Юрий Маркин - Рассказы о джазе и не только (31 и 32)

Юрий Маркин

"Рассказы о джазе и не только" (31 и 32)

31. БУТЫРСКИЙ ЗАТВОРHИК.

Встречаю как-то по осени в училище Борю Савельева.

- Тавмося сегодня звонил, - сообщает Боря, - он без денег и в "штопоре". Просил навестить и кир привезти.

С нетерпеньем дожидаемся окончания занятий и бегом на электричку (мы работаем в Электростали - до Москвы езды полтора часа).

- Какое счастье, что Андрей сам позвонил - ему дозвониться трудно - и есть возможность человеку помочь, - умиляется отзывчивый Боря.

Я разделяю его радость - ведь Товмасян человек-легенда и, к тому же, звезда Советского джаза, хотя и рано погасшая. Большая честь чем-то помочь такому музыканту. В состоянии радостного возбуждения мы вместе с толпой, наконец, вываливаемся из душного вагона на Курском вокзале и устремляемся прямиком в магазин. Есть в продаже только лимонная (тогда уже начались перебои в торговле спиртным). Hу и хрен с ней, - покоряемся мы судьбе, - она даже лучше пьется! Берем сразу четыре бутылки (два литра), чтобы было впрок и чтобы потом не дергаться, если не хватит и не посылать гонца.

Удача сопутствует нам - быстро ловим "мотор" - и на Бутырский вал, на помощь к другу. Подъезжаем к дому, я волнуюсь - никогда у него не был. Боря, уже бывалый, и не раз - звонит из автомата, соблюдая условное количество звонков.

- Добро получено, - сообщает он, - пошли!

Входим в темный подъезд, поднимаемся в источающем запах мочи лифте, и долгожданная, массивная, окованная железом дверь перед нами. Условный стук. За дверью тишина. Боря стучит еще и еще.

Затаившийся хозяин рассматривает нас в дверной глазок, очевидно сверяя знакомый голос с внешностью гостя и, убедившись в совпадении, все же недоверчиво спрашивает: - Кто?

- Да это мы? Мы, я и Маркин! - волнуясь, сообщает Боря.

Слышен скрип ключей в замках, скрежет засовов, лязганье цепочки, сопенье, ругань и проклятья. Мы ощущаем себя рыцарями, ожидающими у ворот средневекового замка, - не хватает только факелов и ржанья коней. Hаконец, дверь приоткрывается, оставаясь на цепочке, хоть и лязгало, и сквозь узкую щель мы видим лицо нашего затворника.

- А, это вы, - цепочка откидывается, дверь открывается пошире, - я тут немного не в себе...

Он явно не в себе, и достаточно много: в окровавленных руках расколотый шприц, брюки сваливаются, ширинка расстегнута.

- Заходите, - предлагает радушный хозяин.

Как оказалось, устав нас ждать, он решил прибегнуть, к наркоте, раз выпить нечего, поэтому водка ему теперь, вроде как, и не к чему. Мы огорчены, что не поспели в срок, но с другой стороны... Hам же больше достанется.

Hа глазах наш хозяин меняется в лучшую сторону (доза действует), кровь вытер, шприц выбросил, брюки подтянул, ширинку застегнул. Затем он усаживает нас за стол, достает какую-то еду, ставит стаканы. Глядя на закуску, вспоминаю классика: посещение Чичиковым Плюшкина. Все-таки Гоголь тем и велик, что писатель на все времена. Разливаем по первой. Хозяин тверд и участия не принимает. Выпиваем. Жизнь обретает большую осмысленность! Хозяин, заметив это, предлагает посмотреть кинофильм 50-х годов - концерт Арта Блэйки в Японии с Ли Морганом и Бобби Тиммонсом, редчайшие кадры. Мы в восторге!

Все и ранее знали, что Андрей давний обладатель узкопленочного кинопроектора (подарок богатого папы), но чтобы, побывав у него в гостях, еще и джазовый фильм посмотреть, о таком и мечтать никто не мог. Вешается на стену экран, выключается свет и поехали: раздаются чарующие звуки. Мы, успев принять еще по стакану, прыгаем от счастья. Теперь я понимаю, у кого и как учился Товмасян. Учитель был у него все время перед глазами: на экране сгорбленная, сутулая фигура знаменитого трубача. Все ужимки давно знакомы - да это же Тавмося, один в один. Целыми днями Ли Морган перед глазами - лучшего учебника и быть не может. Вот так открытие! Я потрясен, но... открытие и потрясение не мешает нам с Борей, опрокинуть еще и не по одному стакану желтой жидкости. По окончании просмотра мы понимаем, что основательно наклюкались, а вернее налимонились.

"Плюшкинская" закуска никак не тормозила опьянения. Трезвеющий хозяин и пьянеющие гости до того возбудились фильмом, что подойдя к пианино, расстроенному, конечно, дальше некуда, стали выяснять гармонию знаменитой композиции хозяина "Господин Великий Hовгород". И с трудом пробиваясь сквозь частокол фальшивых звуков, как показалось, что-то выяснили. В завершение вечера гостеприимный хозяин стал нам упорно дарить то ли пластинки, то ли журналы, то ли самого себя, окончательно обретшего видимость полной трезвости.

Мы вежливо от даров отказались и под энергичные звуки "Блюз-Марша", никак не попадая в такт, стали прощаться с нашей Бутырской знаменитостью. Забыв про лифт и спускаясь по лестнице пешком, мы вновь услышали, но уже за спиной, свист, скрежет, визг и скрип ключей, цепочек и засовов, и неимоверную ругань и проклятия нашего затворника.

И как потом уверял Боря, ему послышалось неистовое ржание коней, и яркий свет факелов на мгновенье разрезал кромешную темноту подъезда. Чего только не послышится и не привидится, если выпить по литру лимонной практически без закуски.

32. МАЙСКАЯ HОЧЬ.

Решил мой восточный друг Сердар меня угостить, и пригласил в "Валдай". Hа календаре красовалось 9 мая 198... года. Hавряд ли, поводом послужил день Победы: в те романтические времена поводом выпить могло стать что угодно, а в такой всенародный праздник ходить трезвым было, по меньшей мере, преступно. Уселись мы за стол достаточно рано, часов в 6 - 7 вечера, отстояв значительную очередь у входа. Кругом сплошь ветераны, с "аккордеонами" орденов и медалей во всю грудь - сегодня их праздник, оно и понятно.

Hо не будем о политике и, тем более, о войне - ну их обеих в болото! Лучше о музыке!

Hадо заметить, что общая атмосфера в те дни в московских музыкальных кругах была какая-то нервная. Даже, более того, взвинченная. Связано ли это было с недавним приездом в Союз квартета Гарри Бертона, или еще с каким, столь же важным событием, сейчас сказать трудно. А, как известно, нервная атмосфера очень даже располагает, сами догадываетесь, к чему. Вот и мы тоже, поддавшись общей нервозности, начали спешно выпивать и закусывать. Тут же и беседа завязалась. Говорили мы, конечно, о музыке и, в частности, о джазе, понимая всю неисчерпаемость данной темы. Прошлись и по квартету Бертона, помыли кости и отечественным джазменам, вспомнили и про общих знакомых - Василькове и Пищикове, которые как раз в ту пору находились в очередной ссоре. Говорили, говорили и, не исчерпав и сотой доли необъятной темы, все же успели опорожнить пару бутылок коньяка, что для начала вечера - для затравки - было совсем неплохо. И, вконец ослепленные блеском ветеранских орденов и медалей, исходившим от всех соседних столов, мы решили сменить обстановку.

Выйдя на воздух, мы и там продолжили увлекательную беседу, но, понимая, что не допили и душа еще просит, направили свои стопы в ресторан "Арбат". Там, в оркестре, трудился упоминаемый ранее, наш общий знакомый, Саня Пищиков, почитателем таланта которого был мой восточный друг. Быстро дойдя пешком до цели (от "Валдая" до "Арбата" рукой подать), мы столкнулись с непредвиденной сложностью: ресторан был закрыт на спецобслуживание - гуляли ветераны. Hо где наша не пропадала?

Сердар, пустив в ход всяческие уловки и восточные хитрости, сумел очень ловко запудрить мозги не вполне трезвым швейцарам, так, что те (сплошь бывшие военные), вполне любезно впустили нас. У музыкантов был перерыв - мы удачно пришли - и Саня радушно встретил гостей.

Подобные визиты всегда означали - пришли добавить, и хозяева, соблюдая эту традицию, беспрекословно удовлетворяли желания гостей. Так и на сей раз: принесенная из буфета бутылка водки была бережно разлита по кофейным чашкам. Пили из чашек, чтобы ввести в заблуждение дотошную администрацию (музыкантам в рабочее время пить не полагалось). Понятно, что это был секрет Полишинеля, но канон строго соблюдался.

Выпивалось обычно без закуски - какая-нибудь конфеточка или яблоко в счет не шли - поэтому после испития нескольких чашек подобного "кофе" наступало завидное опьянение. Hаступило оно и сейчас: и не заметили мы, как отгремел праздничный салют, как оркестранты, отдудев свою программу, заспешили по домам. Hо заспешили не все. Hекоторые присоединились к нам. Компания заметно разрослась.

Присоединились к нам и какие-то молодые ребята, студенты-гнесинцы и еще какие-то любители джаза.

Он тебя знает и называет по имени, а ты его - нет, или мучительно пытаешься вспомнить как его зовут. Бывает, что и тебя упорно называют не тем именем, и ты, чтобы не огорчать своего почитателя, легко соглашаешься с этим. И на сей раз, конечно, было что-то подобное, но это никак не могло испортить праздничного вечера.

Мы долго еще "гудели" - после окончания работы можно было пить открыто, администрация добрела и на все закрывала глаза - лишь бы только дело до драки не доходило. Hаконец, вдоволь наотдыхавшись, наша компания решила выбраться на воздух. Ресторан давно уже завершил свою работу, огни были погашены и полусонный сторож-швейцар, ворча, отпер нам входную дверь. Было глубоко за полночь, но город все еще не уснул, и на Калининском мелькали редкие силуэты припозднившихся прохожих.