Ознакомительная версия.
Литературная история куклы создавалась на фоне бурных споров о назначении женщины. Особенно остро такие споры разгорелись во второй половине XIX века, в период обсуждения женского вопроса и эмансипации женщины. Публицистические, педагогические, а с конца XIX века и психологические издания писали о воспитании женщин и роли кукол в жизни девочек. Кто только не высказывался по поводу кукол и женского воспитания! Объем текстов, посвященных этим вопросам, намного превышает объем литературных историй, но не превосходит их в значимости. Те, кто играл в куклы, читал детские книги, а не публицистические комментарии к кукольной игре.
Этот очевидный факт послужил поводом для пристального прочтения кукольных историй. В отличие от «взрослой» публицистики и мемуаристики «детские» тексты оказались вне поля зрения отечественных исследователей. Между тем «записки куклы» – один из самых репрезентативных форматов в чтении «маленьких женщин» XIX – начала XX века. Русским читательницам из образованных сословий не представляло труда познакомиться с «записками» на французском, немецком или английском языках. Однако русские издания кукольных «записок» вносили национальный дискурс в отечественную гендерную культуру. Ее изучению посвящены современные работы российских и зарубежных исследователей[26]. Истории женских текстов (дневников и меморатов) не обходятся без упоминаний о куклах, которыми забавлялись или от которых отказывались мемуаристки в детстве. Кукольная игра рассматривается исследователями как одно из средств гендерной дрессуры, назначение которой – подготовить девочку к вхождению в мир взрослых женщин. Этой же цели служат прочитанные в детстве кукольные истории. Но детская игра не сводится к дрессуре, а детская книга к дидактике. В пространстве игры, как и в пространстве литературы, сосуществуют контроль и произвол, норма и отказ от нее.
В предлагаемом читателю исследовании речь идет о литературной репрезентации мира «маленьких женщин» и их кукол. Оно основано на материале историй про кукол, опубликованных в России в конце XVIII – начале XX века. Некоторые из изданий, размещавших на своих страницах такие истории, посвящены утилитарно-житейским темам (шитье и рукоделие, культура одежды и культура тела, модное воспитание), другие – благотворительным практикам, третьи – собственно игровому досугу детей. Наиболее полно регистр девичьих тем представлен в «записках куклы». Это название не следует воспринимать как обозначение только конкретного произведения или одиночного издания. Речь идет о целом корпусе отечественных и переводных текстов, изданных в форме «записок», «дневников» и «переписок» кукол. К ним примыкает разнообразная беллетристическая литература, посвященная игре с куклой, а также издания практического характера (будь то «поваренная книга кукол» или странички рукоделия в журналах для девочек). Тематика кукольных изданий определила принцип отбора материала и его деления на главы.
В кукольных «записках», как и во всей литературе для девиц, велика роль предметного мира. Утилитарному в них придается статус судьбоносного и духовно значимого (цвет наряда свидетельствует о нравственных наклонностях девочки, а вырез на платье определяет ее будущую судьбу). Говорящими являются детали одежды куклы, форма тела и выражение ее лица. Опыт культурологического изучения одежно-вещевой семантики в контексте русской литературы XIX века оказался успешным[27], однако на этом фоне материально-предметный мир детской и нравоучительной литературы остается terra incognita. Исследование предметно-вещевого мира кукольных историй – новый опыт в этой области.
При изучении текстов для детского чтения нельзя обойти проблему их рецепции. О восприятии текстов, предназначенных для детского чтения, мы знаем еще меньше, чем о куклах и детских модах. Этика патернализма, которой придерживались детские писатели XIX века, не позволяла им вступать в литературные дискуссии. Молчат и мемуаристки, ограничиваясь упоминанием отдельных изданий: чтение детской беллетристики считалось малозначительным фактом, недостойным упоминания в биографии. В действительности значение книжной нравственности для формирования поведенческих практик и жизненных стратегий женщин-читательниц было очень велико. Прочитанное в детстве влияло на выбор чтения дочерям и внучкам. Некоторые из дам, помня свои читательские впечатления, сами брались за перо, чтобы написать продолжения полюбившихся в детстве книг. Таким образом, истории про кукол проходили через всю женскую жизнь, и это немаловажный факт гендерной биографии.
Обилие переводных изданий кукольных «записок» не должно смущать тех, кто интересуется преимущественно историей отечественной куклы и ее репрезентацией в русских книгах. Корпус переводных текстов для детского чтения получил многолетнюю прописку в русских семьях из образованных сословий. Переводы и пересказы кукольных историй свидетельствуют о важности предметов и понятий, которые принесла с собой модная кукла в русский быт и досуговую культуру XIX – начала XX века. Нарочитое подчеркивание иноземной природы куклы, ее чуждости русской жизни – не более чем полемический прием, к которому часто прибегали современники, но который не должен вводить в заблуждение исследователей.
Последнее издание «записок куклы» вышло в 1920-е годы, после чего фарфоровая кукла лишилась своего статуса в советской литературе для детей. Появились произведения о детях нового времени и новых игрушках, среди которых модной кукле не было места. Но вопреки идейным посылам, производственным практикам и жизненным реалиям продолжала жить мечта о дорогой, красивой и нарядно одетой кукле. О том, как эта детская мечта реализовывалась в реалиях советского быта и сталинской культуры (к ее элементам относится и детская книга), рассказывается в последнем разделе книги.
Кукла в роли сочинительницы
Автором первых «кукольных записок» была французская писательница Луиза Ольней (Louise d’Aulnay, 1810–1891), писавшая под псевдонимом Юлия Гуро (Julie Gouraud). Ее книга «Мемуары куклы» («Mémoires d’une poupée») вышла во Франции в 1839 году[28]. «Мемуары куклы» стали таким же типовым французским «изделием», как и сама фарфоровая кукла: их переводили, им подражали, их переделывали. В Германии были изданы «Мемуары берлинской куклы», а в Англии «Мемуары куклы», написанные от лица куклы-англичанки[29]. Успехом пользовались кукольные «записки» и в России: в 1841 году в Петербурге вышло первое русское издание «записок» («Памятные записки куклы. Повести для маленьких девушек, взятые с французского В.К. Сомогоровым»), пять лет спустя появился новый перевод книги (Записки куклы / Пер. с фр. К.Е. Ольского. СПб., 1846). Через четверть века наблюдался всплеск переизданий «записок» (Записки петербургской куклы. СПб., 1872 (два издания); История одной куклы. М., 1878; Андреевская В. Записки куклы. СПб., 1898; она же. Кукла Милочка и ее подруги. СПб., 1911; Булгакова Е. Из дневника куклы. М., 1908), завершившийся изданием кукольных «мемуаров» в 1920-е годы.
Публикуя «записки», русские издатели не считали нужным упоминать имя французской сочинительницы. В результате мистификации авторства французская кукла и писательница-француженка стали для русского читателя словно одним лицом. Похожую мистификацию разыгрывали английские и немецкие издатели, помещая в своих книгах два предисловия: одно от лица издателя, а другое – от лица самой куклы (и опять же без упоминания имени создательницы). Подобная форма повествования не потеряла занимательности и тогда, когда юные читатели «записок» выросли и захотели перечитать их своим детям (об этом свидетельствовали новые издания «записок»)[30].
Привязанность сюжета «записок» к условиям французского быта и традициям воспитания не помешала популярности книг Л. Ольней за пределами Франции. В быту и светской жизни русские дворяне ориентировались на европейские образцы. Схожими в приличном обществе были требования этикета и поведения, а также нормы гендерного воспитания[31]. Общеевропейским типажам следовали также производители кукол, да и сама игрушка была интернациональным созданием – фарфоровые головки изготавливались в одной стране, образцы модной одежды заимствовались из другой, а обшивали игрушку в третьей.
Первыми читательницами «записок куклы» были дети из обеспеченных слоев французского общества (из семей аристократов, богатых негоциантов и крупных чиновников). Обладание дорогой игрушкой служило в этой среде маркером материального достатка и социального статуса. Дети 6–12 лет – в этих возрастных границах девочке прилично играть в куклы – встречались на детских балах, именинах и праздниках, куда приходили со своими игрушками. Ограничения, которые накладывал на девочек пол и возраст, искупались свободой общения в кругу ровесниц, единством интересов, игр и книг. Взрослые поощряли такое поведение. Традиции детского сообщества были особенно развиты во Франции. Совместная игра детей ценилась так же высоко, как беседа между взрослыми людьми, поскольку в процессе игры девочки набирались светского опыта и закрепляли социальные контакты. «Маленькому женскому обществу», как оно именовалось в «записках куклы», и предназначала Л. Ольней свое издание («маленьким мужчинам» она посвятила другие книги, оказавшиеся менее востребованными).
Ознакомительная версия.
