Лига Наций не смогла справиться с проблемой предотвращения войны. В ней слишком сильно выступали на первый план особые интересы и эгоизм государств — членов этой организации. Честно, но тщетно старалась она найти основанное на международном праве определение агрессора, то есть того, кто ведет несправедливую войну. Ведь только тогда было бы возможно определить, не противоречит ли та или иная война международному праву. Созданный в 1934 году Лигой Наций комитет для выработки определения понятия «агрессия» пришел к неизбежному выводу, что «в условиях современной войны [147] представляется невозможным, даже теоретически, решить, какой акт следует считать агрессией». Непреодолимые трудности заключались — как это часто было — не в особых интересах и эгоизме государств, а в самой сущности войны. Одна из причин этих трудностей состоит в том, что и то государство, которое ведет всегда оправдывавшуюся международным правом оборонительную войну, может, исходя из принципов ведения войны, оказаться вынужденным напасть первым. Ведь бывают обстоятельства, при которых задача обороны может быть успешно решена лишь путем нападения.
Без устранения причин, которые, как показал опыт, ведут к войне, вопрос ее предотвращения решить невозможно. А устранение всех этих причин — задача бесперспективная. Главными причинами войны до сего времени были: стремление к обеспечению безопасности, защита жизненно важных интересов, достижение или сохранение свободы, стремление к государственному единству, религиозные и идеологические мотивы, политические доктрины, конкурентная борьба в области экономики и внешней торговли, династические соображения, стремление изменить положение, которое невыгодно той или иной стороне и представляется ей невыносимым, и не в последнюю очередь — попытки государств утвердить свое могущество.
За исключением династических интересов и религиозных соображений, исторические причины войны, как и прежде, являются движущими силами большой политики, хотя некоторые из них в какой‑то степени утратили свое значение. Нередко они становятся актуальными лишь при особых условиях. Но такие причины, как стремление к обеспечению безопасности, различия в идеологии, политических доктринах и стремление государств к утверждению своего могущества, продолжают существовать.
Даже в условиях менее сложных, которые имели место в прежние времена, люди не могли изыскать меры, гарантирующие государствам безопасность. Организация Объединенных Наций также оказалась неспособной найти пути для достижения этой цели. Никакая международная организация — ни ООН, ни Гаагский международный арбитраж — не может обеспечить какому‑то одному государству защиту его интересов, которые в условиях быстроменяющейся обстановки оказались для него особо важными, [149] и не причинить при этом ущерба интересам других государств.
Таким образом, явно и подспудно существуют очаги опасности, из которых возникает стремление государств добиться определенных изменений; это стремление может быть осуществлено при определенных условиях лишь с помощью средств насилия.
Воздействие идеологий можно, пожалуй, как‑то ограничить, но ликвидировать его полностью нельзя. Что же касается обуздания тесно связанного с проблемой безопасности стремления государств утвердить свое могущество, то в этом направлении делались лишь попытки с негодными средствами — такие, как создание Лиги Наций, подписание пакта Келлога — Бриана в 1928 году.
Поэтому единственное, что может внушать надежду на предотвращение войны, — это новый характер самой войны, которая теперь связана с таким огромным риском, что ни одно государство, вступающее в войну, не может знать, как оно ее переживет и переживет ли вообще[9].
15. Некоторые примеры боевой деятельности немецких войск на восточном фронте в 1941–1944 гг.
Отклонение от приказа.
Фланговый удар 52–й пехотной дивизии под Рогачевом 16 и 17 июля 1941 года. В то время как 53–й армейский корпус двумя дивизиями переправился 14 июля 1941 года через Десну в районе Бобруйска и продолжал марш в направлении Рогачева, входившая в состав корпуса 52–я пехотная дивизия получила задачу перейти Десну и двигаться по шоссе в направлении Могилева. Это направление уводило дивизию резко в сторону от корпуса, и поэтому ожидалось, что 53–я дивизия будет переподчинена наступавшей на Могилев танковой группе Гудериана. [149]
Вечером 14 июля дивизия закончила переправу через реку и утром продолжала свой марш. Песчаная дорога шла через огромный лесной массив. Густой лес по обе стороны дороги препятствовал движению воздуха, и марш длительное время проходил в густой, доходившей до верхушек деревьев пыли, что потребовало от личного состава крайнего напряжения.
Вечером, пройдя 30 км, дивизия прямо на дороге сделала привал. В это время в ее штаб прибыл офицер — представитель находившегося в Бобруйске командования корпуса. Радиостанция дивизии была неисправна. Офицер, информируя об обстановке, сообщил, что примерно в 10 км западнее Друти и Днепра, в районе Рогачева, корпус вступил в бой с превосходящими силами противника, и передал мне приказ: по возможности быстрее перебросить на машинах один полк на левый фланг ведущих бой частей, оставшиеся части дивизии сразу же повернуть на юг, вывести в район Озераны и там принять все необходимые меры для нанесения удара восточнее Друти в направлении на Рогачев. Сильно уставшим войскам предстояло пройти от 15 до 20 км. Большая часть сил замыкавшего колонну дивизии полка на транспортных машинах была направлена в указанный район. Этому полку я придал легкий артиллерийский дивизион.
После короткого привала части и подразделения дивизии двумя колоннами пошли по двум дорогам, из которых одна проходила вблизи Друти и вела на Озераны; другая, находившаяся в 6 км западнее первой, также вела на юг. Штаб дивизии находился в восточной колонне. Разведывательному батальону было приказано: выйти в район Озераны и на рассвете приступить к ведению разведки восточнее Друти в направлении Рогачева и западнее этой реки — в направлении на юг. Кроме того, был выслан конный офицерский дозор с задачей установить связь с войсками, ведущими бой на юге.
Состояние дорог было неизвестно. Восточная дорога проходила по глубокому песку. Уставшие лошади шли с трудом, да и машинам было не легче. Западная дорога, несмотря на стоявшую несколько недель жаркую, сухую погоду, оказалась сильно заболоченной и проходила через многочисленные топкие места. Машины и артиллерийские орудия продвигались по ним с большими трудностями [150] и лишь с помощью специально выделенных для этого людей.
На рассвете восточная колонна подошла к Озеранам. Западная также вышла на опушку леса. Разведывательный батальон, подойдя к Озеранам, заставил русские дозоры отойти на восточный берег Друти. Кавалерийский эскадрон стал преследовать их, но, поскольку восточный берег был покрыт густыми зарослями, я решил придать разведывательному батальону пехотные подразделения. Как выяснилось, реку Друть можно перейти вброд. У населенного пункта находился наплавной мост, который русские оттащили к восточному берегу. На юге простирались необозримые поля картофеля и созревших хлебов. Утром из района боев доносился лишь слабый гул нечастой артиллерийской стрельбы, который вскоре стал быстро нарастать. В первой половине дня сильно измотанному личному составу дивизии пришлось дать возможность отдохнуть.
Не успели мы расположиться в Озеранах, как с восточного берега какая‑то русская батарея открыла по этому населенному пункту огонь. Один за другим стали загораться деревянные дома, и нам пришлось его оставить. Вскоре батарея была подавлена.
Я стал обдумывать поставленную передо мной задачу. Удар в направлении на Рогачев, если он удастся, несомненно должен дать очень большой эффект. Но в условиях, когда в дивизии осталось только две трети ее состава, возможность такой удачи была весьма сомнительной. Местность, поросшую густым лесом, можно было разведать лишь в течение длительного времени. Разведывательный батальон докладывал, что натолкнулся на противника, силы которого установить не удалось. Направленная на юг разведгруппа сообщила, что наши войска ведут тяжелые бои примерно в 10 км западнее Друти и Днепра, что северные фланги наш и противника открыты и что туда уже прибыли подразделения нашего полка.
Сложившаяся обстановка давала полное основание полагать, что удар дивизии в южном направлении, по флангу контратакующего противника, может обеспечить нашим частям необходимую поддержку. Я принял решение: никакой подготовки удара восточнее Друти не проводить, а нанести удар западнее реки во фланг и тыл противника. С донесением и обоснованием своего решения я направил [151] офицера в штаб корпуса, Который находился в 45 км по прямой, в Бобруйске. На скорый ответ рассчитывать не приходилось.
