Через час Юрию Гавриловичу позвонила жена и спросила:
— Юра! Это правда, что вы получили гуманитарную помощь, а зарплату вам выдали валютой?
— Тамара! Какой хороший сон ты видела! — рассмеялся Бронников.
— Юрка! Это не сон! У меня весь стол завален деликатесами, а в руках баксы!
— Откуда взялись?
— Петухов принес! Сказал, что ты очень занят. Он не стал тебя беспокоить мелочами, сам доставил. И просил не говорить тебе, мол, пусть это останется тайной между нами. Я хоть и пообещала, но решила позвонить, сказать, что все принес Ваня…
— Ладно, Тамара, не беспокойся. Только вот домой приду, расскажу…
— Юр, а Коленька с Наташкой уже съели виноград. Теперь до персиков добрались. Неужели мне отобрать у них надо?
— Нет-нет! Только не это! — покраснел Бронников, представив лица внуков.
— А можно я им колбасу дам? Они такую еще не ели никогда.
— Конечно, Тамара! — Выступили капли пота на лбу Бронникова. Он боролся с самим собой, и внуки перевесили…
Юрий Гаврилович решил хоть сегодня вовремя уйти с работы. Но едва вышел за ворота, его окликнули. Он остановился и, к своему изумлению, увидел тех самых пятерых ребят, которые просились к нему на работу по альтернативе.
— Юрий Гаврилович! Мы снова к вам! — встал на пути самый рослый, разрисованный.
— У меня с вами разговор закончен. Я не возьму вас на работу в нашу больницу.
— Мы это поняли! — пискнуло сбоку.
— Но не согласились!
— Решили продолжить. Может, поймем друг друга? Нам иного хода нет!
— Ребята! Я внимательно выслушал вас совсем недавно. Вы нам не подходите. Если не сумели остаться в доме престарелых, даже в морге, что говорить о нашей больнице?
— А у вас все будет нормально!
— Ну да! Начнете моих спаивать! Они тоже умеют попросить и деньги сыщут. Зато последствия мне расхлебывать. Я-то знаю, какими они будут. Так что давайте прекратим разговор на эту тему.
— Мы бы и рады. Только что делать нам? Вот этого, Харитона, — указали пацаны на изрисованного, — никак нельзя в армию. У него одна бабка. Она совсем старая. Зато сама пацана вырастила. На остановке автобуса его бросили. Еще в пеленках. Все видели, много людей прошло мимо, никто не взял. А бабке жаль стало. Вот и принесла в корзине. Вместе с козой выкормили, вырастили. А когда Харитошка выучился, его от бабки отнимают. Почему тогда, маленьким, никто не подобрал, зато теперь государству понадобился! Если б тогда сдох, кто-нибудь вспомнил бы о нем? Бабуле ни копейки за пацана не давали. Никто! Смеялись над старухой, называли чокнутой. И теперь обидеть хотят. Сколько можно? Если вы не возьмете, заберут его в армию. Бабуля одна останется. Она плохо видит. Да и кто накормит ее?
— У нас санитары дежурят сутки через двое. С кем на этот день оставил бы? Да и получают у нас мало. Одному на такую получку не прожить, а уж с бабкой и тем более.
— А моя старушка пенсию получает. Она ж в войне участвовала. Все годы на чем-то экономили, но как-то жили!
— Харитон! Пойми меня верно! В нашей больнице взрослые, серьезные люди не всегда могут справиться. Вы покуда дети! Куда вам, неокрепшим, работать с душевнобольными? Такое и мужикам не под силу!
— Юрий Гаврилович! Да нам каждый день приходится так, что дурдом подарком покажется! — опустил кудлатую голову Эдик.
— Ты хоть имеешь представление, о чем говоришь? — усмехнулся Бронников.
— Еще бы! Даже очень хорошо! Вон меня отец из дома вышиб. Новую бабу привел. Какую, уже со счета сбился! За бутылкой послал, а деньги дать забыл. Укради — тюряга светит. Пустым вернись, измолотят. Вот и дыши где хочешь. Город большой, но почему нам в нем нет места? — спросил Эдик.
— Видно, потому, что козлов много завелось! Вон мы на свалку нарисовались, а нас там избили! Надавали по шеям и послали по хуям! Не велели возникать, обещались башки сорвать. Потому как мы голожопые. У бомжей своих таких хватает. Не помещает свалка всех бездомных, — проверещал пискляво-тщедушный, низкорослый Тихон.
— Тебе чего бояться? До армии лет десять в запасе. Вернись к своим, домой, — сказал Бронников и увидел ухмылки на лицах ребят. — Чего смеетесь?
— Давно отплакали!
— Так в чем дело?
— Да Тихону восемнадцать лет, а вы его за пацана приняли.
— Смеетесь! — не поверил Юрий Гаврилович.
— Вот этого — с макушкой. Все над ним хохочут. А пожалеть некому! — нахмурился Харитон.
— Он рахитом болел долго. Оттого не вырос, — сказал Эдик. И, глянув на Тихона, приобнял его: — Не горюй, Тишка! Вот когда цирк снова приедет к нам, уборщиками всех возьмут. Пусть платят мало, зато жрать от пуза будем снова. И с тобой не люди, обезьяны станут бананами делиться и жалеть тебя…
— А где же твои родители?
— Не знаю. В интернате до пенсии не держат. И об родителях не сказали. Может, я из лягушатника?
— Ага! Утопить кто-то помешал, — хихикнул Харитон.
Белобрысый молчун Захар, глянув на главврача, спросил:
— Можа, какое-то подсобное хозяйство у вас имеется? Мы всюду гожие!
— Ага! Целый морг в подсобье! Только мы там уже были, — напомнил Эдик.
— Захар! Ты тоже без семьи и родни? — спросил Юрий Гаврилович.
— Есть сеструха и кошка! Целых две бабы! Только вот толку ни от одной. Кошка совсем старая, а сестра глухонемая. Один я понимаю, чего она хочет. Ее никуда не взяли. Ни в больницу, ни на работу, и пенсии у нее нет. Сама за себя не скажет. Я неграмотный. Не знаю, куда идти и что сказать, да и кто слушать станет?
— А родители где?
— Сестра показала, что в железнодорожной аварии они погибли. Поезд с рельсов сошел. Сестра меня успела схватить и выскочила из вагона. Когда всех вытащили, родители были мертвыми. Сестра в тот день оглохла и онемела…
— У тебя есть жилье?
— Квартира! Даже очень большая. Только вот нет в ней ни тепла, ни света. Все у родителей осталось. С ними ушло.
— У нас один Федька счастливчик. У него отец и мать имеются. Нормальные чудаки. Дышали в городе, а потом смотались навсегда в деревню. И живут как два лопуха. Звали Федьку, тот не уломался.
— А почему? — спросил Бронников.
— У меня в деревне всю дыхалку заклинило! Весь распух! С глаз слезы, с носу — сопли. Мать поначалу ругалась, что я на солнце перегрелся, оказалось — аллергия! На всю деревню. Она так и не прошла до самого возвращения в город. Да и то: куда дальше оставаться, если глаза на лоб полезли от удушья?
— Выходит, и ты бездомный?
— Не-е, в деревне есть дом! — не соглашался Федя.
— То в деревне! А я о городе.
— Тут я вместе с пацанами! Чаще всего у Захара ночуем. Там никто не прогонит и не укажет.
— Сколько лет вы вместе?
— Давно! Лет десять корефаним.
— Больше!
— Вспомни, на реке увиделись!
— Так мы уже втроем были!
— Ладно! Чего мы спорим, мужики? — рассмеялся Юрий Гаврилович, заметив, как неуклюжий Харитон, отгородив от всех маленького Тихона, толкает тому в рот кусочки хлеба. Мальчишка глотал их, не жуя, как утенок, с жадной поспешностью. Харитон достал две сосиски, отдал их Тишке, тот, съев, прижался к Харитону слабым щенком и блаженно улыбался.
«Мало радости перепадает вам», — подумал главврач. Он оглядел ребят. Еще совсем недавно не знал их. А теперь сам удивлялся, как мог им отказать? Ведь вот и они ходят с горем под руку. Уже сколько лет. Неужели и дальше, и через всю жизнь?
— Эй! Мужики! Кто со мной? — повернул к больнице врач, и вся компания ринулась следом.
Вахтер, удивленный, вышел из будки.
— Пропустить всех? — спросил Бронникова.
— Непременно! Ты уж прости, Кузьма! Это настоящие мужики! Они с нами останутся работать и жить…
Показав ребятам душевую, определил их в бывшую подсобку, попросил Семку с Ромкой позаботиться о ребятах, накормить, проследить, чтобы помылись. И главное, не подпускать к ним больных.
Мальчишки, обгоняя друг друга, побежали в душевую. Они уже ожили, на их лицах цвели совсем юные улыбки. Им так хотелось верить, что все горести позади.
— Вот ведь и о еде забыли! — подметил Юрий Гаврилович. И тут же увидел Захара.
— Доктор! Глядите, там, в ведре, полбуханки хлеба! Можно мне взять? Сеструха уже два дня не жравши. Помрет, хоронить не на что…
— Бери, — кивнул согласно.
«А ведь не взял без разрешения, значит, совесть выше пуза держит», — отметил молча.
Захар вытащил хлеб, обтер его и, завернув в майку, побежал в комнату, отведенную для них, там живо сунул хлеб под подушку и, выскочив в коридор, помчался догонять своих.
Утром Бронников позвал Петухова, чтобы рассказать ему о ребятах. Иван Борисович вошел улыбаясь. Подал руку и спросил:
— Все ж дождались они вас?
— Другого выхода и впрямь не было.
— Я уже с ними поговорил. Объяснил, что к чему. Правила и требования втолковал. Все поняли. И результат готов! К семи утра все палаты и коридор чистые, ни единой соринки. Завтрак прошел спокойно. Мальчишки сделали все, как я велел.
