Ознакомительная версия.
Важным звеном в системе консисторского управления были благочинные и общеепархиальные съезды духовенства. Они возникли практически одновременно – около 1867 г. Предметом деятельности благочинных съездов являлись «обмен мыслей и опыта в области пастырского служения, изыскание мер к устранению недостатков в церковно-общественном строе жизни, выбор депутатов на епархиальные и окружные съезды, членов совета (благочиннического – A.M.), духовника, духовных следователей, цензоров проповедей, изыскание средств на открытие и расширение окружных библиотек, а также раскладка взносов на пособия вдовам и сиротам округов»[126]. Со временем «братское» обсуждение вопросов пастырской практики и проблем церковно-общественной жизни почти совершенно выпало из сферы компетенции благочинных съездов. Они потеряли самостоятельное значение, превратившись в подготовительную комиссию училищных съездов и выборное собрание[127]. Впрочем, даже выборы не гарантировали того, что должность благочинного займет известный и достойный священник. Как справедливо отмечал один автор, «скупость и скудость духовенства отбивают всякую охоту искать депутатства». И приводил в подтверждение своих слов такой пример: «Выборы депутатов в одном из уездов были уже закончены, когда в собрание явился запоздавший священник. Первый вопрос его был: а кто выбран? Называют. А какая сумма на содержание? – Пятнадцать, примером, рублей. – Я еду за пять, – предлагает опоздавший к выбору. И духовенство согласилось»[128]. При таких условиях, в депутаты, а затем в благочинные попадали далеко не лучшие представители приходского духовенства. Большим недостатком съездов была неопределенность при подсчете голосов присутствующих. В некоторых епархиях священники имели полный голос, дьяконы и псаломщики – половину и две трети, а исправляющие должность псаломщика – треть голоса, в других (Симбирской) дьяконы и псаломщики имели по полголоса, а в третьих – не имели его вообще[129].
Епархиальные съезды духовенства родились в результате либеральных реформ 1860-х гг. «В съездах почти из ничего создалось сильное учреждение потому, что в основе учреждения лежали истинно канонические начала «свободы и совещательной деятельности», – пишет архимандрит Михаил, – «Епископ правит по совету и через пресвитеров». Такова каноническая норма. По терминологии «апостольских постановлений», пресвитерство есть управляющий и судящий – только не в окончательной форме – «голос», стоящий необходимо вместе с последним «решением» епископа. В Русской Церкви мы не знаем «пресвитерского совета» как постоянного учреждения; однако и здесь сама необходимость создала орган, через который приняло участие в управлении епархией пресвитерство[130]. Речь идет о так называемых «собориках» – съездах священников в допетровской Руси, первоначально созывавшихся для «поучения от архиерея», а затем превратившиеся в совещания об епархиальных делах.
Первоначально задачей епархиальных съездов являлись выборы членов правления от духовенства в духовные училища и семинарии, а также изыскание средств для поддержки духовных школ. Однако заботой о школах съезды не ограничились. Мало-помалу они приобрели право обсуждать экономические вопросы и организовывать сословную взаимопомощь. Благодаря им возникли кассы взаимопомощи духовенства и эмеритальные. Съезды хлопотали о строительстве домов для священнослужителей. В помощь бедным духовного звания съездами были организованы общеепархиальные и окружные попечительства. В ведение съездов перешли приюты и богадельни для сирот священнослужителей[131]. Кроме того, они оказывали помощь в создании благочиннических и даже епархиальных библиотек. Так, например съезд духовенства Самарской епархии сессии 1895 г. (с 25 мая по 7 июня), состоявший из 43 депутатов (председателем был избран протоиерей Николай Ласточкин), образовал комиссии для рассмотрения следующих вопросов: 1) о ревизии Самарского епархиального свечного завода, 2) об осмотре дома, предлагаемого Советом епархиального женского училища приобрести в собственность, 3) об осмотре дома в Самаре для помещения епархиальной богадельни имени императора Александра III, 4) о проекте по устройству епархиальной типографии в Самаре, 5) о проверке отчётов о состоянии эмеритальной кассы духовенства и всех дел, касающихся этого учреждения[132].
Однако церковные и светские власти постепенно стали с опаской относиться к этой неожиданной сплоченности духовенства. Выборы депутатов и сам способ их совещаний показались им подозрительными. Поэтому был утвержден порядок назначения депутатов только из благочинных. Проведение съездов было поставлено под контроль епископа. В некоторых епархиях съезды собирались лишь раз в 3–5 лет. Часто случалось так, что архиерей запрещал обсуждать на съезде те вопросы, о которых можно было свободно высказываться при его предшественнике. В отдельных случаях архиерей мог отстранять законно избранного председателя съезда и назначать своего. Это особенно важно подчеркнуть, так как председатель являлся ключевой фигурой в работе съезда. Он не ограничивался только составлением повестки заседания или внесением того или иного вопроса на обсуждение, а нередко сам предрешал его, ставя депутатов в положение безмолвных статистов. Если, несмотря на это, депутаты все-таки пытались разобраться в существе дела и не склонны были поддерживать мнение председателя, тот прибегал к помощи своих сторонников, которые срывали ход заседания. Конечно, вышеописанное имело место не везде. Там более показательны свидетельства депутатов, которые признавались, что ехали на съезд за 300–400 верст, чтобы заниматься там совсем не тем, чем бы они желали[133]. При таких условиях съезды приходского духовенства далеко не всегда являлись действенным инструментом епархиальной власти.
Низшей административной единицей епархии являлся церковный приход во главе с причтом. Причт включал в себя священно- и церковнослужителей (иерей, дьякон, иподьякон, пономарь, чтец, дьячок и пр.)[134] Причты различались по количеству штата. Согласно церковному законодательству, «во всех епархиях, за исключением западных и закавказских, церковные причты в приходах менее 700 душ мужского пола, состоят из священника и псаломщика, а в приходах, имеющих более 700 душ – из священника, дьякона и псаломщика»[135]. Особо подчеркивалось, что «в городах, равно и в селах, при существовании особых местных средств к обеспечению духовенства, преосвященным предоставляется назначать дьяконов и при меньшем числе прихожан»[136]. Минимальным был штат из двух человек (священник и псаломщик), а максимальным – из семи. Еще большим по численности был причт кафедральных соборов. По штатам, утвержденным 27 декабря 1867 г., он состоял из протоиерея, ключаря, двух священников, протодьякона, двух дьяконов, двух иподьяконов и двух псаломщиков[137]. Нередко штаты бедных и малонаселенных приходов подвергались сокращению или перераспределению между соседними приходами. Одним из решительных шагов в этом направлении стал указ Св. Синода от 16 апреля 1869 года о сокращении приходов и причтов. Он немедленно вызвал стенания духовенства по всей стране. Исследователи отмечают, что эта мера была явно неудачной[138]. Средняя численность прихода по России увеличилась с 1600 до 2200 душ, а число служащего духовенства сократилось в 1,2 раза. Но одновременно уменьшились и пожертвования прихожан на содержание духовенства, реже стала оказываться ими помощь причту в обработке церковной земли[139].
Хозяйством каждой церкви и всем ее имуществом заведовал церковный староста, избираемый из числа прихожан. Статья 94 устава духовных консисторий гласила, что церковные старосты должны избираться к церквам, имеющим своего священника[140]. Но даже если такого священника не было, прихожане были вправе избрать церковного старосту. Тем самым прихожане до известной степени могли контролировать состояние церковного хозяйства и оказывать влияние на его развитие. Церковный староста утверждался епархиальным архиереем на три года, после чего мог быть сменен[141]. Должность церковного старосты по своему значению была сопоставима с выборными должностями городского управления. Поэтому, согласно законодательству, «церковного старосту не должно определять ни в какие другие по выборам должности»[142].
Таким образом, система епархиальной власти включала в себя несколько основных элементов: во-первых, епархиальное правление, состоящее из архиерея и членов духовной консистории, во-вторых, разветвленную сеть благочинных, ответственных в своих действиях перед епархиальным правлением, и, в-третьих, причты приходских церквей, избиравшие из своей среды депутатов епархиальных съездов и (до 1881 г.) благочинных с их помощниками. Структуру епархиального управления определял Устав духовных консисторий, введенный обер-прокурором Н.А. Протасовым в начале 1840-х годов. Именно к этому времени консисторская система окончательно сложилась в своих главных чертах и приобрела устойчивость, просуществовав без особых изменений до 1917 г. Все внутрицерковные преобразования в указанный период преследовали, в конечном счёте, одну цель – укрепление позиций церкви для более действенной поддержки самодержавия.
Ознакомительная версия.
