Американский сатирик показывает, сколь курьезна мысль о том, будто вся эволюция подчинена единственной цели — создать мир человека. «И вот во всем своем непререкаемом величии и красе в мир явился птеродактиль, и вся Природа поняла, что кайнозойский порог остался позади и начинается новая эра, новая стадия подготовки земного шара для человека. Возможно, птеродактиль воображал, будто эти тридцать миллионов лет были потрачены на то, чтобы подготовить его — ведь он птеродактиль способен вообразить любую глупость; — но он ошибался.»[7]
Эволюция живого вовсе не завершилась появлением человека. Изучение его биологической природы помогает изжить отвлеченные, благодушные предрассудки. Подобно тому, как трезвое проницательное продумывание человеческой истории избавляет ученых от телеологических мифов, от неблагоразумной веры в предзаданность исторического процесса, допущение возможных эволюционных промахов по отношению к сыну природы способствует изжитию вековых представлений о «венце творения». Действительно, никто не гарантировал человеку абсолютного совершенства, немыслимой гармонии. Встать на такую точку зрения — это значит слиться с мифом о божественном замысле.
Эволюция живого на человеке не остановилась. Уже после воцарения властелина природы возникли и другие биологические виды. Кроме того, эволюция содержит массу примеров, когда многие животные и растения окончательно исчезли, хотя и казались вершиной биологического творчества: Вымерли, например, мастодонты, мамонты и другие высшие млекопитающие. Девственные леса Европы были населены обезьянами, останки которых находят в геологических отложениях. Эти животные имели сложную организацию, но не смогли приспособиться к меняющимся климатическим и биологическим условиям. В то же время тараканы и скорпионы оказались неизмеримо более живучими.
На каждый существующий вид в природе приходятся сотни вымерших. Природа то и дело выбрасывает в мусорную корзину неудавшиеся проекты, многократно повторяя удавшиеся. Именно поэтому представление о том, что все живое на Земле рождено для человека, что эволюция все подчинила рождению сына Адама, бессмысленно с точки зрения реального развития живой материи.
Еще в прошлом веке видный представитель так называемой философии жизни Фридрих Ницше утверждал, что человек вовсе не является биологическим совершенством. Он писал: «…я отдернул завесу, обнажив испорченность человека».[8] По мнению Ницше, человек — это «еще не установившееся животное», «нечто несостоявшееся», биологически ущербное создание, которое «не должно размножаться». Эти общие догадки стали основой для последующих выводов нового течения — философской антропологии.
В 20-х годах нашего столетия в Германии сложилась весьма интересная философская школа. Ее представители — Макс Шелер, Хельмут Плесснер и другие — пытались собрать и подвергнуть разносторонней экспертизе всевозможные сведения о человеке, полученные естественными науками. Философские антропологи поставили и вопрос об особенности человека как биологического существа. Действительно ли человек воплотил в себе совершенство природного замысла?
Выводы философских антропологов, как мы знаем сегодня, были неожиданными и во многом парадоксальными. Освоив огромный эмпирический материал, исследователи натолкнулись на сногсшибательный вывод: человек вообще плохо укоренен в природе. Ф.Ницше полагал, что среди людей, как и среди всяких других зоологических видов, много неудачных, больных, выродившихся, дряхлых, крайне страдающих. Но человек, в отличие от других видов, сам по себе вырожденец. Философские антропологи подтвердили: многие биологические признаки человека точно такие же, как и у животных. Но есть и множество совершенно ненужных деталей.
Согласно философским антропологам, человек вовсе не является венцом творения, уникальным совершенством. Напротив, они расценивали человека как биологически ущербное существо. А. Гелен, в частности, утверждал, что человек не способен жить по готовым природным трафаретам. Разумеется, такая постановка вопроса позволяет говорить об исключительности человека как живого существа, однако в ключе сугубо негативном. Уникальность биологической сущности сына Природы отождествляется в данном случае с известной убогостью, природным несовершенством.
Мы знаем, что в человеке заложены две программы — инстинктуальная и социально-культурная. По своей телесной организации и физиологическим функциям человек принадлежит к животному миру. Существование животных направляется инстинктами — наследственными структурами. Животное не способно выйти за пределы инстинктов, предписанных поведенческими моделями. Но человек во многом утратил свою природную изначальность. Социальность, культурные стандарты в противовес инстинктам диктуют ему иные правила поведения. Две программы, точно демоны, растаскивают человека в разные стороны.
Существование животного характеризуется гармонией между ним и Природой. Это, естественно, не исключает того, что природные условия могут угрожать животному и принуждать его ожесточенно бороться за свое выживание. Но животное самой Природой наделено способностями, которые помогают ему выжить в условиях, которым оно противопоставлено, точно так же, как семя растения «оснащено» для того, чтобы выжить, приспосабливаясь к условиям почвы, климата…
Наблюдая за перекрестным опылением, бельгийский писатель Морис Метерлинк пришел к убеждению, что насекомые наделены разумом, который в чем-то схож с человеческим. Дух, как он полагал, разлит повсюду, во всей Вселенной. Он, по его словам, «оживляет все сущее…».
Действительно, гармонические явления довольно часто обнаруживаются в природе. Некоторые исследователи подчеркивают, что супружеская. верность встречается у птиц чаще и полнее, чем у человека или млекопитающих. Особи животных способны на самоотверженность, на беспредельную преданность. Живая тварь не способна на самоубийство, как это присуще мыслящему созданию. Некоторые ученые усмотрели в данных фактах свидетельство всепроникающей мощи инстинкта.
Однако многие факты говорят и об обратном. Инстинкт в известной мере слеп, он вовсе не направлен к благу неукоснительно. Известны примеры, когда он обусловливает явную неполноту приспособления живого существа к его бытию. Когда, скажем, самка поедает самца, рассуждать о «разумности» инстинкта можно уже с явной долей сомнения.
Еще до того, как человек появился на Земле, некоторые существа чувствовали себя прекрасно, хорошо были приспособлены для земной жизни. Но были и «несчастные» организмы, «крайне неудачные», инстинкты которых не только мешали им жить, но даже приводили их к гибели. «Если бы существа эти могли рассуждать, — писал русский ученый И. И. Мечников, — и сообщать нам свои впечатления, то очевидно, что хорошо приспособленные как орхидеи и роющие осы, стали бы на сторону оптимистов. Они объяснили бы, что мир устроен совершенным образом, и для достижения полнейшего счастья и удовлетворения следует повиноваться своим естественным инстинктам. Существа же дисгармоничные, дурно приспособленные к жизненным условиям, обнаружили бы явно пессимистические взгляды. Так было бы с божьей коровкой, влекомой голодом и вкусом к меду и безуспешно добивающейся его в цветках, или с насекомыми, направляемыми инстинктом к огню, обжигающими крылья и становящимися неспособными к дальнейшему существованию; очевидно, они объявили бы, что мир устроен отвратительно и что лучше бы ему вовсе не существовать».[9]
Идея о том, что человек плохо оснащен инстинктами, что формы его поведения мучительно произвольны, имела огромное впечатление на теоретическую мысль. Философские антропологи обратили внимание на известную «недостаточность» человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы. Например, А. Гелен полагал, что животно-биологическая организация человека содержит в себе определенную «невосполненность». Однако тот же Гелен был далек от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции. Напротив, он утверждал, что человек не способен жить по готовым стандартам природы.
Исследования, начатые философскими антропологами, были продолжены. Ученые стремились объяснить, почему историю человеческого вида сопровождает безумие. Они подчеркивали, что эволюция похожа на лабиринт с множеством тупиков, и нет ничего удивительного и невероятного в допущении, что природная оснастка человека, как бы она ни превосходила экипировку других биологических видов, тем не менее содержит какую-то ошибку, какой-то просчет в конструкции, предрасполагающий человека к самоуничтожению.
В современной литературе эти взгляды наиболее последовательно изложены в книге английского философа Артура Кестлера «Призрак в машине». Автор показывает, что, согласно доктрине неодарвинизма, эволюция, ведущая от комочка слизи к человеку, совершается благодаря естественному отбору из общего множества мутаций (спонтанных изменений в молекулярной структуре генов), тех, которые полезны для выживания. Единственным оппонентом классического дарвинизма и неодарвинизма выступает ламаркизм, который вылился сейчас в учение о наследовании приобретенных признаков.
