Яков Гилинский - Девиантность, преступность, социальный контроль в обществе постмодерна

Ознакомительная версия.

Аборт был запрещен (кроме как по медицинским показаниям) Уголовными кодексами РСФСР 1926 г. (ст. 140) и 1960 г. (ст. 116). В конце 1950-х – начале 1960-х годов я был на практической работе и не понас лышке знаю, сколько женщин погибло или было изувечено в результате криминальных абортов. Хорошо помню, как я присутствовал на судебно – медицинском вскрытии трупа молодой женщины, погибшей в результате аборта, а вокруг морга метался вдовец, оставшийся с двумя другими детьми на руках.

И в этом случае запрет – криминогенный фактор, порождающий криминальный подпольный рынок соответствующих медицинских (или знахарских) «услуг». Есть спрос (пусть вынужденный) – будут предложения.

Менее всего я хочу «оправдать» многие экономические, беловоротничковые (white – collar crime) преступления. Однако зарегулированность, чрезмерная деликтолизация и криминализация экономической деятельности лишь способствует бурному развитию теневой, полулегальной и криминальной экономики, о чем говорилось выше со ссылкой на соответствующую экономическую литературу.

Что касается коррупции, то она возникает, формируется и приобретает тотальный характер именно на основе бесчисленных запретов, обойти которые бывает жизненно необходимо (в здравоохранении, образовании, при решении жилищных и бытовых проблем), а возможно лишь с помощью взятки[69].

Затронутая тема имеет общемировое значение. О росте репрессивности сознания, «моральной паники» особенно среднего класса, пораженного «страхом перед преступностью» (С. Коэн), о растущем вмешательстве государства в экономику стран и негативных последствиях этого пишут многочисленные зарубежные исследователи[70]. Об этом же свидетельствует правоприменительная практика и пенитенциарная политика[71]. Но наиболее актуальна эта тема для стран с «пережитками» тоталитаризма, авторитаризма или с их проявлениями в реальной действительности. Не секрет, что к числу таких стран относится и современная Россия. Давнишняя российская традиция «тащить и не пущать», святая вера в могущество запрета и максимально жестких санкций за их нарушение – многовековая трагедия России, к сожалению поддерживаемая, а то и раздуваемая сегодняшней политической «элитой».

О неразвитости свободолюбия и толерантности в российском обществе (равно как и о некотором прогрессе в этом) свидетельствуют, в частности, результаты массовых опросов населения, проводимых Левада – центром: за ликвидацию или изоляцию от общества проституток выступало 60 % опрошенных в 1989 г. и 39 % в 2005 г.; аналогично предложили поступать с гомосексуалистами 63 % в 1989 г. и 48 % в 2005 г.; за ликвидацию или изоляцию наркоманов было 53 % всех опрошенных в 1989 г. и 48 % в 2005 г. Иная динамика отношения к членам религиозных сект: за их ликвидацию или изоляцию от общества было всего 10 % в 1989 г. и уже 54 % – в 2005 г.[72]. Сказалась активность РПЦ?

Свободолюбивый пафос настоящей статьи, разумеется, не исключает использование государством системы запретов, ограничений и санкций за их нарушения. Вся проблема в разумном, рациональном, умеренном их применении. Так, по мнению Всемирного Банка «высокий рейтинг в степени свободы предпринимательства не означает, что в стране отсутствует регулирование… Все страны, обладающие высоким рейтингом, регулируют экономическую деятельность, но делают это с меньшими затратами и возлагают меньшее бремя [на граждан]»[73]. Кстати, по данным различных источников на 2005 г., наименьшее бремя ограничений экономической свободы в Новой Зеландии, Сингапуре, Австралии, Гонконге, Китае и Великобритании. Россия занимает 79-е место из 155 стран. На последнем месте – Конго[74].

И последнее: понимание того, что запрет часто служит значимым криминогенным (девиантогенным) фактором, порождает многочисленные «теневые» последствия, расширяя поле коррупции, деятельности организованной и экономической преступности, призвано способствовать совершенствованию законотворческой и правоприменительной практики, а также целенаправленному формированию правосознания населения и воспитанию толерантности.

Правда, автор не столь наивен, чтобы верить в реализацию сказанного.

Проблема преступности со страниц профильных научных журналов давно перекочевала в СМИ. И тенденция эта не только российская. Тому есть, по меньшей мере, два объяснения. Во-первых, население все обостреннее воспринимает потенциальную криминальную угрозу (по С. Коэну – moral panic, fear of crime)[76]. Во-вторых, нет ничего более лакомого для СМИ, чем криминальные страшилки (жуткие сексуальные маньяки, страшные педофилы, судьба Деда Хасана и т. п.). Правда, народ всегда интересовался «Джеками – потрошителями» и «Кудеярами – атаманами», но то была молва людская, устно передаваемая из поколения в поколение. А современные средства связи позволяют почти одновременно с событием выплеснуть сведения о нем в миллионные массы всех стран (теракт 11 сентября 2001 года в Нью – Йорке, террорист Брейвик, бостонские террористы и т. п.).

Профессионально в проблемах преступности должны разбираться криминологи. Предмет криминологии – не столь простая материя. Но все сложнейшие криминологические вопросы сжато, схематично могут быть сведены к трем фундаментальным: 1) что есть преступность? 2)«кто виноват?» и 3) что делать?

Ниже будет предложен авторский ответ на эти вопросы. Разумеется, это сугубо авторская позиция, которая может отнюдь не совпадать с мейнстримом. Автор совершенно не претендует на истину в последней инстанции. Более того, я принципиальный противник самой возможности постичь «окончательную» Истину по любому научному вопросу… Не устаю повторять вслед за Нильсом Бором:

«каждое высказанное мною суждение надо понимать не как утверждение, а как вопрос».

Приношу извинения читателям за то, что буду прибегать к моим уже ранее опубликованным текстам (в частности, к моей «Криминологии»[77]). Тема наболевшая, в разное время с разных сторон мною исследовавшаяся. В предлагаемой ниже статье я постарался сжато выразить квинтэссенцию своих размышлений.

Самый простой ответ: совокупность всех деяния, предусмотренных уголовным законом. Или: «Преступления – такие акты, которые юридически осуждены государством и считаются заслуживающими наказания и контроля»[78]. Но это – не сущностные определения. Определения типа «все преступления (и преступники) за определенный промежуток времени» столь же описательны и не вскрывают сути сложного социального явления, как определение туберкулеза – «все больные туберкулезом за определенный промежуток времени на определенной территории» – ничего не говорит о характере, сущности заболевания.

Случайно ли ни отечественные, ни зарубежные криминологи не «додумались» до «правильного» определения главного предмета своих исследований? Конечно же нет. Преступность – сложное социальное явление, не имеющее «естественных» границ и определяемое с помощью двух разнопорядковых критериев: 1) «общественной опасности», реального вреда и 2) предусмотренности уголовным законом (nullum crimen sine lege – нет преступлений без указания о том в законе).

Очевидно, что в различных странах и в разное время существенно различен круг деяний, признаваемых преступными. То, что в одной стране – преступление, в другой не признается таковым, и наоборот. То, что преступным было вчера (например, добровольный гомосексуализм – ст. 121 УК РСФСР 1960 г., бродяжничество, попрошайничество, ведение паразитического образа жизни – ст. 209 УК РСФСР) – непреступно (декриминализировано) сегодня, и наоборот (незаконное предпринимательство – ст. 171 УК РФ 1996 г., фиктивное банкротство – ст. 197 УК РФ).

В реальной действительности нет объекта, который был бы «преступностью» (или «преступлением») по своему содержанию, своим внутренним, имманентным свойствам, sui generis, per se.

Преступление и преступность – понятия релятивные (относительные), конвенциональные («договорные»: как «договорятся» законодатели), они суть – социальные конструкты, лишь отчасти отражающие социальные реалии: некоторые люди убивают других, некоторые завладевают вещами других, некоторые обманывают других и т. п. Но ведь те же самые по содержанию действия могут не признаваться преступлениями: убийство врага на войне, убийство по приговору (смертная казнь), завладение вещами другого по решению суда, обман государством своих граждан и т. п.

Ознакомительная версия.