Фриц присвистнул от удивления.
— Если Гиммлер сейчас сумел выкроить время, чтобы принять вас, то задание предстоит очень серьезное.
— Похоже, что так. А потому надо срочно связаться с Центром.
— Да. Времени у нас очень мало, — забеспокоился связник.
— Нам необходимо встретиться завтра утром, до того как я побываю в управлении. Боюсь, что после встречи с Гиммлером за мной будет установлена слежка.
Фриц закурил, попросил появившегося официанта принести что-нибудь на ужин, затем тихо, почти шепотом, заговорил:
— Самый лучший вариант — встреча в парикмахерской «Драгун».
— Опасно, — покачала головой Эльза. — Если за мной установят слежку с утра, тот, кто будет вести наблюдение, обязательно зайдет в парикмахерскую. Увидев нас вдвоем, тотчас сообщит Штольцу. Рисковать нам сейчас не следует.
Миллер на миг задумалась, потом сказала:
— Давайте договоримся так: вы зайдете утром к Шальцу и передадите ему на словах все для меня.
— Хорошо, Эльза, — согласился Фриц. — Не будем задерживаться. Я подвезу вас в пансион.
— Это очень кстати, — обрадовалась Миллер. — Штольц может позвонить, чтобы убедиться в том, что я у себя.
Они вышли из кафе, сели в старенький БМВ, на котором приехал Фриц. Не доезжая двух кварталов до пансиона, Эльза вышла из машины и дальше отправилась пешком. Они не сказали друг другу прощальных слов, просто пожали руки и расстались. Расстались, чтобы больше никогда не встретиться…
Миллер зашла в пансион. Администратор дремал, сидя на стуле и свесив голову на грудь. Он не заметил, откуда появилась Эльза: спустилась по лестнице или вошла с улицы. В то время, когда она выходила из пансиона, его в холле не было.
Миллер остановилась у стойки и весело сказала:
— Мне бы ваше здоровье, Ганс!
Администратор поднял голову:
— Прошу прощения, фрау оберштурмбанфюрер, задремал.
— А я никак не могу уснуть. В комнате одной скучно, вот я и решила спуститься к вам поговорить. Но вижу, вы устали, лучше я не буду вам мешать. Пойду попробую тоже уснуть.
— Спокойного сна, фрау оберштурмбанфюрер.
Эльза повернулась уходить, но в это время зазвонил телефон. Администратор поднял трубку.
— Дежурный по пансиону слушает… Повторите, плохо вас слышу.
Он помахал Эльзе рукой. Она поняла, что спрашивают ее. Приложив руку к щеке и наклонив голову, дала понять администратору, что уже спит.
Тот послушно проговорил в трубку:
— Оберштурмбанфюрер Миллер спит у себя в комнате.
Как только он положил трубку, Эльза поинтересовалась:
— Кто меня спрашивал?
— Оберфюрер Штольц.
— Спасибо, что выручили, иначе мне пришлось бы ехать на службу.
— Рад, что угодил вам, фрау оберштурмбанфюрер. Спокойной ночи!
Эльза проснулась рано. Сладко потянулась, зевнула, подумала о том, что у нее сегодня очень трудный и насыщенный день. Решила принять ванну. Пустила чуть теплую воду и несколько минут блаженствовала. После ванны докрасна растерлась жестким полотенцем, оделась и собралась идти в парикмахерскую «Драгун».
Сегодня впервые она шла на встречу с Шальцем в форме оберштурмбанфюрера СС. До 9.00 ей надо вернуться в пансион, так как оберфюрер Штольц обещал прислать автомобиль, чтобы вместе ехать к рейхсфюреру.
Неожиданно, остановившись у витрины магазина, она заметила хвост. За ней шел высокий худой мужчина в старом, поношенном пальто. Не доходя метров сто до парикмахерской, Эльза остановилась. Когда мужчина поравнялся с Миллер, она приказала:
— Стой! Документы!
Агент растерялся, видимо, он не ожидал такого поворота событий.
— Документы, — повторила Миллер, расстегивая кобуру пистолета.
Он торопливо отогнул ворот пальто и показал Эльзе жетон сотрудника службы безопасности.
— Я требую не жетон, а документы. Кто приказал тебе следить за мной?
— Оберфюрер Штольц, — покорно ответил агент.
— Я иду в парикмахерскую «Драгун». Жди меня у входа, потом вместе пойдем к оберфюреру.
— Слушаюсь, фрау оберштурмбанфюрер! — отчеканил тот, но как только Миллер скрылась за дверью парикмахерской, он убрался восвояси.
Эльза и Шальц уединились в отдельной комнате.
— Я слушаю вас, — нетерпеливо произнесла Миллер.
— Центр не может приказать вам лететь с грузом, но этот вариант желателен. Гиммлер не станет уделять столько внимания пустяковому заданию. Центр оставляет решение этого вопроса за вами. Если вы полетите с грузом, вот вам адрес. По прибытии отправите письмо, написанное специальными чернилами, по этому адресу. Обратный адрес — вымышленный. К вам направят связника. Он сам разыщет вас. Пароль для связи: «Вам привет от Радомира». Отзыв: «Рада, что не забыл меня».
Миллер внимательно выслушала указания Центра в сказала:
— Передайте: я вылетаю с грузом. Если в воздухе случится что-то непредвиденное, я застрелю пилота.
— Что может случиться в пути?
— Кто-то может сообщить кому-то, что самолет с таким-то грузом вылетел в таком-то направлении, — объяснила она, думая о своем.
— Понимаю.
— Ну а теперь — прощайте. Большой привет Фрицу. И скажите ему, чтобы он позаботился о моем сыне…
Фриц не смог выполнить просьбу Эльзы, он погиб за два дня до победного салюта. Закончилась война, прошли десятилетия, а Радомира до сих пор мучает вопрос: «Когда погиб Милован?..»
В курортных городах хорошо летом. С утра до вечера гуляют по улицам люди, веселые и беззаботные. И кажется, что теплые, солнечные дни слились в единый праздник.
Одно заставляет волноваться приезжих — это жилье… Гостиница, как правило, переполнена, частные квартиры заняты гостями и отдыхающими, приезжающими сюда по предварительной договоренности.
В такое время года командированным приходится туго. Но Морозову, инженеру-топографу, прибывшему в город по служебным делам, неожиданно повезло. В гостинице в центре города освободился номер на двоих. Лучшего и желать нельзя: солнечная сторона, буфет рядом в коридоре. И для работы, и для отдыха — хорошо.
Морозову и раньше приходилось бывать здесь. Он любил гулять широкими, утопающими в зелени улицами, нравилось ему сидеть на берегу реки, беседовать с отдыхающими. Нередко встречал знакомых, которые приезжали лечиться на курорт или просто отдыхать. Тогда он становился для них гидом. Вечера проходили в оживленных разговорах об истории и достопримечательностях города.
На этот раз Морозов, не спеша гуляя по городу, вышел на набережную реки. У моста трое босоногих мальчишек удили рыбу. Морозов остановился, дождался первой рыбешки, ловко выдернутой из воды, и неторопливо, довольный прогулкой, направился в гостиницу.
Поднявшись на второй этаж, он не обнаружил ключа от своего номера. Значит, в комнате кто-то поселился. Когда вошел в номер, высокий, широкоплечий блондин протянул ему руку и представился:
— Савицкий Степан Иванович, врач, через две недели уезжаю.
— Морозов Александр Иванович, инженер.
Поговорив о том, кто откуда приехал и чем занимается в городе, решили вместе поужинать в ресторане, находившемся на первом этаже. Затем снова поднялись в номер. Морозов принялся просматривать газеты, а Савицкий, достав книгу, вытащил оттуда фотографию, прислонил ее к телефонному аппарату на столике и лег на кровать.
Морозов оторвался от газет и внимательно посмотрел на снимок. На нем была молодая и очень красивая девушка лет двадцати. Светлые волосы, локонами спадающие на плечи, правильные черты лица, прямой взгляд больших серых глаз. Она словно не позировала фотографу, а приготовилась к серьезному и длительному разговору.
Лицо девушки показалось Александру Ивановичу знакомым. Он неотрывно смотрел на фотографию, пытаясь вспомнить, где ее видел.
— Простите за нескромный вопрос, — обратился он к Савицкому. — Кто эта девушка — ваша жена, родственница? Я спрашиваю потому, что ее лицо знакомо мне.
Савицкий поднял голову и тихо ответил:
— Это — моя мать. Встречаться вы с ней не могли, так как она погибла еще до войны.
Он замолчал. Видно, ему нелегко было говорить об этом.
— Где и когда это произошло, я не знаю, — продолжил он после паузы, — я был очень маленьким. Бабушка умерла в эвакуации, мне тогда было всего четыре года. Кроме этой фотографии и посмертного письма бабушки к лечившему ее врачу, у меня ничего не осталось. Я не знаю, кто мои родители. Мне ничего не известно о моих родственниках, я не уверен, что моя настоящая фамилия Савицкий.
Пораженный услышанным, Морозов отложил газету в сторону.
— Вот это история! — сказал он. — Вам надо искать родных, кто-то ведь остался в живых.
Морозов внимательно посмотрел на Савицкого: очень симпатичное лицо, открытое, сильное, а глаза печальные. Степан Иванович нахмурился и ответил:
