уже спускался вниз по сверкающей росой луговой тропинке. Олег, не задумываясь, кинулся следом…
В лагерь вернулись, когда все давно уже отобедали. «Руины замка» оказались полуразвалившейся часовней, о чем свидетельствовали кусочки фресок на облупившихся стенах. Их даже не успели хорошенько рассмотреть, так торопились назад. Обратный путь продолжали почти что бегом…
И все-таки скандала — причем грандиозного — избежать не удалось. Вечером весь лагерь выстроили на линейку. С Гвоздевым и компанией разбирались уже при фонарях…
Главное, о чем допытывались, — как им удалось незаметно улизнуть из лагеря. Провинившиеся, однако, молчали, как партизаны на допросе.
— Завтра обо всем будет известно вашим родителям, они с вами не так поговорят, — пугала старшая пионервожатая. — Что они вам скажут, когда узнают, что вас выгнали из лагеря? И в школы ваши сообщим.
Ребята, набычившись, смотрели себе под ноги. Олег же все никак не мог понять, что же такого ужасного они сделали? Нарушили режим? Ладно, пускай. Но зато они побывали в настоящем рыцарском замке!
— И всю эту шкоду наверняка придумал Гвоздев, — долдонила «старшая». — А ведь, когда брали его в лагерь, нам говорили… Предупреждали — наплачетесь вы еще с этим Гвоздевым!
— Да что здесь такого! — не выдержав, возмутился Олег. — И чем Роман виноват? Он древнюю часовню нашел, может быть, это архитектурный памятник старины — вот!
Вся линейка повернулась и с уважением посмотрела на Романа.
— Архитектурный памятник — здесь, у нас? Ты, Романов, случайно не спятил? — Вожатая преувеличенно тяжело вздохнула.
— А ведь неглупый парень, без пяти минут музыкант. Вот что значит с Гвоздевым связаться…
И, отвернувшись к напряженно застывшему строю, закончила разговор:
— Конечно, из-за горстки нарушителей отменять родительский день и концерт не будем. Но предупреждаю — меры примем. Причем самые крутые. А теперь — по койкам!
По палатам расходились, шумно обсуждая случившееся. Обсуждение продолжалось и потом, после отбоя. Все сходились на том, что Гвоздева из лагеря выгонят и его дружку Романову не поздоровиться.
Лагерные «старожилы» точно в воду смотрели: на следующий день, после концерта, где Олег, конечно же, блеснул на полную катушку, обоих Романовых — отца и мать — пригласила к себе директор лагеря.
Обменявшись с «коллегой» подчеркнуто дружелюбными приветствиями, директриса приступила к разговору.
— Пару дней тому назад, — осторожно начала она, — мы собирались рекомендовать вам забрать Олега из лагеря. У него были конфликты с ребятами. К тому же он связался с этим хулиганом Гвоздевым. Но теперь, я думаю, надобность в этом отпала.
Сергей Владимирович и Валентина Петровна тревожно переглянулись.
— Нет-нет, ничего страшного. Не переживайте. После вчерашнего инцидента Гвоздев ни дня здесь не останется. Я предупредила его родителей, и он уже собирает вещи.
Валентина Петровна вопросительно посмотрела на Сергея Владимировича, на лице которого медленно проступал сердитый румянец.
— А вы не слишком ли торопитесь, коллега? — Сергей Владимирович говорил спокойно, но веско. — Я ведь в курсе того, что произошло вчера. Гвоздев, конечно, поступил неправильно. Но его поступок, на мой взгляд, не соответствует мере наказания. И в этом случае я не просто родитель Олега Романова, а еще и руководитель школы, где учится Роман Гвоздев. Поэтому прошу вас дать мне возможность поговорить с нарушителями «по душам». Смею заверить, после нашей беседы никаких крайних мер не понадобится…
— Смотри, — сказала Валентина Петровна, когда они вышли из кабинета директора, — не пожалей потом. Паренек-то все-таки хулиганистый.
