его равниной, и только мощные дамбы спасают дома Кизляра от терских вод. Но ведь возможен прорыв дамбы, и что тогда? Так оно и случилось в момент нашего приезда. Начальство было в хлопотах — ниже Кизляра вода прорвала дамбу, и все силы были брошены на ее восстановление. Однако жители не казались взволнованными, объяснив нам, что это происходит почти каждый год, а привычная беда — не беда.
Первый маршрут мы предприняли к востоку от Кизляра, вниз по течению Терека. Широкая равнина, раскаленная лучами августовского солнца, изредка пересекалась стенами высокого камыша. Это были следы старых русел Терека, который, как всякая река, текущая в широтном направлении, склонен менять свое русло. Никаких памятников, никаких городищ здесь не было и в помине. Думалось, что на правом, южном берегу Терека мы увидим иную картину; и действительно, добравшись до переправы ниже Кизляра, мы увидели море, да, да, именно море, глубиною до полутора метров.
Прорвав дамбу, Терек затопил низкую часть дельтовой равнины. А что же творилось, когда дамб не существовало? Ведь тогда там было еще страшнее! И мы повернули назад, потому что стало ясно, что хазар в заливаемой пойме Терека быть не могло.
На следующий день мы снова попытались прорваться на правый берег Терека, на этот раз выше Кизляра. Мы переехали Терек по мосту и углубились в ровную степь, надеясь добраться до возвышенных мест, нанесенных на карту. Мы ведь привыкли искать бугры и думали, что и здесь любое возвышенное место будет носить следы древнего обитания.
Ехать пришлось далеко. На пути нам попалась маленькая речка, глубиной по колено, которую наша машина форсировала без труда. Через несколько часов пути мы увидели телеги, нагруженные скарбом, и горских женщин, сидящих на грудах домашних вещей. Они неторопливо ехали на юг, где вдали синели силуэты отрогов Кавказа. «Что случилось?» — спросили мы, и они охотно объяснили, что за ночь Терек прорвал дамбу где-то ниже Грозного и они уходят от наводнения. На лицах их не было и тени беспокойства. Вода разливается по равнине медленнее, чем идет шагом лошадь. Если даже вода их нагонит, они успеют проехать по мелководью до спасительных гор. Но нам стало невесело. Там, где лошадь пройдет без труда, машина увязнет, а перспектива сидеть неделю на крыше кабины среди моря глубиной в человеческий рост нам отнюдь не улыбалась. Посоветовавшись, мы повернули назад — и вовремя. Речка глубиной по колено успела превратиться в широкую реку и ширилась на глазах. Мелкая вода плескалась во всех низинах, незаметных до этого простому глазу. Шофер дал газ и сделал огромный крюк, чтобы выбраться на шоссе. Когда мы переезжали мост обратно, нас предупредил мостовой сторож, что переправу вот-вот закроют, и поздравил с тем, что мы успели выбраться.
Впрочем, нам повезло дважды. Стало наконец понятно, почему древние географы называли «Каспийскими воротами» Дарьяльское ущелье, а не проход вдоль берега Каспийского моря около Дербента, и почему арабские полководцы для вторжений в Хазарию предпочитали трудный путь через горные перевалы, а не равнину дельты Терека и Сулака, лежащую между Дербентом и Хазарией {2}. В те времена, когда берега Терека и Сулака не были укреплены и эти мощные реки блуждали по равнине, опасность от наводнений была бесконечно большей, чем в наше относительно сухое время. Разливы были водным барьером, непроходимым для конницы. Можно перейти вброд реку, но нельзя двигаться по пояс в воде десятки километров. Люди и лошади устанут и будут валиться и тонуть даже в мелкой воде. Сами хазары для набегов на Дербент могли выбрать сухое время, и, как местные жители, они знали дороги, где вода была не страшна. Но чужеземцам форсировать разливы рек было не по силам, и они вторгались из Закавказья через горы, чтобы разграбить богатый город Семендер, преграждавший им путь в глубь страны {3}.
Но если так, то искать Семендер и окружавшие его хазарские поселения надо не ниже, а выше Кизляра, решили мы, повернули нашу машину к станице Гребенской, лежащей на окраине песчаных дюн, называемых здесь «бурунами», и возобновили поиски.
Буруны. Цепь песчаных гряд тянется вдоль автомобильного шоссе, соединяющего Кизляр с Грозным. Местами они отделены от шоссе сухой степью, а кое-где подходят к нему почти вплотную. Найдя такое место, мы, остановив машину, подошли к песчаной гряде и остановились в изумлении. Всюду среди сухой травы, окаймлявшей подножие бурунов, и на желтом песке склона лежали черепки лепной посуды. Их было нетрудно узнать: часть их была несомненно сарматского времени, часть очень походила на наши хазарские находки в дельте Волги.
Пользуясь хорошей дорогой, мы быстро объехали всю южную окраину бурунов до излучины Терека, западнее которой стоит город Грозный. При этом мы совершали планомерные вылазки через каждые 10–12 км. Мы нашли не только керамику, но и древние погребения в песках, раздутых нашим верным помощником — ветром. Ведь большая часть тяжелых предметов, оброненных или брошенных на поверхности, с течением времени проседала сквозь мелкий песок, и только ветер, обнажавший то там, то здесь суглинистую почву материка, помогал нам найти следы древней культуры.
Постепенно картина прояснилась. Поселения сарматского и хазарского времени располагались исключительно по южной окраине песков, а глубже попадалась только красная, тонкостенная ногайская керамика, оставленная кочевниками, пригонявшими свои стада с берегов Кумы на весенние пастбища. Но и ее было очень мало, потому что большую часть года эта раскаленная солнцем пустыня была безлюдна. Вставал вопрос; почему на окраине бурунов в первом тысячелетии н. э. было население более густое, чем даже сейчас? С чем это могло быть связано?
Представим себе климатические условия того времени, когда здесь жили оседлые хазары. Ведь это была эпоха повышенного увлажнения степей. Терек метался не только по правому берегу, но заливал те места, где ныне стоят казачьи станицы и хутора переселенцев с Украины. А если так, значит, хазарские поселки должны были располагаться выше уровня возможных наводнений. Вот почему мы находим их следы там, где теперь, в относительно засушливую эпоху, не имеет смысла строить дома. Итак, география подтверждает данные археологии, и они, обе вместе, позволяют историку восстановить картину прошлой эпохи — времени хазарского процветания.
Хазары жили в тех же местах, где ныне живут гребенские казаки, оседлое племя, говорящее на русском языке {4}. По легендам,
