Ознакомительная версия.
354
Коэффициенты корреляции Спирмена; ранжирование было осуществлено экспертами и наиболее влиятельными людьми в городских сообществах [Ibid.: 217].
Миллер отмечает, что при выявлении данной связи следовало учесть некоторые нюансы. В частности, для многих респондентов коммерческие организации и СМИ функционировали как добровольные организации, а в ряде институциональных секторов (например, в государственном управлении) таковых вообще не было (и не могло быть по определению). При этом иногда было весьма непросто ассоциировать организацию с каким-то одним сектором городского сообщества. С этими нюансами Миллер в основном и связывает различия в показателях между городами [Miller, 1970: 218–219].
В Сиэтле доля «влиятельных» в этих секторах составила 74 %, в Бристоле – 71, в Кордобе – 51, в Лиме – 72 %. Соответствующие доли топ-лидеров – 83, 67, 50 и 57 % [Ibid.: 220–222].
В Сиэтле и Кордобе, соответственно, 67 и 43 % топ-лидеров составляли бизнесмены, в Лиме половина лидеров представляли партии и государственное управление [Ibid.: 222].
Наиболее поразительный пример – отсутствие топ-лидеров в религиозном секторе Кордобы, который в данном городе является наиболее влиятельным. Однако присутствие или отсутствие топ-лидеров не может быть, по мнению Миллера, решающим свидетельством влиятельности сектора, поскольку имеют место и иные показатели власти [Ibid.: 221–223].
Миллер отмечает, что в Перу и Аргентине уже не действует традиционная аристократическая модель власти, где военные социально и функционально интегрированы с гражданской элитой, а дети представителей высших классов рекрутируются на командные позиции в обществе, обеспечивая воспроизводство монолитной структуры власти [Ibid.: 224].
Объяснение одного из топ-лидеров Сиэтла: «Группировок (crowds) как таковых нет. Есть примерно 10 основных лидеров, и чтобы какое-то неоднозначное решение было принято, большинство их должно его поддерживать» [Ibid.: 224].
По этому поводу другой топ-лидер Сиэтла высказался следующим образом: «Существует несколько узнаваемых блоков, которые обычно представляют единый фронт. Торговая палата, вероятно, является наиболее важным блоком в плане инициации и влияния. Рабочие хорошо организованы. Группы сектора образования обычно солидарны по, например, налоговым вопросам, но в целом слишком разобщены, чтобы считаться солидной силой. Организации социальной сферы и религиозные организации обычно не склонны к выражению своей позиции и не являются лидерами общественного мнения. Газета и радио не имеют влияния в решении местных проблем» [Ibid.: 224].
Религиозный сектор был оценен как самый влиятельный в городе, но в числе наиболее влиятельных людей оказалось всего три его представителя (из 37), а среди самых влиятельных их не оказалось вовсе [Miller, 1970: 120–121].
Еще одна причина разрыва между сравнительно высоким уровнем влияния «рабочего» сектора и отсутствием значительного числа влиятельных городских лидеров среди рабочих состоит в том, что последние просто не получают паблисити как лидеры города и часто меняются [Miller, 1970: 160].
Что касается релевантности данных сюжетов российскому контексту, то наряду с очевидными параллелями в отношении «людей в погонах» возникает и непростой вопрос о влиянии некоторых других секторов на российскую политику, которое, как нам кажется, имеет место, но не получило четкого институционального оформления. Речь в данном случае идет не только о криминальном секторе, который, не сомневаюсь, мог бы оказаться в числе влиятельных секторов городской политики (по крайней мере, в отдельных городах), но и о потенциале влияния бизнес-сектора. Последний часто не имеет ярких лидеров и не выглядит хорошо организованным, однако это не может свидетельствовать о его слабом влиянии в городах и регионах, даже в условиях «вертикали власти».
В своем исследовании Миллер руководствовался экспертными оценками по вопросам наличия/отсутствия «клик» в принятии решений, сведениями об участниках важнейших решений, ресурсах власти лидеров и стратегий их использования, знакомстве между собой и интенсивности контактов наиболее влиятельных бизнесменов, данными о характере взаимодействия самых влиятельных представителей военного, религиозного, государственного, политического и бизнес-секторов, могущественных и авторитетных семьях и карьерных амбициях их представителей [Ibid.: 180].
Миллер не исключает, что в основании политического влияния все же лежит некоторая комбинация различных ресурсов власти. Поэтому он и прибегает к опросу наиболее влиятельных акторов городской политики, пытаясь выявить их связь друг с другом [Miller, 1970: 190].
Например, некоторые респонденты подчеркивали, что совместные действия лидеров имеют место только в периоды кризисов; другие поясняли, что под «совместными действиями» они имели в виду лишь «пересечение» лидеров, принадлежащих к разным секторам, например, военных с церковью, политических лидеров с лидерами бизнеса и т. п. Никто из них не сказал, что лидеры всех четырех секторов собираются вместе для совместного принятия решений [Ibid.].
На мой взгляд, замечание Уолтона вполне корректно: Миллер должен был четко прояснить все эти понятия и соотношения между ними. Но в этом случае, я уверен, он был бы вынужден скорректировать свою схему, поскольку выделенные им формы власти действительно не выглядят взаимоисключающими.
Например, Уолтон посчитал, что на результаты исследования Миллера в Лиме повлияли некоторые политико-идеологические факторы. В частности, он имел в виду тот факт, что из 120 влиятельных акторов городской политики Миллер взял интервью у тех 25 человек, которые были «одобрены» посольством США; при этом Миллер не попытался сравнить характеристики тех, кто был выбран, с остальными людьми и объяснить, каким образом данная ситуация могла повлиять на результаты исследования. А главное, комментарии Миллера, как считает Уолтон, показывают, что он «разделяет предубеждения цензоров; он с энтузиазмом пишет о роли иностранных предприятий в “поддержке” экономики и развитии социальной сферы без манипуляции, об укреплении демократических традиций, росте среднего класса, ценности частного предпринимательства, стабилизирующем влиянии военных, важности иностранной помощи и, в целом, фактически оправдывает статус-кво отношений между Соединенными Штатами и Латинской Америкой» [Walton, 1971: 1142–1143].
В первой статье – изначальная версия, во второй – расширенная версия, опирающаяся на более широкий круг источников.
Например, Р. Даль в интервью автору данной книги признал, что он с самого начала прекрасно понимал ограниченность своего эмпирического исследования, но подчеркнул, что имевшиеся в его распоряжении ресурсы не позволяли ему провести исследование такого же масштаба, как в Нью-Хейвене, одновременно в нескольких городах.
В аппендиксе Уолтон приводит полный перечень исследований [Walton, 1970: 454–455].
Тем самым исключались результаты неопубликованных исследований (например, диссертационные), тексты, не принадлежащие представителям научного сообщества (написанные журналистами), а также работы, посвященные хотя и близким, но все же иным аспектам жизнедеятельности городских сообществ (социальной стратификации, организации местного самоуправления и т. п.). Однако Уолтон стремился учесть по возможности всю имевшуюся на тот момент литературу, соответствовавшую указанным критериям. Высокая степень пересечения с другими подобного рода работами, выполненными примерно в то же время или несколько позднее, свидетельствует о том, что выбор Уолтона оказался вполне адекватным.
В других исследованиях классического периода предлагались примерно такие же классификации структуры власти, см. гл. VI наст. изд.
На мой взгляд, по его данным, жесткой зависимости не наблюдается: из 61 города пирамидальная структура была обнаружена в 23; в 15 городах – с помощью репутационного метода и в 8 – с помощью иных методов. Мне кажется, что результаты, полученные с помощью позиционного метода, следовало бы рассматривать отдельно, поскольку он, как уже отмечалось ранее, также чаще коррелирует с элитистской структурой власти, см. гл. VIII наст. изд.
По этим двум гипотезам выводы Уолтона, содержащиеся в статье 1970 г., расходятся с его изначальными заключениями, сделанными в 1966 г. [Walton, 1966: 437–438].
Ознакомительная версия.
