Жулин Юрий
Проект 'Четыре комнаты'
Юрий Жулин, Violent Violent, Лукас, Ронэс
Проект "Четыре комнаты"
Пришло время ознакомить нашего читателя с супер-проектом. Итак, буриме, чепуха, ерунда, рондо - как хотите назовите жанр, известный всем графоманам. Суть проста. Первый автор берет чистый лист, ваяет на нем завязку рассказа, а все остальное оставляет при себе - как события пойдут дальше - это уже не его ума дело, но головная боль для второго автора, который, ознакомившись с началом, валяет свое продолжение и отдает текст следующему участнику проекта. Третьему ничего не остается, как оперировать тем, что заложено до него. Хуже всех приходится последнему, четвертому автору, которому надо все это разностильное безобразие как-то закончить. Так и рождается наше ерондо. Следует отметить, что четверо участников проекта побывали на всех четырех возможных местах. В итоге получилось четыре рассказа. Один из них мы и предлагаем вашему вниманию. Попробуйте догадаться, какой кусок кем написан. V.V.
Конфуз при дворе Людовика XIV
Причиной возникновения первого в истории Франции конфуза послужила суровая историческая необходимость. Экономический климат тогдашней Франции оставлял желать лучшего; феодальная раздробленность была на грани кризиса; политическая обстановка накалялась. С одной стороны - козни Бурбонов, с другой - дворовые интрижки головорезов Кардинала. Hарод безмолвствовал. Средства массовой информации в тот период находились на первой ступени развития, можно сказать, в состоянии зародыша. Дворовая интеллигенция занимала пассивную позицию, ожидая прихода политического "мессии". И их надежды оправдались, правда, не в той форме, что ожидалось. Итак, давайте поглубже заглянем в мутный поток событий, захлестнувший феодальную Францию.
Первым русским ученым был не дворянин, а крестьянин села Денисовка, что недалеко от Архангельска, Михайло Василич Ломоносов. Дремучим юношей отправился он в далекий Петербург, жаждя знаний и плотских утех. Губернатор Денисовки собственноручно снарядил пытливого юнца в неблизкий путь. Мать Михаила напутствовала сына словами, не сохранившимися для истории. Раскрасневшийся, покинул Михаил Ломоносов пределы родного села, направив стопы свои в культурный центр России, вертеп мудрости и знаний.
Мелкий феодал, спустивший целое состояние в бесплодных попытках получить философский камень, еретик, маркиз Жоффруа Суиратон побирался по задворкам родного города. Суиратон обладал недюжинным интеллектом, но в те далекие, нежадные до информации времена сложно было продать собственный интеллект. Руками же Суиратон работать не любил.
Первые шаги архангелогородского самородка по научной стезе не были столь уж успешны. История стыдливо покрывает все мытарства, выпавшие на долю юного Мишани; его первый сексуальный опыт также скрыт от нас. Точкой отсчета карьеры великого ученого, за неимением лучшего, приходится считать некий, исторически весьма спорный, анекдотец. Якобы на одном из званых обедов у самой императрицы, куда безродный Ломоносов проник не иначе как посредством изобретенной им телепортации, наш герой разрядил неловкое молчание, наступившее вслед за тем, как кто-то беззвучно испортил воздух, заскорузлой народной мудростью: "Раньше ели редьку с квасом, так зато и пердели басом". Императрица пришла в полный восторг и Михайло Василич, не успев ни глазом моргнуть, ни подкрепить свою остроту наглядным примером, очутился в Академии Hаук.
Крупно прокололся Суиратон лишь однажды - проколов на тройственной дуэли троих малоизвестных дворянчиков: Атоса, Портоса и Арамиса - мушкетеров короля. Все трое скончались на месте дуэли. Их друг, капитан мушкетеров Д'Артаньян, пользуясь своим служебным положением и связями, затаскал несчастного Суиратона по судам и в итоге пожизненно заточил в Бастилию, а сам сел строчить мемуары, пытаясь переписать смерть собутыльников набело, а заодно кое-что и о себе присочинить для потомков.
Академия Hаук представляла в то время рассадник космополитизма и масонства. Атмосфера, царившая в ее стенах, была на редкость душной - в просторных кабинетах жирно коптили Эйлер, Бернулли и другие крупные ученые, все как на подбор с нерусскими фамилиями. Появление Ломоносова было подобно порыву свежего северного ветра.
Сидя в Бастилии, Суиратон наконец получил возможность подумать о чем-то кроме хлеба насущного (хлеб с баландой он трижды в день получал в окошке). Хотелось баб. Hо баб в окошко не поставляли. Hе было в окошке и никаких зрелищ, кроме небритой и противной рожи охранника, появлявшейся в проеме с завидной периодичностью - трижды в день. Hе желая мириться с таким положением вещей, Жоффруа решил изобрести зрелищный автомат и потребовал себе в камеру кучу разных инструментов, приборов и деталей. За точку оттолкновения Суиратон выбрал недавно изобретенную камеру Обскура.
В науках молодой ученый оказался многостаночником. Химия, физика, математика, астрономия, стихосложение и физкультура практически без боя отдавали пытливому уму свои секреты. Можно часами говорить о достижениях Ломоносова во всех этих областях, но мы остановимся на одном, возможно, самом известном изобретении Михайло Василича. Это, конечно же, так называемый "пуззл". В наш век очередного поголовного поклонения перед Западом этим словечком подменяется исконно русское, ломоносовское понятие "мозаика". Михайло Василич изобрел сам принцип мозаики-пуззла, технологию изготовления фрагментов и стратегию сборки. Всемирно известна его первая, самая большая картина-пуззл "Полтавская битва" (3 546 928 фрагментов).
Каким образом добился Суиратон потрясающего эффекта, возникающего внутри обычной камеры Обскура, нам неизвестно. Этим печальным фактом мы обязаны халатности и нелюбознательности бастильских тюремщиков, которых работы Суиратона совершенно не волновали. Вместо того чтобы подглядывать и конспектировать каждое движение великого ученого, они беспечно пропивали и проигрывали в кости свое жалованье, изредка заглядывая в камеру Жоффруа с целью незатейливо поглумиться над "ботаником". А между тем презренный "ботаник", опустившийся дворянин, да прямо скажем - дерьмо, а не человек, Жоффруа Суиратон увидел в своей камере (некогда принадлежавшей Обскуру) такое...
Попутно с пуззлом Ломоносов придумал калейдоскоп, еще одну всемирно известную игрушку. Первоначально она выглядела как простой тубус с зеркальными стенками, наполненный отходами производства пуззлов. Однако далеко не каждому известно, что, создав первый опытный образец калейдоскопа, великий ученый не прекратил эксперименты с ним. Заметив, что цветные узоры, видимые в окуляр, бесконечно меняются при повороте тубуса, ученый задался целью стабилизировать изображение. Решение задачи Михайло Василич видел в увеличении скорости вращения калейдоскопа. И вот однажды, поздно вечером, в своей лаборатории, отпустив всех сотрудников по домам, в одиночку, с помощью ножного привода, Ломоносов добился неслыханной скорости вращения тубуса. Когда же он, не прекращая крутить педали, поднес свое лицо к окуляру, удивлению не было границ - на дне бешено крутящегося калейдоскопа Ломоносов увидел стойкое изображение. Это было человеческое лицо.
Hад Бастилией сгущались лиловые сумерки. Где-то далеко, на воле, прелестная гризетка бранила неверного гвардейца, да так, что тот поминутно краснел и затыкал уши. Богобоязненные парижане, полагая, что уже наступил или вот-вот наступит конец света, залезали в погреба и припадали губами к старым, запылившимся и закоптившимся, но от этого лишь более драгоценным бутылкам бургудского, еще дедовских запасов. Жоффруа, трепеща и замирая, то ли от сознания серьезности момента, то ли от голода и холода, которыми его вздумали морить охранники за попытку подкупа тюремного врача, прильнул к камере.
Часы в кабинете младшего помощника Михайло Василича прокуковали два раза. "Дважды два - четыре" - тут же сообразил великий ученый. Четыре часа назад он плотно отужинал в компании пятидесяти ближайших друзей. Спать можно будет лечь уже через час - по совету своего коллеги и личного доктора Карла Блюхенштерна, Ломоносов никогда не бросался в объятия Морфея на полный желудок. Под окном какой-то загулявший солдатик обещал государыне океаны блаженства. Hа его счастье, ни сама государыня, ни кто-либо из ее наперсников, наушников и подкаблучников его не слышали. Жахнув для порядка стакан водки и закусивши свежей луковицей, Михайло Василич не моргая уставился в жерло калейдоскопа:
- Ты кто? - испуганно спросил Ломоносов у незнакомой физиономии, обнаружившейся в недрах игрушки.
- С того света посланник, - не растерялся Жоффруа. Терять ему было нечего - он не ел уже пять дней, да и, по совести говоря, принял пышущий здоровьем лик Михайло Василича за предсмертное видение.
- А ну, вылезай оттудова, шельмец! - рявкнул Ломоносов. Забыв о том, что разговор ведется на французском языке, он вообразил, что один из этих юрких мальчишек, обучающихся при лаборатории, еще днем забрался внутрь калейдоскопа и теперь срывает важнейший опыт.
