— Следовательно, вы исключаете ее инициативу в выборе маршрута?
— Абсолютно.
— Хорошо, — кивнул Штольц, — лично вы, обер-лейтенант, довольны своей службой?
— Так точно, — ответил Гардекопф, поднимаясь с кресла.
— Сидите. А что вы можете сказать о своем командире гауптмане Миллер?
— Миллер — требовательный офицер, служить под ее командованием нелегко, но весь наш небольшой состав никого другого не желал бы. Несмотря на то что она не разрешает выпить и одной лишней рюмки, она справедлива и заботится о своих подчиненных. Прикомандированные к нам от СД говорили, что такого знающего, справедливого и бесстрашного командира, каким является фрау гауптман, встретишь нечасто.
— Отзывы о Миллер неплохие, а любовника она себе не завела? — продолжал выспрашивать Штольц.
— Ничего подобного никто из нас не замечал. Она была очень дружна со штурмбанфюрером Крегером, заместителем начальника СД, но, мне кажется, их связывало что-то другое. Ходили разговоры, что они вместе выполняли какое-то задание. После гибели Крегера ни с кем, кроме своих подчиненных, не встречалась.
— Чем бы вы хотели заняться, пока Миллер будет находиться в госпитале? Вернетесь к своим обязанностям в России или возьмете небольшой отпуск?
— Я хотел бы попросить отпуск до ее выздоровления. Три года я не был в отпуске и не просил бы его сейчас, если бы не ранение фрау Миллер. Мои подчиненные справятся с поставленной перед ними задачей.
— Хорошо. Оформляйте отпуск. Мне нравится ваша преданность своему командиру. Если появится необходимость, я вас отзову. О самочувствии Миллер докладывайте мне. Вы свободны.
В приемной Гардекопф подошел к дежурному офицеру.
— Привет, Вилли.
— Хайль, господин обер-лейтенант.
— Ты не знаешь, в какой госпиталь определили Миллер?
— В госпиталь для старших офицеров, он находится на Вильгельмштрассе.
Встречный ветер распахивал полы шинели, обдавал мелким снегом. Обер-лейтенант шел, слегка наклонясь вперед, глубоко вдыхая воздух. Он был доволен разговором со штандартенфюрером, но его волновало состояние Эльзы. Гардекопф знал, что Миллер находится на привилегированном положении в управлении. Ей доверяли. Но тогда почему к ней приставили сиделку, в функции которой входило фиксировать каждое слово, произнесенное гауптманом в бреду? Неужели Штольц подозревает Миллер в чем-то? Но в чем? В гибели оберста генерального штаба она не виновата. Гардекопф в этом уверен, хотя Штольц может думать иначе… Если бы данная ситуация сложилась у любого другого сотрудника абвера, Гардекопф не удивился бы. Слежка друг за другом, проверки, доносы считались обычными вещами, по фрау Миллер тщательно проверена, в противном случае ей не поручили бы то, чем она занималась в России. Судьба Гардекопфа зависит от того, как твердо будет стоять на ногах Миллер после выздоровления.
«Нет, — решил он, — фрау Миллер ни в чем не виновата, и надо попытаться отвести от нее любые подозрения». Гардекопф остановился, закурил, несколько минут постоял, раздумывая, потом резко повернулся и быстро зашагал к госпиталю для старших офицеров.
Минут через двадцать он остановился у старинных ворот, за которыми виднелось пятиэтажное здание госпиталя. Ворота были закрыты, он постучал в окно привратницкой. Спустя несколько секунд в привратницкой зажегся свет, открылась дверь и на пороге появился заспанный пожилой солдат вермахта, в наброшенной на узкие плечи шинели.
— Чем могу быть полезен господину обер-лейтенанту?
— Недавно в госпиталь привезли раненую женщину. Тебе известно это?
— Так точно.
— Где ее поместили?
— Об этом надо спросить у дежурного врача. Вас провести к нему?
— Да, пожалуйста.
Солдат пропустил Гардекопфа через привратницкую, запер на ключ дверь и повел его по темной аллее к приемному покою. Седой майор медицинской службы (Гардекопф определил его воинское звание по шинели, висевшей на вешалке) сидел за столом в белом халате и что-то писал в толстой тетради.
— Вы ко мне?
— Да, — ответил Гардекопф, вплотную подходя к столу.
— Часа два назад в госпиталь привезли раненую женщину. Она жива?
— Вы имеете в виду гауптмана Миллер?
— Да.
— Жива. Она находится в отдельной палате в хирургическом отделении.
— Как ее самочувствие?
— Очень слаба. Потеряла много крови, ранение для жизни не опасное, по пролежит у нас долго. После серии уколов пришла в сознание, сейчас спит. Если желаете увидеть ее, я провожу вас в палату, там сейчас дежурит ваш сотрудник.
— Я знаю.
Врач молча вышел из-за стола и повел Гардекопфа в хирургическое отделение, расположенное на втором этаже. У палаты, на двери которой стоял номер 21. майор медицинской службы остановился:
— Подождите меня здесь, я принесу вам халат. Чемодан оставьте в коридоре.
— Какой чемодан? Ах, да…
Гардекопф только сейчас сообразил, что у него в руке чемодан с вещами. Он поставил его у стены и стал ждать врача.
Лейтенант Штунд, находившаяся в палате Миллер, услышала шаги и выглянула в коридор. Она видела Гардекопфа на аэродроме в автомобиле Штольца и решила, что он пришел по его приказанию. Тихо прикрыла за собой дверь.
— Господин обер-лейтенант, Миллер спит. Заходите в палату. Я отлучусь на несколько минут. Вы не возражаете?
— Не возражаю. И попрошу, пока я буду там, не входить. Поняли меня?
— Поняла. Я буду ждать вас в коридоре.
Подошел врач и подал Гардекопфу белый халат. Тот накинул его на плечи и тихо отворил дверь в палату, где лежала Эльза. Осторожно подошел к кровати. Эльза не спала, она внимательно смотрела на Гардекопфа. Он улыбнулся во весь рот. Левой рукой он сжимал несходившийся на груди халат, а правой стягивал с головы фуражку. Вид у него был очень смешной, Эльза слабо улыбнулась.
— Вы, Гардекопф? — чуть слышно спросила она. — Я, я, вместе с вами прилетел в Берлин.
— Мы в Берлине?
— Да. Вам повезло, оберст генерального штаба погиб, оберштурмбанфюрер Гейнц застрелился.
Обер-лейтенант спешил сообщить ей эти новости, боясь, что другого такого удобного случая не представится. А то, что эта информация нужна Миллер, он нисколько не сомневался. Если ее в чем-то подозревают, то зная, что свидетелей нет в живых, она сумеет оправдаться.
Миллер поняла, о чем думал Гардекопф, сообщая ей эту новость.
— Спасибо, Вольдемар… — Она впервые назвала его по имени.
Гардекопф и не догадывался, что она помнит его имя. Эльза помолчала с минуту, потом добавила:
— …что вы не оставили меня одну. Приходите.
— Я буду здесь постоянно. Быстрее поправляйтесь.
— Спасибо. Постараюсь… Вас зовут, — она глазами указала на дверь.
Он повернулся и увидел врача, приоткрывшего дверь.
— До свидания, фрау гауптман.
— До свидания.
В коридоре Гардекопф спросил у расстроенного врача.
— Что случилось?
— Ей нельзя разговаривать. Если ей станет хуже, мне голову снесут. Я думал, она спит и разрешил вам взглянуть на нее, а вы стали с ней беседовать. Где эта дура, ваша сотрудница?
— Сейчас подойдет. Извините, доктор, я не меньше вас переживаю за состояние здоровья фрау гауптман.
— У вас это от избытка эмоций, а мне приказано глаз с нее не спускать. Я предупрежден…
— Очень хорошо, — перебил врача Гардекопф. — Теперь я буду спокоен за здоровье Миллер. Такой специалист, как вы, сумеет ее выходить, — неумело попытался загладить свою вину лестью Гардекопф.
В коридоре показалась лейтенант Штунд. Гардекопф небрежно кивнул ей, давая понять, что его визит закончен. Женщина, ничего не спрашивая, скрылась в палате Миллер.
Прошло две недели. Миллер медленно выздоравливала, набиралась сил. И все было бы нормально, если б не сильные головные боли, которые донимали ее иногда по вечерам. Профессор, лечивший Эльзу, успокаивал ее:
— Фрау гауптман, головные боли — временное явление. При сотрясениях мозга они всегда сопутствуют течению болезни. Дней через десять вы забудете об этих неприятных часах.
После слов профессора ей становилось легче. Больше всего Эльза боялась, что после ранения она по состоянию здоровья не сможет заниматься разведывательной деятельностью. Это волновало ее настолько, что, возможно, в какой-то мере было причиной головных болей.
Гардекопф каждый день приходил в госпиталь. Только ему известными путями он добывал для Миллер настоящее сливочное масло, итальянскую колбасу, яблоки, цитрусовые. Задерживался он в палате ненадолго, но по полдня ходил с кем-нибудь из выздоравливающих во дворе госпиталя. Кроме него к Миллер никого не пропускали, даже ее родственников Нейсов.
Как-то во время обхода профессор сообщил, что во второй половине дня приедет Штольц. То, что ей разрешили свидание с начальством, свидетельствовало о том, что она поправляется. Чувствовать, что выздоравливаешь, очень приятно, особенно если время болезни имеет для тебя большое значение.
