Как сказал о своих соотечественниках остроумец Сирил Коннолли: «Многие не кончают с собой, дабы не вызвать неодобрения соседей».
В результате этого коммунального нововведения коэффициент самоубийств в Британии уменьшился на треть – и это на фоне экономической депрессии и общеевропейского суицидного всплеска. Недостаток фантазии, которым, по мнению более темпераментных народов, страдают британцы, на сей раз оказался явным благом.
Итак, знаменитая «английская болезнь», о которой мы столько читали в русской классической литературе, стала фактом истории. В свое время одним из первых это понятие ввел в европейский обиход Монтескье: «Мы видим, что римляне никогда не убивали себя без причины; англичане же умерщвляют себя необъяснимо, нередко в разгар счастья. У римлян этот акт был следствием образования, связанный с их принципами и обычаями; у англичан же он вызван скверным нравом. Возможно, это осложнение от цинги». Дальнейшее развитие диетическая гипотеза происхождения «английской болезни» получила у Карамзина, который в 1790 году писал из Лондона: «Англичане не любят никакой зелени, ростбиф, бифстекс есть их обыкновенная пища. От этого густеет в них кровь; от этого делаются они флегматиками, меланхоликами, несносными для самих себя, и нередко самоубийцами. К сей физической причине их сплина можно прибавить еще две другие: вечный туман от моря и вечный дым от угольев, который облаками носится здесь над городами и деревнями». В «Письмах русского путешественника» приводится история лорда О., который был «молод, хорош, богат, но с самого младенчества носил на лице своем печать меланхолии». Однажды лорд О. повел свою юную супругу, «знатную и любезную девицу», прогуляться в парк и сказал ей: «Я мучил тебя; сердце мое, мертвое для всех радостей, не чувствует цены твоей: мне должно умереть – прости! В самую сию минуту нещастный лорд прострелил себе голову и упал мертвый к ногам оцепеневшей жены своей».
Этот «типично английский случай», скорее всего выдуманный, понадобился Карамзину, который пробыл в Англии очень недолго, для того, чтобы угостить читателя местным колоритом. В XVIII и XIX веках британская склонность к суициду воспринималась иностранцами как экзотика, и сей «неизъяснимый феномен в нравственном мире» повергал в недоумение лучшие европейские умы.
Поиски корней этого исторического явления в британском национальном характере мало что дадут. Скорее, черты, ассоциирующиеся у нас с понятиями britishness (Британскость) и englishness (Английскость), должны предохранять от суицидного поведения – что, собственно, мы сегодня и наблюдаем. Уже поминавшаяся нелюбовь к аффектации, драматизму, любой чрезмерности – неплохой заслон от трагического мировосприятия и экзистенциального радикализма. Почтение к здравому смыслу подразумевает психическую стабильность. Еще одна защитная стена – прекрасно развитое чувство юмора, которого так недостает германскому национальному характеру.
Позволю себе маленькое иллюстративное отступление. Блуждая по дискуссионным страницам, проэвтаназийным и просуицидным ответвлениям Интернета, я наткнулся в этом мрачном (уж во всяком случае, предельно серьезном) лабиринте на апологию самоубийства, которая выглядела так:
Десять главных преимуществ суицида перед сексом
10. Вы можете предварительно упиться до чертиков, совершенно не заботясь о последствиях.
9. Все волнуются из-за «безопасного секса», а из-за «безопасного суицида» можно не волноваться.
8. Никто не растолкает вас среди ночи и не потребует еще.
7. Количество способов и позиций не ограничено.
6. Никаких обещаний и долговременных обязательств.
5. Вы не боитесь подцепить заразу.
4. Партнер не требуется – без него (нее) даже лучше!
3. И вообще это гораздо проще, чем найти сексуального партнера.
2. Никто не будет жаловаться, что вы «все делали не так».
И самое главное:
1. МОЖНО ЗА СОБОЙ НЕ УБИРАТЬ!
Надо ли говорить, что этот пародийно-рекламный текст был обнаружен мной на английском сервере?
В общем, более или менее понятно, почему современные британцы так мало расположены к самоубийству. Но чем же они отличаются от не столь уж далеких предков, на весь мир прославившихся своей духовной «болезнью»?
Если заглянуть в суицидную статистику прошлого столетия (а в Западной Европе она с большей или меньшей степенью аккуратности велась примерно со второй четверти XIX века), обнаружится неожиданное обстоятельство: оказывается, Англия и в 1830 году, на самом пике своей «сплиново-меланхолической» репутации, сильно отставала по уровню самоубийств от других протестантских стран. Выходит, в общей картине мало что изменилось. Но стоит ли этому удивляться? Ведь национальный характер – субстанция на редкость стойкая, трансформирующаяся крайне медленно.
Впрочем, эта книга посвящена не сравнительному анализу психокультурных моделей и не исследованию национальных менталитетов. Мы пытаемся разобраться в том запутанном комплексе общих и частных факторов, которые приводят писателя к самоубийству, а, стало быть, нам необходимо понять, почему в «Энциклопедии литературицида» так много британских писателей. Как объяснить эту загадку?
У меня есть своя версия, хоть и небесспорная.
Начать придется издалека, с экскурса в историю двух истинно британских понятий: уже поминавшейся privacy и еще одного слова, в переводе не нуждающегося, – gentleman.
Чувство собственного достоинства (далее для краткости ЧСД), без которого современный человек немыслим, имеет место и дату рождения. Оно появилось на свет в Англии, на зеленом раннимедском лугу 15 июня 1215 года – именно в тот день взбунтовавшиеся бароны заставили короля Джона подписать «Великую хартию». Поначалу, как и все новорожденные, ЧСД было жалким и сморщенным – всего-то несколько строчек в 39-м пункте, затерявшемся среди других более многословных статей, смысл которых сегодня понятен только специалистам по английскому средневековью. Королевская власть давала клятву, что «ни один свободный человек более не будет посажен в тюрьму, лишен имущества, объявлен вне закона или иначе ущемлен… кроме как по законному суждению равных себе либо по закону страны». Разумеется, в категорию «свободных людей» не попадало большинство тогдашних англичан. Разумеется, клятва неоднократно нарушалась. Разумеется, от этой декларации до концепции частной жизни еще очень далеко. Но ведь 1215 год. Русь еще и с монголами-то не познакомилась.
Следующий эпизод, не такой известный, но не менее впечатляющий, вошел в историю как «Процесс пяти рыцарей». В 1627 году Карл I повелел арестовать сэра Томаса Дарнела и еще четверых дворян, отказавшихся давать королевской казне денег на принудительный займ. В Московии сочли бы, что государь поступил с ослушниками куда как милостиво – нет чтоб на кол посадить или собаками затравить, однако в Англии дворяне уже не считали себя «государевыми рабами» и подали на своего монарха в суд. Королевские адвокаты не смогли доказать правомочность решения его величества, и арестованные были выпущены на свободу. Повторю еще раз: это произошло в тысяча шестьсот двадцать седьмом году. После Славной Революции 1688 года, право на ЧСД утвердилось в Англии окончательно и уже на вполне законном основании. Тогда-то и определилась главная черта национального менталитета – частная природа английской жизни (выражение Дж. Оруэлла). Впрочем, с одной существенной оговоркой: еще много лет правом на privacy в полной мере могли пользоваться только джентльмены, а плебс жил примерно так же, как в прочих европейских странах, то есть впроголодь, в грязи и мерзости – какое уж тут ЧСД.
Литератор в Британии, конечно же, принадлежал к джентльменскому сословию и жил по его этическим и поведенческим законам. Так было и в восемнадцатом веке, и в девятнадцатом, и в начале двадцатого – то есть в ту самую эпоху, когда британские писатели проявляли настойчивую склонность к суициду. Но после Второй мировой войны английская литература словно образумилась: за полвека ни одного именитого самоубийцы – Мальколм Лаури и Артур Кестлер не в счет, потому что первый скорее канадец, чем англичанин, а второй и вовсе австро-венгр.
Что же такое произошло с джентльменом в середине нашего века?
А то, что он прекратил существование. Вернее, британцы перестали делиться на джентльменов и не-джентльменов, чему способствовали эпохальные события, перевернувшие мировоззрение, социальную иерархию, этикет, всю традиционную систему психологических ориентации и мотиваций. Во-первых, распалась империя, во-вторых, Британия перестала быть великой державой, в-третьих, налоговая революция подорвала имущественную базу дворянства, в-четвертых, культура из элитарной превратилась в массовую, в-пятых, появились «Битлз» – и так далее, и так далее. В Англии произошел социально-культурный переворот, похожий на тот, который мы сегодня переживаем в России. Одним из результатов этой метаморфозы, как я уже писал, видимо, станет слияние «интеллигенции» и «народа» в одну нацию. В Великобритании это произошло на несколько десятилетий раньше.
