Но унести мясо за один раз люди не смогли. Они оставили часть туши в яме, накрыв ветками и придавив камнями, а на следующий день унесли остальное. Теперь мороз — мясо не протухнет.
Голод им больше не грозил — мяса хватит надолго. А потом снова придет тепло и с ним, может быть, хорошая охота…
Но надежды людей не сбылись. В этот теплый летний вечер лица мужчин и женщин омрачены заботами. Не слышно разговоров. Мужчины расположились у огня. Вождь племени, опытный и рассудительный Фар, уже не первый день безмолвно сидит с ними, не отрывая взора от пламени, и не знает, что делать. Лицо его избороздили морщины, в глазах печаль. Он думает. Он знает: что-то должно случиться, что-то важное. Беда пройдет, у них опять появится много еды. Мужчины и женщины будут веселы и довольны — пища даст им веселье и радость, силу и храбрость. И вот ему показалось, что он увидел, узнал, что делать, и понял, что это правильно и нужно держаться за эту мысль до конца… И решил сразу сказать все мужчинам.
Проворно поднявшись с камня, он вынул из кожаного мешочка птичью кость, залепленную с одного конца смолой, и дунул в нее. Раздался резкий свист.
Сидевшие рядом с Фаром охотники удивленно подняли головы. Из закоулков пещеры подошли остальные. Они знали: свисток вождя зовет на совет.
И вот уже все мужчины собрались вокруг костра. Прислушиваясь, толпятся неподалеку женщины.
Фар обращается к мужчинам:
— Я позвал вас, чтобы вы послушали мои слова и они не прошли мимо вас. Уже давно нигде вокруг нет зверя. Мы терпим нужду и голод, мы все отощали и теряем силу.
Мужчины молча, согласно кивают. А Фар продолжает:
— Звери, которые остались, теперь осторожны, хитры. Они убегают, когда мы еще далеко. И мы не можем их взять ни в ущельях, ни на скалах. Ямы что мы роем на их тропинках, остаются пустыми, капканы из крепких деревьев стоят зря…
— Это все потому, — вставляет один из охотников, — что здесь совсем не осталось зверя. Вспомни, Фар, сколько добычи мы приносили! Раньше были стада бизонов и зубров, свиней и лошадей, олени. Были и мамонты! А теперь их нет, и наши ямы остаются пустыми, и нам не в кого бросить копье. Потому что звери ушли отсюда и колдун Инг не может вернуть их обратно…
— Это не моя вина, — пробует защищаться старый колдун. — И дело не в моем колдовстве. Оно всегда было сильным. Это вы, охотники, сами не делали так, как нужно, чтобы колдовству ничто не могло помешать.
Видно, слова колдуна не нравятся старейшине, он останавливает его и продолжает:
— Если мы хотим быть сытыми и сильными, если хотим, чтобы у нас было много здоровых детей, мы должны жить там, где много зверей и много плодов и кореньев.
— Мы хотим быть сильными! — кричат мужчины.
— Тогда нам нужно уходить! Мы должны уходить на новые места!
— На новые места! — восклицают мужчины. — Веди нас туда, Фар. Веди нас!
— Я поведу вас, — сказал вождь. — Мы пойдем завтра. Ждать нельзя. Прежде чем выпадет снег, мы должны найти, где жить, и приготовить запасы на зиму. Поэтому все вы собирайтесь в дорогу. Когда кончится ночь, мы пойдем на новые места!
Закончив, Фар быстро ушел в темноту.
Утро едва занялось, а все уже на ногах. Женщины, девочки, мальчики скатывают шкуры и делят ношу между собой. А мужчины наполняют мешки из шкур каменными и костяными орудиями, собирают оружие и остатки пищи. Старик колдун тоже собрал свой мешок, наполненный самыми удивительными вещами.
Когда Фар видит, что все готовы, он подает знак двигаться в путь.
Я рассказал эту историю, чтобы подчеркнуть, что людям, живущим большими кланами, нужно было много пищи, а чтобы добыть ее, им приходилось постоянно менять место стоянки. Благополучие охотников за мамонтами эпохи ориньякской культуры, охотников за северным оленем мадленского времени, точно так же как их более древних предков, зависело от охоты и сбора растений. Как и их предшественники, они не могли жить оседло даже в пределах достаточно обширных районов. Возможность прокормиться зависела от климата и погоды. Долгая засуха или жестокий мороз могли уничтожить почти все коренья, весенние заморозки — погубить цветы на кустах и деревьях и оставить людей без плодов. Непрерывно охотясь, люди оттесняли зверя, и животные уходили в еще не обжитые места.
Мужчины племен ориньякской и мадленской эпох уже были хорошими охотниками. Они уверенно владели копьями с острыми наконечниками из камня. Иногда наконечники делались из костей мамонта. Очевидно, в эту эпоху появились лук и стрелы[1]1, возможно, даже праща — зашитые в шкуру и связанные ремнями камни. При верном броске они обвивались вокруг ног жертвы и валили ее на землю. Из толстых веток охотники умели делать палицы.
Люди мадленского времени изобрели копье с канавкой для крови. Когда копье с таким острием настигало зверя, он быстро терял кровь, а вместе с ней и силы, его легче было догнать и убить. Появились и гарпуны с зубцами. Можно предположить, что люди уже знали действие ядов и смазывали ими свое оружие. Это тем более вероятно, что есть основания считать их известными даже неандертальцам.
Оружие у людей верхнего палеолита было совершеннее, чем у неандертальцев, но охота на крупных животных — мамонтов, шерстистых носорогов, зубров, бизонов, пещерных медведей, диких лошадей — все равно была делом нелегким и рискованным.
Люди охотились большими группами: в одиночку даже самый искусный охотник был беспомощен. Да и при охоте большой группой нередко случались тяжелые, а иногда смертельные увечья. Это ослабляло племя, заставляло размышлять и придумывать что-то новое. По сохранившейся пещерной живописи мы заключаем, что эти люди хорошо знали образ жизни и повадки животных, на которых охотились, и пользовались своими знаниями.
На тропах, которыми звери шли на водопой, люди копали глубокие ямы, накрывали их сверху ветвями, присыпали землей и листьями. В такие западни — для них иногда использовали и естественные углубления — попадали даже крупные звери — мамонт или шерстистый носорог. По некоторым пещерным рисункам видно, что в дно таких ям вбивали толстые жерди с заостренными концами. Иногда зверя загоняли в болото или узкое ущелье, из которого не было выхода.
Но это еще не все. На стенах многих пещер во Франции и в Северной Испании сохранились не только изображения «волчьих ям» с острым колом посредине, но и ловушек в виде загородки с единственным входом, который заваливали после того, как в загородку удавалось загнать зверя.
Иногда такие загоны были довольно обширными и могли вместить сразу много животных. Их забивали по мере надобности. (Разумеется, это лишь ничем не доказанное предположение.) По пещерным рисункам мы знаем и о более сложных западнях: массивные стволы деревьев ставились над звериной тропой так, что зверь, проходя под ними, выбивал опору и его придавливало падающим деревом. Забить придавленного зверя было уже просто. На многих рисунках можно видеть и охоту с помощью сетей. Нередко люди пользовались звериными шкурами, чтобы на четвереньках подкрасться к зверю поближе и поразить его.
Охотники палеолита умели использовать и особенности рельефа. Вот один из хорошо известных приемов. В районе Солютре (севернее Лиона) во Франции над равниной возвышается скала высотой 350 метров. С севера она образует пологий склон, с южной стороны круто обрывается вниз. Можно с уверенностью сказать, что первобытные охотники остроумно пользовались этой скалой. Они загоняли диких лошадей с пологой стороны. Напуганные огнем и криками, животные срывались с кручи и падали вниз. Такой способ охоты на диких лошадей существовал в этой местности долго. Неопровержимое свидетельство тому — мощный слой, буквально сложенный из костей диких лошадей. Туссен считает, что здесь погребены останки примерно 40 000 лошадей, а другие исследователи оценивают это число даже в 100 000.
Другой пример: в Чехословакии, у Преждмости, обнаружена стоянка первобытного человека, где сохранились кости примерно 1000 мамонтов. Судя по всему, здешние люди научились использовать болотистую пойму реки: они загоняли туда отбитых от стада мамонтов, преимущественно молодых, и, когда огромный зверь увязал в болоте, легко справлялись с ним.
Первобытные охотничьи племена не отдавали предпочтения каким-либо определенным животным, они охотились на любого зверя. Поэтому на многих стоянках можно обнаружить кости самых разнообразных животных — мамонтов, шерстистых носорогов, пещерных медведей, зубров, бизонов, северных оленей, диких лошадей, диких свиней, волков, песцов. Если удавалось добыть птицу или рыбу, ели и их. Но главным объектом охоты племен верхнего палеолита, во всяком случае в восточных районах Европы, был мамонт. Иногда эти племена так и называют — охотниками на мамонтов. О первобытных людях мадленского времени, которые охотились главным образом на северного оленя, мы и говорим как об охотниках на оленей.
