К сожалению, о новом императоре осталось немного сведений. Он был довольно молод, едва перейдя 30-летний рубеж. Родился в известной римской семье — отец его комит Варрониан только накануне избрания сына на престол оставил свою должность иудалился на покой. Это был голубоглазый молодой человек очень высокого роста, хотя немного сутуловат, осанку имел благородную, а движения его отличались достоинством[343]. Поговаривали, что он любил сытно поесть, впрочем, как все солдаты, был очень осторожен и доброжелателен. Святитель Григорий Богослов отмечает следующие качества нового царя: «Он был муж знаменитый и по достоинству, и по благочестию, и по наружности, истинно достойный властителя»[344].
Известно, что он был христианином, и буквально перед Персидским походом Юлиан едва не отправил его в ссылку за отказ отречься от Христа, но потом передумал. По-видимому, это очевидное свидетельство высокого признания его воинских талантов, — как бы не любил Юлиан христиан, но оставить армию накануне войны без полководцев он не решился. Очевидно также, что военные действия и характер участия в них Иовиана подтвердили эту оценку, иначе ни при каких обстоятельствах армия не доверилась бы бесталанному в военном отношении человеку. Рассказывают, что когда Иовиану довели решение армии об избрании его императором, он отказался, ссылаясь на то, что не может управлять солдатами-язычниками. В ответ вся армия воскликнула, что среди них нет язычников, что все легионеры — христиане. Эта история хорошо характеризует религиозное состояние римского общества середины VI в. — для широкой народной массы переход от язычества к христианству был едва ли сложен и ещё мало отличим; повсеместно наблюдаются сцены, когда христиане принимали участие в языческих мистериях, и наоборот.
Надо полагать, его скромность в личной жизни мало сочеталась с поведением во время боя — его подвиги были известны всей армии, поэтому-то решение военного совета было столь единодушным. Когда Иовиана облекли в царские одежды, которые долго пришлось искать в связи с высоким ростом императора, легионы радостно встретили его криком: «Иовиан Август!».
Тяжелейшее бремя легко на плечи нового царя. Да, персы до сих пор терпели неприятные поражения, но сейчас диспозиция изменилась. Поразмыслив, Иовиан решился атаковать персов. Для успокоения войска была принесена и языческая жертва, также посулившая им успех. В это время один из недавних подчинённых Иовиана, ненавидевший его, перебежал к Шапуру и сообщил ему радостную весть о кончине Юлиана. Естественно, Персидский царь, посчитавший дело законченным, немедленно дал приказ наступать на римлян. Но Иовиан показал себя блестящим полководцем — персов отбили с большими потерями для них, те даже потеряли нескольких боевых слонов и множество тяжеловооружённых всадников. На следующий день бой продолжился: персы осыпали римский лагерь снарядами из метательных орудий, опять пустили слонов и конницу, которая едва не пробилась до самой палатки императора, но в конце концов персы, были отбиты с большими потерями[345].
Однако и римляне испытывали крайнюю нужду во всём. Продовольствие почти закончилось, множество раненых и убитых безмерно ослабило армию, участились случаи дезертирства, и, в довершение неприятностей, арабы-сарацины оставили римское войско и даже попытались уничтожить некоторые отставшие части. Это был «подарок» Отступника с того света: незадолго перед этим он запретил выдавать сарацинам большое жалованье, ссылаясь на то, что у него есть лишь железо, но нет золота. Конечно, сарацин не удовлетворил такой ответ, и последовала очевидная реакция. Лишь помощь римской лёгкой кавалерии спасла этих солдат от безусловной гибели. В любом случае римская армия осталась без сильного союзника и ещё более уменьшилась в численности.
1 июля 363 г. армия, постоянно преследуемая персами, подошла к городу Дура, где враги продержали её в обороне целых 4 дня. Войско паниковало, среди солдат распространился слух, будто границы Империи уже близки, и часть солдат потребовала от царя разрешения переправиться через реку Тигр, хотя на том берегу виднелись вражеские отряды. Поскольку возбуждение становилось всеобщим, Иовиан разрешил галльским и германским легионерам числом 500 человек вплавь переплыть водную преграду, что и было сделано. Смельчаки опрокинули персов и дали возможность инженерам соорудить мосты.
Увы, доблесть и подвиги оказались напрасными — стремительное течение Тигра не позволило наладить постоянную переправу, и римляне остались на вражеском берегу совершенно без продовольствия, почти без лошадей и шансов на спасение. Мучимые голодом солдаты искали смерти от вражеского меча, но не находили её. Впрочем, и персам война надоела: они потеряли множество воинов, невероятное число слонов, убедились в боеспособности римской армии и к тому же Шапура очень беспокоила армия Прокопия, маневрировавшая неподалеку в Месопотамии. Так или иначе, но уже через несколько дней в римский лагерь прибыли персидские послы, предложившие начать мирные переговоры.
Условия мирного договора были крайне тяжелы и унизительны для Римской империи: Шапур давал разрешение на беспрепятственный проход армии до границы при условии возврата ему 5 провинций за Тигром с 15-ю крепостями, а также городов Нисибис, Сингара и Кастра Маврорум. Кроме этого, персы взяли с римлян слово не помогать Армянскому царю Арсаку, который был вскоре разбит персидской армией и взят в плен. Конечно, такие условия не доставляли авторитета нового государя, но над ним уже витала тень измены в лице Прокопия, питавшего собственные мечты о престоле[346].
Хотя римлянам и дали уйти, но войско страдало от голода и жажды, и многие легионеры погибли в пути, а также при переправе. Коварные персы даже пытались наладить параллельную переправу, чтобы быстрее занять римские города, но, узнав, что их заметили, прекратили свои попытки. Наконец, после 6 дней пути римского войска у крепости Ур навстречу Иовиану вышли соединения трибуна Маврикия, привезшего с собой сбережённый провиант. Отсюда Иовиан направил гонцов в Иллирик и Галлию с известием о смерти Юлиана и о собственном воцарении, а также в Сирмию к своему тестю Луциллиану с дипломом о назначении его магистром пехоты и конницы и приказом отправиться в Медиолана для обеспечения порядка и недопущения государственных переворотов. Кроме этого, посланцам императора было поручено сообщать повсюду о победах римлян в Персии, чтобы панические слухи не опередили армию.
Пока шли указанные приготовления, армия страдала неимоверно — остатки доставленного продовольствия уже давно закончились, и от людоедства солдат спасли последние лошади, которых пустили на прокорм легионерам. Возле крепости Нисибис — римского ключа Востока Иовиан устроил армии дневку. Жители очень надеялись, что император не отдаст их город персам, но договор есть договор. Сюда же подошли Прокопий с войсками, предназначенными для охраны Месопотамии. Практически на глазах Иовиана персам был передан город, и жители, стеная и рыдая, покидали его, не веря в собственное унижение. После водружения персидского знамени на стенах Нисибиса римская армия отправилась в Антиохию[347]. Прокопия же с трупом Юлиана император отправил в Тарс. Вскоре выяснилось, что его тревоги и подозрения не лишены оснований — Прокопий объявился в Константинополе в пурпурной мантии царя, заявляя собственные права на императорскую диадему.
По дороге в Тиану Иоавиан встретил гонцов, доставивших ему тревожные известия. Оказывается, посланник императора Луцилиан, направленный им на Рейн, был принят солдатами как самозванец и погиб от их рук. Легионеры не желали поверить в смерть Юлиана. Ситуацию спас один из офицеров по имени Валентиниан — с ним мы встретимся в следующей главе, сумевший вначале избежать смерти от рук солдатни, а затем успокоивший её и восстановивший порядок в полках. Теперь, когда всё встало на свои места, легионеры поспешили принести присягу в верности новому императору, а Валентиниан получил в качестве награды когорту царских телохранителей[348].
Затем произошло очень важное событие — впервые за последние три года над римским войском взвился лаборум, знамя св. Константина. Твёрдый в своей вере, Иовиан вновь повернул Империю к Христу, уведомив на своём пути в Антиохию всех губернаторов провинций об отмене антихристианских эдиктов Отступника и возвращая всех православных, сосланных ранее своим предшественником. Иовиан опасался, что языческая партия предпримет всё, лишь бы только не допустить его к власти. Каково же было его приятное изумление, когда выяснилось, что вся Римская империя признала власть христианского государя, и что его превентивные меры предосторожности оказались даже излишними. Безусловно, немаловажную роль здесь сыграло то обстоятельство, что новый император открыто признал себя христианином в циркуляре, разосланном по городам и весям Империи[349].
