Ознакомительная версия.
Хотя все обстоит именно так, мы можем исключить этот ответ как единственное объяснение на основании исследования 2006 г., где рассматривались религиозные убеждения университетских преподавателей. Как и ученые, американские преподаватели более склонны к атеизму или агностике, нежели население в среднем (23 % против 7 % неверующих соответственно). Но при опросе преподавателей разных специальностей стало ясно, что наименее религиозны представители естественных наук. Если среди медиков доля атеистов и агностиков составляет всего лишь 6 %, то среди гуманитариев их 29 %, среди компьютерщиков и инженеров – 33 %, среди специалистов по общественным наукам – 39 %, а среди физиков и биологов вместе взятых – целых 52 %. Когда специализации разделили более точно, список наименее религиозных возглавили биологи и психологи: 61 % и тех и других оказались агностиками или атеистами. Таким образом, среди ученой братии с примерно равным – весьма высоким – уровнем образования специалисты по естественным наукам все равно чаще отвергают Бога. Можно предположить, что атеизм ученых не просто отражает их высокий уровень образования, но и каким-то образом присущ определенным научным дисциплинам.
Это оставляет два возможных объяснения атеизма ученых, причем оба связаны с наукой как таковой. Либо неверующие массово стремятся стать учеными, либо занятие наукой способствует отказу от религии. (Разумеется, правдой может быть и то и другое одновременно.) Примиренцы предпочитают первое объяснение, поскольку второе подразумевает, что наука ведет к атеизму, – точка зрения, с которой прогрессивные верующие никак не могут согласиться. Тем не менее можно привести два набора данных о том, что занятие наукой разъедает веру. Первый свидетельствует о том, что именитые ученые происходят из религиозных семей почти так же часто, как и не-ученые, но первые в итоге становятся гораздо менее религиозными. Но это, возможно, всего лишь означает, что в религиозных семьях вырастают неверующие люди, которые затем массово идут в науку.
Но есть и другие доказательства. Если посмотреть на американских ученых разных возрастов, то выяснится, что старшее поколение заметно менее религиозно. Это вроде бы позволяет предположить, что эрозия веры пропорциональна достижениям ученого, но есть и альтернативное объяснение: «групповой эффект». Может быть, старшее поколение родилось в менее религиозную эпоху и просто сохранило неверие своей юности. Но это представляется маловероятным, поскольку тенденция на самом деле обратная: религиозность американцев за последние 60 лет снизилась. Согласно «групповой гипотезе», старшее поколение должно быть более религиозно, а это не так.
Все это позволяет предположить, что недостаток религиозности – побочный эффект занятий наукой. И это, каким бы отвратительным оно ни казалось многим, на самом деле неудивительно. По крайней мере, у некоторых людей принятое в науке обыкновение требовать доказательств к любому утверждению, а также привычка все подвергать сомнению и задаваться самыми разными вопросами часто переносится и на другие аспекты жизни – включая и религиозную веру.
В главе 3 я попытаюсь доказать, что существование религиозных ученых не должно служить сильным аргументом в пользу совместимости науки и веры. Но не лицемерно ли в таком случае утверждать, что наличие ученых-атеистов доказывает несовместимость науки и веры? Мой ответ таков: религиозные ученые в некоторых отношениях напоминают тех многочисленных курильщиков, которые не болеют раком легких. Точно так же, как эти не страдающие от рака люди не обесценивают статистической взаимосвязи между курением и болезнью, так и существование религиозных ученых не опровергает антагонизма между наукой и верой. Просто верующие ученые умудряются разделить свое сознание надвое и уложить в голове два несовместимых мировоззрения.
В целом трудно избежать вывода, что сглаживание противоречий между наукой и религией представляет проблему и тревожит обе стороны (по большей части, сторону религиозную). Этот вывод основан на малочисленности религиозных ученых; нескончаемом потоке книг, продвигающих примиренчество при помощи противоречивых аргументов; постоянных заверениях научных организаций в том, что верующие могут принимать науку без ущерба для своей веры; и распространенности креационизма во многих странах.
За выходом книг Дрейпера и Уайта последовал период относительного затишья. Почему же вопрос о противоречиях науки и религии так остро встал вновь? Я вижу тому три причины: недавние успехи науки, вновь потеснившие притязания религии, расцвет Фонда Темплтона как крупного спонсора всевозможных примиренческих мероприятий и, наконец, появление Нового атеизма и его явная связь с наукой, в первую очередь с теорией эволюции.
«Происхождение видов» Дарвина стало самым серьезным ударом, который наука когда-либо нанесла религии. Но произошло это в 1859 г. На самом деле конфликт между религией и теорией эволюции всерьез разгорелся лишь в начале XX века, с подъемом в Америке религиозного фундаментализма. Организованное движение к креационизму началось около 1960 г. Чуть позже, после целой серии судебных процессов, запретивших его преподавание в государственных школах, креационизм надел на себя личину науки – сперва в виде нелепого «научного креационизма», утверждавшего, что все научные факты содержатся в Библии. Когда эта позиция потерпела поражение, креационизм обернулся «разумным замыслом», преподавание которого было запрещено судом в 2005 г. Неудача «разумного замысла», который представляет собой разбавленный донельзя креационизм, заставила тех, кто отвергает эволюцию, перейти к активной обороне и заняться поисками других способов борьбы с наукой. Как ни смешно, по мере того как доверие к креационистам падает, их голоса звучат все громче.
Напротив, теория эволюции идет от победы к победе по мере того, как новые данные из палеонтологической летописи, молекулярной биологии и биогеографии продолжают утверждать ее гегемонию как центрального организующего принципа биологии. Креационисты, ожидавшие от теории разумного замысла давно обещанных опровержений эволюции, разочарованы. Как я писал в своей предыдущей книге, «Несмотря на миллион возможностей ошибиться, теория эволюции всегда выходит правой. Это утверждение максимально близко к научной истине». А в настоящее время новая область науки – эволюционная психология, изучающая эволюционные корни человеческого поведения, – постепенно размывает представление об уникальности многих человеческих качеств, таких как мораль, которую прежде приписывали Богу. Как я буду говорить в главе 4, у наших эволюционных родичей мы наблюдаем образцы поведения, очень похожие на рудиментарную мораль. Это позволяет предположить, что многие из наших «нравственных» чувств вполне могли бы развиться в результате эволюции, тогда как остальные базируются на чисто светских соображениях.
Кроме того, недавние успехи нейробиологии, физики, космологии и психологии заменили некоторые сверхъестественные объяснения на натуралистические. Хотя наши познания о мозге по-прежнему отрывочны, мы начинаем понимать, что «сознание», приписывавшееся когда-то Богу, есть продукт распределенной мозговой деятельности, а не какое-то метафизическое «Я», сидящее у нас в голове. Сознанием можно манипулировать, его можно менять при помощи хирургических и химических средств. Становится ясно, что это явление – продукт мозговой деятельности. Понятие «свободы воли» – краеугольный камень многих религиозных течений – кажется чем дальше, тем более сомнительным, ведь ученые не только выясняют, какое влияние на поведение человека имеют гены и окружающая среда, но и демонстрируют, что некоторые «решения» можно предсказать по снимкам мозга за несколько секунд до того, как человек осознает, что принял их. Иными словами, представление о чистой «свободной воле» – идея о том, что в любой ситуации мы можем выбрать другую линию поведения, – блекнет и пропадает. Большинство ученых и философов сегодня придерживаются «детерминистских» взглядов, согласно которым генетическое наследие человека и история воздействия на него окружающей среды становятся единственными факторами, которые определяют принимаемые им решения. Это, разумеется, выбивает всякую опору из-под ног значительной части теологии, включая и доктрину спасения через свободный выбор Спасителя, и аргумент о том, что человеческие злодейства – нежелательный, но неизбежный побочный продукт свободы воли, дарованной нам Господом.
Что касается физики, мы начинаем понимать, как Вселенная могла возникнуть «из ничего». Да и вообще: наша Вселенная может оказаться лишь одной из множества вселенных с различными физическими законами. Такая космология превращает нас из объекта особого внимания Бога в простых везунчиков, вытащивших счастливый лотерейный билет, – в обитателей Вселенной, физические законы которой допускают эволюцию.
Ознакомительная версия.
