В Британии американская война спровоцировала яростные дебаты относительно причины поражения. Многие соглашались, что возрождение потребует фундаментальных внутренних реформ. Некоторые верили, что достаточно духовного и морального возрождения. Другие полагали, что для мобилизации национальной энергии на общее дело необходимо расширение политического участия. Многие поддерживали идею «экономических реформ» для приведения в порядок финансов. Почти все соглашались с тем, что следует полностью изменить большую стратегию. Нужно строить «вторую», географически еще более обширную империю, а для того надлежит воспользоваться «демографическим резервом» американских лоялистов, среди которых было много освобожденных чернокожих рабов.[375] В 1788 году на побережье Австралии ступили первые поселенцы, вскоре появились новые колонии или стали расширяться старые – в Африке, Азии и в Америке, особенно в Канаде. Главной задачей, однако, виделся пересмотр прежних альянсов, прежде всего в Центральной Европе. «Морской» подход тори оказался дискредитирован в силу пренебрежения к континентальной «запутанности». В декабре 1783 года дипломат и член парламента сэр Джеймс Харрис заявил, что «восстановить наше влияние на континенте, заключив разумные альянсы, – таково желание всякого человека, хоть немного сознающего интересы страны».[376] Впредь Британия никогда не пыталась изолироваться от Европы.
В середине 1780-х годов Иосиф II приступил к осуществлению внутренних реформ для укрепления Габсбургской монархии.[377] Были отменены все внутренние налоги, за исключением тех, что взимала Венгрия со своих наследственных земель; сняли ограничения с некоторых гильдий. Иосиф также намеревался покончить с доминированием иерархов римской католической церкви. В 1781 году императорский эдикт о веротерпимости даровал послабления евреям и протестантам; целью было не просто привлечь «еретиков» к служению государству, но и помешать иностранным державам, в особенности Пруссии и России, воспользоваться религиозным расколом как своим стратегическим преимуществом. Иосиф провел литургическую реформу, попытался «рационализировать» границы епископатов, распустил сугубо «умозрительные» монашеские ордена и в целом поддерживал «смиренное», покровительствующее бедным, «рациональное» и менее «вычурное» католичество, уважающее его власть и чуткое к нуждам его подданных (как ему казалось). Еще император, чтобы укрепить власть короны, попробовал сократить полномочия представительных собраний, особенно в Венгрии и австрийских Нидерландах. К середине 1780-х годов Иосиф подступил к решению важнейшего вопроса – проблемы крепостничества и «тройственных» отношений короны, дворянства и крестьянства; он полагал, что эти отношения нуждаются в срочной корректировке.
Все перечисленные меры были призваны сделать Австрию более значимым игроком на международной сцене, однако с точки зрения дипломатии они обошлись дорогой ценой. Реформы вызвали изрядное неудовольствие дома – прежде всего у духовенства и венгерского дворянства; это недовольство было чревато не только сопротивлением, но и сотрудничеством с иностранными державами. Пересмотр границ епископатов возмутил иерархов римской католической церкви. Своеволие Иосифа убедило многих германских князей, что император не защищает привычное устройство империи и представляет собой серьезную угрозу ее целостности. Самое главное «зло» политики Иосифа заключалось, однако, в его намерении обеспечить территориальную консолидацию монархии, и ради этой цели он, в случае необходимости, готов был попрать права княжеств империи. В ноябре 1784 года он вернулся к своему плану по обмену австрийских Нидерландов на Баварию. Это породило в обществе опасения касательно возникновения новой габсбургской универсальной монархии в Германии, появление которой нарушит баланс сил на континенте. На сей раз – благодаря нескрываемому презрению Иосифа к имперским устоям – к Фридриху присоединились многие традиционные союзники Габсбургов, например, имперский эрцканцлер и курфюрст Майнца. В 1785 году образовался Союз германских князей, показавший, что империя все еще в состоянии дать согласованный дипломатический отпор внутренним угрозам. Иосифу снова пришлось отступить; дорогостоящие неудачи его внешней политики обернулись массовой критикой внутри империи.[378]
Россия благоразумно не спешила воспользоваться своим влиянием в империи. Вместо этого Екатерина пожертвовала своими немецкими амбициями в обмен на союз с Австрией ради движения на юг. Следующий шаг Россия сделала не в Центральной Европе, а на Балканах и на Черном море, с целью обрести альтернативную «римскую» легитимность.[379] Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года наделил Россию правом вторгаться в Османскую империю от лица православных христиан, и этим правом Екатерина безжалостно пользовалась через сеть своих консульств. На карте возник номинально независимый Крым, который тут же раскололся на пророссийскую и проосманскую фракции. В ноябре 1776 года Екатерина направила туда войска и вмешалась в гражданскую войну; в 1783 году она полностью аннексировала Крым. Все это было частью более широкого «греческого проекта», который подразумевал захват Константинополя, восстановление главенства православия и закрепление за Россией статуса «третьего Рима».[380] Поэтому в 1779 году Екатерина окрестила своего новорожденного внука Константином, а на арке российской базы в Севастополе появилась надпись «Дорога в Византию».[381]
Прочитав, так сказать, слова на стене, османы в 1787 году нанесли по России превентивный удар. Однако русские снова контратаковали и продвинулись далеко на юг. Две державы Центральной Европы отреагировали незамедлительно, ведь неспособность ответить могла означать полное поглощение Россией Османской империи или, по меньшей мере, ее европейской части; в этом случае монархия Габсбургов оказывалась опасно уязвимой с востока. Посему в конце 1787 года Иосиф вступил в войну на стороне России – с условием, что территориальные завоевания будут поделены поровну. Этот шаг императора встревожил Пруссию. Наследник Фридриха Великого, Фридрих-Вильгельм II, счел, что успешная австро-русская кампания против турок ослабит его собственные позиции. Пруссии также угрожали с запада, где патриотическая партия, которую поддерживал союзник Австрии – Франция, набирала силу в Соединенных провинциях. Война на два фронта казалась вполне реальной. Когда патриоты захватили жену штатгальтера (сестру Фридриха-Вильгельма), прусский король решил действовать. В 1787 году он вторгся в Голландию и восстановил Оранский двор. Через год он заключил Тройственный союз с Голландией и Великобританией. Обезопасив свой западный фланг, Фридрих-Вильгельм начал переговоры с поляками, шведами и османами. В январе 1788 года прусский первый министр Эвальд-Фридрих фон Герцберг раскрыл «Великий план» территориальной реорганизации, который «уравновешивал» территориальные приобретения трех восточных держав. Австрийцам позволялась ограниченная экспансия на Балканы, однако они должны были вернуть Польше Галицию, Польша в свою очередь отдавала Пруссии Данциг и Торунь. Иосиф пришел в бешенство. Он заявил, что будет «биться до победного конца, прежде чем позволит королю Пруссии завладеть хотя бы одной деревней», не говоря уже об осуществлении «этого нелепого плана во всей полноте».[382] Чтобы ослабить давление на турок, шведы тем летом напали на Россию. Большая европейская война подступала все ближе.
Эти события сильно отразились на Соединенных Штатах Америки, первом независимом европейском государстве, основанном на дальнем берегу Атлантики. «Над Европой некоторое время сгущаются тучи, – замечал Александр Гамильтон. – Если грянет буря, кто может обещать, что на своем пути эта буря не затронет нас?» Нейтралитета или сдержанности будет недостаточно. «Нужно помнить, – продолжал Гамильтон, – что не всегда мы можем выбирать – мир или война; мы можем быть сколь угодно умеренными или лишенными честолюбия, но нельзя полагаться на умеренность или надеяться утолить амбиции других».[383] Способность даже малых стран навредить американским интересам была продемонстрирована, когда после революции Америка лишилась защиты британского Королевского флота. Американские торговые суда немедленно подверглись нападениям берберских пиратов из Северной Африки. Речь ни в коем случае не шла просто о защите «чести»: активная коммерция рассматривалась как необходимое условие укрепления молодой республики в соперничестве с Францией и Британией.[384] В марте 1785 года посол Триполи в Лондоне уведомил Томаса Джефферсона и Джона Адамса, что все народы, не признающие авторитет Корана, являются «грешниками, так что теперь мы вправе и обязаны объявить войну любому, кого найдем, и обратить в рабство всех, кого захватим». Попытки договориться с пиратами лишь привели к возрастанию их требований. Другими словами, США волей-неволей пришлось взаимодействовать с мусульманским миром.
