Огромные ледяные глыбы громоздятся одна на другую, образуя волшебные замки, искрящиеся на солнце воздушные арки, живописные заливы и бухты. Один за другим мелькают кадры, и зрители чувствуют, что аппарат уносит их к полюсу. Покрытые вечными снегами ледяные поля тянутся кругом насколько хватает глаз. Край вечного холода, вечного молчания.
На экране снова город, город совершенно иного типа. Одноэтажные сооружения. Крыши у них из толстого стекла, стены массивны, выложены из камня. Распахиваются двери одного из домов, и зрители видят подъемную машину. Вот она опускается, перед глазами один за другим мелькают этажи. Ага, значит, эти здания подземные!
Кочетов обращает внимание зрителей на прибитые всюду белые таблички: у умывальников, в столовых, в ванных комнатах — и переводит на табличках лишь два слова: «Берегите влагу!».
Забота о сохранении влаги стала на Марсе важнейшим делом и обязанностью каждого. Во всех школах и университетах главной была наука о влаге и способах ее сохранения. Большинство научных учреждений работало над разрешением этих же проблем. Разрабатывались способы химической очистки загрязненной воды, химические составы для гигиенических процедур, которые заменили бы обычные ванны, расходующие большое количество воды. Были разработаны многочисленные варианты обедов, завтраков и ужинов, не вызывающих жажды.
Но эти меры лишь отодвигали опасность, нависшую над марсианами.
Засуха наступала сурово и неумолимо. Населенная полоса у полярных океанов юга и севера делалась все уже и уже. И все чаще приходила людям неотступная мысль о том, что дальше так продолжаться не может, что необходимо избрать более действенный путь для сохранения жизни…
И вот на экране видны колоссальные залы Дворца Раздумья. Его ярусы заполняются людьми. Это — члены Единого Совета, лучшие и мудрейшие люди планеты. На возвышении установлен экран, около которого, занятый какими-то приготовлениями, движется человек. Видно, что люди собрались сюда для обсуждения очень важного и большого дела, что этот человек сейчас сообщит собравшимся о результатах продолжительных и настойчивых исследований.
Экран вспыхнул внутренним слабым светом, и все увидели ночное небо с бесчисленными мириадами мерцающих звезд. Одна из них понеслась навстречу залу, приблизилась, выросла.
Солнце…
Вокруг него одна за другой появились планеты. Меркурий, Венера, Земля… На Землю марсианин указал тонкой блестящей палочкой.
Как можно было догадаться, ученый докладывал о целесообразности и возможности переселения марсиан на эту планету. Он что-то говорил, показывая различные чертежи.
Новый цилиндрик, вставленный Кочетовым в аппарат, рассказал немногое.
Зрители увидели картины звездного неба, удаляющийся Марс, все увеличивающуюся в своих размерах Землю.
На экране шли кадры, показывающие место приземления и сам корабль, опустошивший огнем своих двигателей огромный район тайги. Значит, посланцы с далекой планеты ступали по этой долине, они были тут! Что же произошло дальше? Волшебный аппарат был нем.
Вековая тайга оказалась скупой: раскрыв людям одну тайну, она навсегда похоронила другую…
Александр Казанцев ВЗРЫВ{2}
Рассказ-гипотеза
Рис. В. Лодягина
Картина далекого детства навсегда осталась в моей памяти. Высокие холмы обрываются к воде, как будто срезанные гигантским ножом. Широкая река делает крутой поворот. Берега — дикие, каменистые, угрюмые. Сразу за ними — вековая тайга.
Наша лодка поднимается по Верхней Тунгуске, как здесь зовут Ангару. На перекатах только я да рулевой остаемся в лодке. Все остальные, в том числе и отец, тянут бечеву. Сейчас перекат позади, и все сидят на веслах. Я устроился на носу и чувствую себя капитаном. Это гребная галера. Мы отважные корсары и идем открывать новые земли за океаном. Эй, кто там на марсе? Что за остров на горизонте? Плавучий остров? Свистать всех наверх!
Плоты один за другим показываются из-за темной, закрывающей полнеба скалы. Слышится блеяние.
Капитану понятно все. Это проклятые рабовладельцы ограбили туземцев, погрузили на плавучий остров их скот, далеко в трюмы спрятали закованных в цепи невольников.
Я понимаю, что именно сейчас нас ждет благородный морской подвиг. Смелее, корсары, вперед!
Тихое-тихое утро. Небо безоблачно. Где-то далеко глухо урчит пройденный вчера перекат.
Я проклинаю всплески от наших весел. Ненавистные рабовладельцы ничего не должны заметить. Галера быстро приближается к плавучему острову. Ясно видны овцы и избушка на переднем плоту. Но я-то знаю, что это рубка рабовладельца-капитана. Вон он, бородатый, в синей рубахе, выходит и смотрит на небо. Потягивается, чешет спину, потом зевает и крестит рот.
Тише, гребцы! Мы должны подойти к противнику незаметно и сразу ринуться на абордаж. Где-то слева шуршит белка на лиственнице. Если он оглянется… Тихо-тихо. Еле слышны всплески от весел.
И вдруг страшный удар. Я втягиваю голову в плечи. Я плачу, я забыл о корсарах. Плотовщик от неожиданности падает на колени. Рот у него открыт. Овцы блеют, шарахаются к самой воде. И тут — второй удар, более страшный. В избушке порывисто открывается дверь, но никто не показывается из нее. Слева, за тайгой, что-то сверкает, споря с солнцем.
— Держись! — еле доносится до меня голос отца.
Воздух — густой, тяжелый — толчком обрушивается на меня. Я хватаюсь за борт, кричу. Мне вторит испуганное, исступленное блеяние овец.
Я вижу, как овцы одна за другой падают в воду, словно их кто-то гигантской ладонью сметает с плота. По реке идет высокий вал. Вижу, как переламывается пустой уже плот. Бревна его встают торчком. Нашу лодку подбрасывает, словно на перекате. Я захлебываюсь и ловлю ртом воздух. Разжимаются пальцы, и, весь мокрый, я скатываюсь на дно. Там вода и пахнет рыбой. И сразу становится тихо-тихо…
Далекое воспоминание, страница из детского дневника. Вот она, затрепанная коричневая тетрадка, помеченная 1908 годом. В этом году, тридцать восемь лет назад, в двухстах пятидесяти километрах от места, где сметены были в воду овцы с плотов, в тайгу упал страшный метеорит, о котором так много писали и рассказывали в Сибири.
Зачем понадобилась мне старая тетрадка? Почему завален мой стол статьями и книгами о тунгусском метеорите?
Полный полемического задора и дискуссионной злости, беру я лист бумаги. Да, я готов спорить!
Рассказ, пожалуй, лучше всего начать с того часа, когда утром з апреля 1945 года ко мне, в редакцию журнала, вошли два человека. Каждый из них положил на мой стол по объемистому конверту.
Тот, что поставил на пол большой чемодан, был гигантского роста. Он сильно сутулился; казалось, будто он что-то рассматривал на полу. У него были крупные, словно рубленые черты лица и сросшиеся лохматые брови, из-под которых мечтательно смотрели светло-голубые глаза.
Его спутник сидел на стуле прямо, не касаясь спинки. Он был строен, чуть узок в плечах. Роговые очки придавали его немного скуластому лицу выражение учености.
— В-в-вашему журналу, — начал гигант, заикаясь на букве «в», — несомненно интересен научный спор, который будет разрешен во время этнографической экспедиции Академии наук в район Подкаменной Тунгуски.
— Если научным спором можно назвать утверждение и отрицание бессмыслицы, — едко заметил человек в очках.
— Я просил бы в-в-вас, — свирепо обернулся к нему первый посетитель, — не прерывать меня. В-в-вот два конверта, — он уже говорил со мной, как бы не замечая своего противника, — здесь изложены две гипотезы по поводу странной этнографической загадки.
— Не познакомите ли вы меня с сутью спора? — попросил я.
— Знаете ли в-в-вы, что на севере Сибири, в-в-во-сточ-нее Енисея, живет народность эвенки? Люди нашего с вами возраста, — конечно, я не говорю о специалистах, — иногда неправильно именуют их тунгусами. Эвенки принадлежат к желтой расе и родственны манчжурам. Когда-то они были народом в-в-воинственных завоевателей, в-в-вторгшимся в Среднюю Азию. Однако они были в-в-вытеснены оттуда якутами и, отступив на север, укрылись в непроходимых сибирских лесах. Правда, и якутам пришлось уступить завоеванную ими цветущую страну более сильным завоевателям — монголам — и тоже уйти в сибирские леса и тундры, где они стали соседями эвенков…
— Сергей Антонович настолько любит этнографию, что никогда не упускает случая пропагандировать эту науку, — прервал второй посетитель. — Я позволю себе формулировать его мысль: ни эвенки, ни якуты не являются коренными жителями Сибири.
Он говорил подчеркнуто серьезно, но чуть опущенные уголки губ придавали его рту выражение едва уловимой насмешливости.
— И докажу! В-в-вот! Не угодно ли в-в-взглянуть?
