Дальнейшая эвристичная разработка психологической проблематики пожилого возраста была связана с ее глубоким социальным прочтением. Научное продвижение в этой области начинается с опубликования в 1922 г. монографии «Старение» американского психолога Дж. Холла, который считается основоположником нового междисциплинарного комплекса знаний – социальной геронтологии. Последующее развитие этой отрасли связывается с исследованиями Р. Хэвиргэста и Р. Альберта, а в нашей стране – с известными работами 3. Г. Френкеля, в частности, с его трудом «Удлинение жизни и деятельная старость»[86].
3. Г. Френкель рассматривал проблемы старости из понятия опыта как основы адаптации живых организмов к предъявляемым к ним требованиям, делающего возможным самосохранение их жизнедеятельности и участие в прогрессе общества, к которому они принадлежат.
Здесь следует указать и на то, что попытки создания общей теории старческих изменений принадлежат С. де Бовуар, В. В. Фролькису, В. М. Дильману и др., системные механизмы развития и старения рассмотрены В. П. Войтенко и А. М. Полюховым. В данной монографии мы не будем освещать работы этих авторов, так как они прежде всего исследовали физиологию старения.
В зарубежной науке выделяются несколько подходов, рассматривающих психологические проблемы старости в социальном контексте.
Теория разобществления, или теория социального освобождения, выдвинутая Дж. Розеном и Б. Ньюгартен, Е. Каммингом и В. Генри, предполагает разрыв между личностью и обществом, уменьшение энергии личности и ухудшение качества оставшихся связей. В основу этой теории легло пятилетнее изучение 275 жителей Канзаса (США) в возрасте от 50 до 90 лет[87]. Здесь утверждается, что уменьшающиеся психологические и биологические возможности людей позднего возраста неизбежно влекут за собой разрыв отношений с людьми, находящимися на пике активности и занимающими центральные позиции в обществе, и замещение их мест более молодыми. Таким образом, общество самообновляется, а пожилые могут спокойно умирать.
Социальное освобождение – это: 1) удаление общества от индивида (через принудительную пенсию, взросление и самостоятельность детей, смерть близких и т. п.); 2) удаление индивида от общества (через снижение социальной активности и более одинокой жизни). В результате – удаление обоюдно.
Подобная точка зрения на процесс старения актуализирует политику сегрегации, даже равнодушия к людям позднего возраста, и провоцирует деструктивное убеждение, что пожилой возраст не так уж и важен.
Теория активности выступает альтернативой данной концепции. Ее авторы – Р. Хавиргест и Ф. Маддокс – полагают, что пожилые люди по своей сути такие же, как и люди среднего возраста, с такими же психологическими и социальными потребностями, за исключением неминуемых изменений в биологии и состоянии здоровья. Снижение социальных взаимодействий в пожилом возрасте является результатом отказа общества от пожилых людей и сопротивления пожеланиям наиболее старых людей. В отличие от теории разобществления, этот отказ не обоюдный. Особое внимание обращается на то, что для пожилых людей важно иметь свободу выбора роли. Теория активности отмечает естественное стремление многих пожилых людей объединяться с другими, особенно в группы и деловые сообщества, хотя часто это блокируется существующей пенсионной практикой[88].
Ученые рассматривают развитие как жизненный феномен, и вследствие этого приспособление, или адаптация, к поздней зрелости и пожилому возрасту имеет индивидуальные различия. Теоретический акцент при этом делается на неразрывности ранних и поздних периодов жизни[89].
Теория социального обмена состоит в том, что более свободный образ жизни с небольшим количеством обязанностей может быть одним из преимуществ старости. Эта точка зрения лежит в центре теории социального обмена.
Недостаток этих теорий в том, что они предписывающие: вместо подготовки исследований, как большинство людей в позднем возрасте проводят время, учат, что им следует делать. Они также увлечены ценностными оценками того, что значит стареть благополучно[90].
Теория модернизации объясняет общее ухудшение положения пожилых людей модернизацией начала XX в.[91] Ситуация вынуждает к выходу на пенсию и понижает статус пожилых; современная технология создала новые производства и трансформировала старые, что привело к потере стариками работы, дохода и статуса; урбанизация привлекла молодых людей в города, что послужило причиной разрушения многопоколенной семьи; рост массового образования и грамотности уничтожил ореол старости в смысле мудрости и знания. Однако подтвердить эмпирически эту гипотезу ухудшения не удалось.
Все теоретические подходы к проблемам старения и перехода в разряд пожилых можно разделить на две основные группы в соответствии с ответом на следующий вопрос: нужна ли преемственность поколений или люди, вступающие в стадию старости, автоматически ставятся за грань социума, превращаясь в вымирающий маргинальный слой. От ответа на этот вопрос в значительной степени зависят и направления социальной политики, а также и самой социальной работы как в теоретическом, так и практическом планах[92].
Л. Торнстон, сопоставляя существующие в литературе подходы к проблемам старости и социального положения престарелых, предложил понятие «геронтологической реальности» как увеличивающейся совокупности потерь или «утрат» – экономических, психологических, социальных, индивидуальных, – которые означают неизбежную личностную зависимость в старости[93].
Однако старость имеет и другую сторону: это своего рода кульминационный момент пожизненной аккумуляции опыта и знаний, который может (и должен) стать толчком для высвобождения интеллектуального и личностного потенциала пожилых. Поэтому в геронтологических исследованиях, как отмечает Л. Торнстон, должны найти отражение оба аспекта старости как взаимосвязанные и уравновешивающие друг друга процессы.
Л. Торнстон предлагает концепцию «высвобождения ресурсов»[94], реализация которой позволит дать более оптимистичную программу улучшения качества жизни в старости. Активизация «связанного» личностного потенциала пожилых может протекать в нескольких направлениях. Во-первых, возможна трансформация внешних и внутренних ограничений, преобразование их в актуальные личностные возможности (подобно тому как ирригационные сооружения преобразуют разрушительную или бесполезную силу реки в целенаправленную оросительную систему). Во-вторых, необходимо избавиться от традиционных ценностных запретов, связанных, например, с отношениями поколений на рынке труда. Наконец, нужно преодолеть мифы и догмы социального окружения, которые вынуждают престарелых разрушать привычные социальные связи.
Вслед за Ф. Ариесом[95], Л. Торнстон подчеркивает, что хронологические рамки и социопсихологические характеристики возрастных групп носят подвижный и исторически изменчивый характер. Престарелые не могут быть рассмотрены в качестве гомогенного социального образования. Более того, они не могут быть отнесены к социальной группе в социологическом значении этого понятия, так как старики не разделяют чувства возрастной идентичности как основной детерминанты их социальных интеракций.
Л. Торнстон выделяет пять основных парадигм, в рамках которых осуществляется сегодня теоретическое осмысление старости.
Первая парадигма связана с интерпретацией социальных проблем в терминах социальной патологии. С этой точки зрения трагедия старения заключается в том, что индивид перестает отвечать критериям «нормы» (нормальности) в физиологическом, психологическом, коммуникативном, производственном и прочих отношениях.
Вторая парадигма выступает антиподом первой. Здесь точкой отсчета выступает уровень организации социального целого, степень взаимосвязи его частей. Соответственно, источником проблем пожилых здесь выступает нарушение стройности социальной системы, ее дезорганизация. В частности, в западном обществе можно говорить о разрушении вследствие индустриализации и урбанизации традиционного образа жизни и порожденного им образа старости как синонима житейской и профессиональной мудрости.
Третья парадигма состоит в том, что проблема пожилых трактуется на фоне явного или скрытого конфликта ценностей. Проблема старения заключается, таким образом, в неизбежности непрерывного конфликта между потребностями индустриального рынка, нуждающегося в притоке свежей рабочей силы, и стремлением стареющего индивида актуализировать ценность своего социального и личностного «я» посредством продуктивного труда.
Четвертая парадигма рассматривает проблему старости сквозь призму концепции девиантности. Пассивность стариков, их социальное отчуждение, уход в себя и тому подобные атрибуты старости трактуются в данном случае как варианты отклоняющегося поведения.
