Автор неизвестен
Успение святой Иоланды
Мамзель д'Артаньян
Hаконец-то моя детектива готова. Огромное спасибо всем, кто любезно снабдил меня сведениями про монастыри и алтари. Отдельное мерси за консультации Татьяне Матвеевой. вот что в итоге получилось:
Успение святой Иоланды
Часть первая: Расследование
День первый
Бом-блём-бом-били-бом! Заполошный звон колокола метался в монастырских стенах, будто ополоумевший нетопырь на заваленном старой мебелью чердаке. "Черт! Опять все снова да ладом, да чтоб вы провалились все! Так, юбка на мне... а где Колиньи?.. Ладно, черт с ним... А деньги?!!" Марго выскочила из постели, будто ее шилом в зад укололи, - босыми, теплыми со сна ногами на холодный пол.
"Тьфу, святая пятница! - Ей потребовалась пара минут, чтобы окончательно проснуться. - Привидится же такое!..." Она ощупала себя. Огляделась. Снова забралась в постель, села и принялась растирать замерзшие ступни. Прислушалась. "у, ладно - Адмирал, царство ему ебесное. о ведь трезвон-то мне не приснился!"
Выглянула в окно - темно, как в могиле. Звезд - и тех за облаками не разглядишь. По всему видать, погода днем будет не ахти. Открыла окно. Потрогала чулки, с вечера выстиранные и повешенные на ставне - сырые. Звонят, в самом деле, звонят... Это сколько же сейчас может быть времени? Полунощница? ет, на нее здешние засони нипочем не поднимутся, хотя бы их сам Боженька за ноги с кроватей тащил. А для хвалитных рановато: вон какая темень на дворе! И чулки ни черта не высохли.
А главное, звон не тот, каким обычно призывают святых матерей сотворить молитву Господу. Слишком нестройный, сбивчивый, какой-то лихорадочно-ликующий. Подозрительный звон.
Марго поспешно оделась. Вытащила из-под подушки и надела на шею ладанку на тонкой стальной цепочке - единственное, что принадлежало здесь лично ей, и что ей удалось скрыть от жадных глаз казначеи, матери Гертруды: "а всякий случай". В дверь забарабанили.
- Сестра Маргарита! Сестра Маргарита! Вставайте! - Из-за двери раздался женский голос, тонкий, как комариный зуд, и так же раздражавший уши. Сестра Маргарита!!
- Да слышу, слышу! - шепотом проворчала Марго. Затем продолжала, стараясь говорить таким же тонким и приторным голосом: "Это вы, матушка Доротея? Сейчас, сию минуту!". Она резко - не без умысла - распахнула дверь кельи, едва не разбив лицо сестре-привратнице, низкорослой, круглой, крючконосой женщине лет пятидесяти, изрядно смахивавшей на сову, - если только бывают совы с огромными связками разнокалиберных ключей на поясе. О, Пречистая Дева! Что случилось, матушка?
Уж не пожар ли?
- Чудо, сестра Маргарита! Господь явил нам чудо! Там, в церкви....
идите... и узрейте! - Сестра Доротея молитвенно сложила пухлые ручки и возвела очи горе, не забыв, впрочем, быстро заглянуть в келью Марго, но, к огорчению своему, не обнаружила там ничего достойного внимания первой сплетницы в Фонтен-Герирской обители бенедиктинок.
"Чудо?! Ох, не нравится мне это! Единственные чудеса в своей жизни я видела в Париже, когда добрый Боженька чудесным образом превращал беспризорных детишек в солонину для ландскнехтов.
Избавь меня Дева Мария от этаких чудес!" Выйдя из спального корпуса, Марго побежала к церкви.
Перед церковным порталом она остановилась, чтобы перевести дыхание. В темной таинственной утробе церкви роились перед алтарем огоньки свечей. Слышались тихие голоса, и голоса эти звучали... не то чтобы явно испуганно или явно растерянно... но все же как-то не так. Марго вошла в церковь и медленно, стараясь не топать, приблизилась к алтарю, - не спеша, однако, присоединиться к монахиням, которые, насколько она могла разглядеть, сгрудились вокруг чего-то лежащего на полу. Инстинкт подсказывал Марго, что обнаружить себя она всегда успеет, и чем позже ее заметят, тем лучше. Когда имеешь дело с чудом, главное - держать ушки на макушке и поменьше высовываться. И Марго, спрятавшись за спинкой скамейки, вся обратилась в слух.
- Я всегда говорила, что она - святая! - нервно перебирая четки, елейно проворковала мать Селина, заведовавшая пансионом, сухопарая, с вечно поджатыми губами, гордившаяся полученным в Пор-Ройяле образованием и еще долго после выпуска являвшаяся "милым девочкам" в кошмарных снах.
- Белая лилия сорвана перстами ангелов! - поддакнула мать Юнис, на чьем попечении находились кухня и кладовые с провизией, - жизнерадостная тридцатилетняя пышка, никогда не упускавшая случая "чего-нибудь перехватить до обеда". Плохо приходилось той пансионерке, которая, получив из дома гостинец, забывала поделиться с "душкой Юнис"! Послушание по мытью сковородок жадине было обеспечено.
- Стигматы! астоящие стигматы! Как у святого Франциска! И розы!
Белые! О, если бы Господь удостоил меня такой же благоуханной кончины! Господи Иисусе и Пречистая Дева! - упала на колени сестра Винсента, помощница Селины, еще молодая и весьма симпатичная, - сестра Доротея говорила, будто Винсента обрела утешение в религии, когда возлюбленный оставил ее ради более богатой невесты.
("Интересно, при чем тут стигматы и розы? И кто это - "она"? Уж не мать ли настоятельница изволила окочуриться? Тогда - кто же на ее место? Если старуха Иеронима - значит, живем, а если казначея - дело худо!")
- Сестра Маргарита, а что ж вы прячетесь?
- (Черт, подкралась, старая стерва!") И не думала прятаться, матушка Доротея! Вас поджидала! Боязно, матушка... Чудо всетаки... Прошу прощения, матушка Доротея...
- О, Mater Dei , какой же вы еще ребенок! Совершенно естественно, что вы испытываете благоговейный страх, еще даже не узрев чуда Божия! у хорошо, пойдемте вместе!
- О, матушка, да благословит вас Господь за вашу доброту! - Марго, склонившись, чмокнула Доротеину руку. ("Фу, кажется пронесло.
о все-таки, что за чертовщину они там состряпали с белыми розами?")
Доротея ловко ввинтилась между Селиной и Юнис, попутно с самым любезным видом забрав у грозы пансиона подсвечник на три свечи, - надо же и другим узреть печать благодати на ангельском лике! Одну свечу привратница, покровительственно улыбаясь, вручила Марго. Та встала рядом с ней, на всякий случай скроив благочестивую физиономию. "у вот! Я так и чуяла! Слава-те, Господи, хоть не настоятельница. А кто же?"
а полу под огромным распятием, украшавшим алтарную преграду, распростерлось, сплошь засыпанное белыми розами, недвижное тело.
Девушка лежала на спине, головой к алтарю, вытянувшись в струнку и сложив на груди руки. Голова ее, в надвинутом низко на лоб розовом венке, запрокинулась, будто бедняжка в последний миг желала встретиться взглядом со Спасителем. а грудь, перекрещиваясь на затылке, спускались две темные толстые косы. а "лилии, сорванной ангелами"" было голубое платье пансионерки, но без передника; слишком короткий подол позволял видеть ее босые ноги почти до колен, - на обеих темнели раны, узкие, будто ножом прорезанные, точно в середине ступни. Приглядевшись, Марго заметила такие же раны и на ладонях усопшей.
"Брюхо Господне! икак, пансионерка копыта отбросила! То-то, я гляжу, у мамзель Пансион будто репьев полны кальсоны! Да уж, это чудо так чудо... вот только неприятностей с клиентами нам и недоставало - спасибо, Боженька!" В церковь тем временем сбежалось почти все население монастыря. Марго, воспользовавшись тем, что Доротея, вовсю молотившая языком, восхваляя бесконечное милосердие Творца, уже не обращала на нее внимания, выбралась из толпы шептавшихся монахинь, и тут же снова протолкалась в первый ряд, встав под самыми ногами Христа. Теперь, подняв свечу, она смогла разглядеть совсем юное, почти детское личико. И темную узкую рану над левой ключицей.
"Иоланда!! Только не это!! ет!!! о... Как же это, Святая Дева Мария?!! Как же так можно?!! Куда же ты глядела, Пречистая, вместе со своим мужем и сыночком?!!" Марго стиснула зубы, чтобы не разрыдаться, и опустилась на колени, закрыв руками лицо.
- Грех предаваться унынию, сестра Маргарита, - осой зажужжала у нее над ухом вездесущая и всевидящая привратница, - Господь оказал мадемуазель де Лавердьер величайшую милость, взяв ее душу в рай, а невинную плоть отметив священными стигматами!
- Да, матушка, конечно, конечно... но ...она была такой красивой...
такой доброй, такой... - тем же тонким голоском залепетала Марго.
("Стигматы, как же! Кинжалом деланные... если не кухонным ножом... Да и копьем Спасителя нашего, вроде как, пониже кольнули... Промахнулся Боженька!")
- Перст ебес указал на нашу обитель - возблагодарим же Господа и Пресвятую Деву-Богородицу! - во всеуслышание провозгласила мать Теодорина, благообразная статная особа средних лет, руководившая монастырским хором. Пышная и смуглая сестра Беата, ее неразлучная подруга, немедленно взбежала на хоры и уселась за орган.
"Sa-al-ve Re-gi-i-i-na ..." - было что-то адское в том, как весело взревели в полумраке органные трубы. Монахини, по-прежнему стоя кружком вокруг тела Иоланды, поспешно подхватили молитву - мимо нот, ни в склад, ни в лад. о - громко, из кожи вон вылезая от усердия, будто надеялись, что от их какофонии Иоланда проснется.
