В довершение всех бед 22 октября 362 г. огромный храм Аполлона Дафнийского внезапно был уничтожен пожаром. Рассвирепевший Юлиан тут же велел закрыть самый большой христианский храм в Антиохии, полагая, конечно, ошибочно, будто этот пожар — их рук дело[330].
Не найдя утешения во внутренней политике, Отступник посчитал, что самое время поддержать свой стремительно таявший авторитет удачными военными действиями вовне Империи, совершив нечто, достойное пера великих летописцев. Фронда, устроенная ему антиохийцами, лишь подтолкнула его к решительным действиям. Стянув войска от западных границ к Антиохии, царь решил весной начать так тщательно задумываемую им войну с Персией.
Собираясь в поход на Шапура, Юлиан получил немало предложений от соседних варваров, всегда нацеленных на добычу, стать его союзниками, но всем им ответил отказом. Единственное исключение (и ошибочное) было сделано для армянского царя Арсака, которому Юлиан велел со своим войском выступить в тот пункт, который ему будет указан позднее. 5 марта 363 г. он, наконец, во главе своей армии двинулся в путь. Антиохийцы толпами провожали Юлиана в дорогу, а он, всё ещё гневаясь на них, раздражённо прокричал, что больше никогда не вернётся в столь нелюбимый им город — скоро всем предстоит убедиться в правдивости этих слов. Настроение его было плохим — повсеместно ему чудились знаки грядущей беды: из Рима пришло сообщение, будто жрецы, обратившиеся к Сивиллиным книгам, не рекомендовали пересекать границу с Персией. Вступив через несколько дней с войском в Гиерополь (нынешний Мембежд), Юлиан едва не погиб под обломками обрушившегося левого портика ворот, но оказались раздавленными балками и камнями 50 солдат.
Перейдя Евфрат, Отступник прибыл в город Батны, где по его приказу ещё ранее собрались фуражиры с припасами для легионеров. Внезапно одна из скирд пшеницы разорвалась и засыпала несколько десятков человек. В городе Карры Юлиан решил дать несколько дней отдыха солдатам, но и здесь ночами его тревожили недобрые сновидения. 19 марта, когда царь собирался выступать, было получено известие о пожаре, разрушившем храм Аполлона Палатинского в Риме[331]. Прискакавшие разведчики также доложили, что неприятельский авангард внезапно перешёл границу и угнал добычу римлян. В этой связи царю ничего не оставалось, как выделить часть армии на охрану границы по-над Тигром. Правда, военачальник Прокопий, командовавший этим соединением, получил приказ переправиться на другой берег великой реки и опустошать плодородные земли Мидии, выйдя впоследствии на соединение с царём к крепости Ктесифон. Ему в помощники василевс выделил армянскую армию во главе с Арсаком. В это же время сам Юлиан с оставшейся армией намеревался скрытно переправиться через Евфрат, обманув, таким образом, персов относительно маршрута своего передвижения.
Что и говорить, план был неплох, отличался тонким военным расчётом и дерзостью. Но его исполнение в немалой степени зависело от армянских отрядов, возглавляемых царём Арсаком, и Прокопия. К сожалению, скоро выяснилось, что выбор союзника был неудачен — армянин был христианином и не испытывал никаких симпатий к Юлиану. Кроме того, римлянин так унизительно обращался с армянским государем, что тот вскоре более думал о том, как бы быстрее избавиться от опасного соседа[332]. А доверенный военачальник Юлиана Прокопий постоянно сбивался с пути, не зная, идти ли ему самостоятельно на соединение с царём или попытаться повлиять на Арсака.
Несмотря на все препятствия, 27 марта 363 г. всё же Юлиан дошёл до переправы реки Евфрат близ города Каллиник (нынешний Ракка), где ему предложили свои услуги кочевники-сарацины, как и все варвары соблазнённые грядущей добычей. Зная высокую боеспособность этих воинов, Юлиан принял их отряды в состав римского войска. На реке его уже поджидал весьма многочисленный флот: более 1000 грузовых судов и 50 боевых кораблей. У крепости Керкузий (ныне город Киркисия) армия Юлиана, усиленная отрядами сарацин, переправилась, наконец, на вражеский берег и через месяц после выступления из Антиохии достигла самой дальней точки римских владений — крепости Цирцезии. Там царь устроил смотр своим войскам и произнёс горячую прочувственную речь, очень понравившуюся легионерам. Для поднятия их боевого настроения он повелел также выдать каждому солдату по 130 серебряных монет и осмотрел свои войска. Действительно, это была дисциплинированная и очень сильная армия — под рукой Юлиана находилось 65 тыс. закалённых бойцов, лучшие части римской армии, не считая вспомогательных подразделений из примкнувших варваров, включая элиту элит его войска — галлов, очень любивших Отступника[333].
После того, как римляне перешли на вражеский берег, их войско разделилось на три колонны: пехота — главная часть армии под начальством Виктора двигалась посередине, правая колонна шла параллельно реке Евфрат на виду флота, наконец, третья кавалерийская колонна шла левее под руководством Гормизда и Аринфея. Сам Юлиан во главе небольшого отряда личной стражи непрестанно носился между тремя колоннами своей армии. Надо сказать, что римское войско мужественно переносило и пустынные равнины Месопотамии с их бурями и ураганами, и нападения отрядов лёгкой кавалерии персов, систематически донимавших их. Наконец, пройдя за 2 недели почти 400 км, Юлиан с армией подошёл к первым городам Ассирии, которые взял после краткого штурма и предал почти полному разгрому. В жарком климате Ассирии Юлиан делал всё, чтобы сохранить боевой дух своих легионеров и наравне с ними делил все невзгоды военного пути. Нередко, замечали современники, его пурпурный плащ мелькал среди пеших легионеров и был так же мокр и грязен, как и плащ рядового воина[334].
Вскоре на пути римлян встала хорошо укреплённая крепость Перизабор, которую Юлиан не смог взять с ходу. Но после того, как осаждённые увидали приготовления римлян, они запросили мира и по взаимной договорённости покинули стены своего города; Юлиану достались очень большие запасы продовольствия. Однако армия уже начала уставать, и её дисциплина рушилась. На следующий день персы внезапно напали на отдыхавших римлян, убив несколько человек и захватив знамя. Юлиан устроил децимацию и выгнал из армии двух трибунов, а для поднятия духа войска выдал каждому солдату по 100 серебряных монет. Но войско глухо роптало, не удовлетворяясь уже такой малой наградой за свои труды и лишения. Вновь пришлось обращаться к солдатам с речью, в которой Юлиан обещал либо умереть в этой кампании, либо подчинить Персию Римскому государству[335]. Солдаты вновь поверили, ободрённые его словами.
Вскоре, во время осады сильного города Битра, Юлиану удалось продемонстрировать своим солдатам лучшие качества полководца. Битра имел двойные стены, подступы к городу были закрыты высокими скалами с крутыми обрывами, а гарнизон отклонил любые предложения о сдаче. Два дня шли ожесточенные бои, Юлиан сражался в первых рядах, ободряя бойцов, наконец, под ударами тарана рухнула самая высокая башня крепости и римляне ворвались вовнутрь. Никто из жителей и осаждённых персидских воинов не спасся от меча разъярённых римских легионеров. Только начальник гарнизона Надбата вместе со своими 80 телохранителями был взят в плен и милостиво отпущен на свободу царём. Примечательно, что Юлиан не прельстился ни одной из наложниц, взятых солдатами и предложенных ему в качестве подарка от армии, — желая во всём уподобиться Александру Великому, он не хотел ослаблять себя низкими страстями. Персы, пытавшиеся пробиться на помощь осаждённым и укрывшиеся в находившихся поблизости пещерах, были задушены дымом от костров, разожжённых легионерами, а попытка сына Персидского царя контратаковать римлян, не увенчалась успехом[336]. Город был уничтожен полностью, а римлянам досталась очень богатая добыча.
Продвигаясь с боями всё дальше и дальше, армия Юлиана достигла канала на реке Тигр, именуемого «Царской рекой». Правда, здесь его ждало новое разочарование — римские войска численностью 30 тыс. человек и армянские подразделения, обязанные подойти к Ктесифону своим маршрутом, не выполнили поставленной задачи. Армянский царь совершенно переругался с Прокопием, а тот, не имея достаточных сил, наступал довольно робко и не уложился во временной график. Всё же, ободрённый предыдущими победами, Юлиан решился штурмом захватить плацдарм на другом берегу «Царской реки». Хотя почти все командиры частей пытались удержать Юлиана, тот велел посадить по 80 солдат на 5 грузовых судов и направил их на прорыв обороны. Опять, как и прежде, Юлиан был впереди войска, сражаясь в передовых линиях. И хотя обороняли канал тяжеловооружённые персидские всадники, римляне, переплывая на судах и щитах реку, ворвались в расположение противника и одержали решительную победу. Персов погибло более 2,5 тыс. человек, потери римлян не превосходили 70 солдат — удивительная удача! Счастливый Юлиан тут же распорядился приготовить 10 быков для принесения в жертву Марсу Мстителю, но 9 быков почему-то пали, не дождавшись церемонии, а десятый оборвал цепь и убежал. Взбешенный Юлиан поклялся больше никогда не приносить Марсу жертв, он даже не представлял, насколько был близок к истине на этот раз[337].
