Андрей Морозов - Век рыцарей

Андрей Морозов

Век рыцарей

"Я готов был протянуть руку дружбы благородному противнику, лицом к лицу сходившемуся со мной в честном поединке, но никогда не будет от меня пощады трусливому врагу, наносящему удар в спину".

Отто Скорцени.*

Страшно хотелось спать.

Ханс не сомневался, что спать хочется не только ему. Весь экипаж уже вторые сутки на ногах и было бы странным, если кто-то из его подчиненных в эту минуту не спал. Совсем рядом убаюкивающе гудела песчаная буря и казалось, что они летят куда-то далеко-далеко на самолете. Туда, где нет войны, туда, где цветут цветы и растут раскидистые деревья. Там живут самые красивые девушки и самое вкусное пиво льется рекой. Картина земного рая постепенно обретала четкость, играя красками в воображении, разбушевавшемся подобно хозяйничавшей за стенкой буре.

Не раз и не два возникали у Ханса странные видения, возвращавшие его к временам мирной жизни в довоенной Германии. Это было похоже на мираж. Да, именно так. Если мираж появляется, то он реален. То есть не он сам, а то, копией чего он является. Это им всем объясняли сразу после того, как отправили сюда. Так же как и способы выживания в пустыне. Он знал проблема в том, что оригинал миража находится слишком далеко от того места, где появляется мираж. Пустыня же просто играет злую шутку с человеком, заблудившимся в ней. Они вчетвером были как раз такими заблудившимися. Хотя, впрочем, в том, что они отбились от своих, были свои плюсы. Впервые за несколько недель непрерывных боев можно было поспать. До этого каждую секунду мирный сон мог быть прерван канонадой артподготовки, воем самолета или чьим-то голосом, рвавшимся на волю из радиостанции. Бой затих, поглощенный бурей, и Ханс смог наконец погрузиться в мечты.

Странно, но чаще всего ему снились деревья и цветы. Раньше он не ценил мягкой тени зеленых деревьев и аромата цветов, сорванных на соседской клумбе в подарок симпатичной фройляйн. Верно говорят:

"По-настоящему что-то оценишь, когда это потеряешь". Когда круглые сутки видишь только песок и солнце в монотонно голубом небе, так хочется вернутся в сладкий, тающий на глазах мираж. Хотя бы можно спокойно отдохнуть до тех пор, пока буря не кончится. Хансу вдруг пришла в голову мысль: "А что будет, когда она кончится? Что будет с нами тогда?"

Ханс решил не думать о грустном и устроился поудобнее, чтобы поспать еще. Хотя слово "поудобнее" вряд ли годится для танка. Даже для немецкого, и даже для командирского.

Некоторая свобода, свойственная командирской машине, была ему в новинку. Дело в том, что в одном из боев его машину подбили. Экипаж лишился не только машины, но и радиста. Оберст*, командир их части, в тот день пересел на бронетранспортер, а чтобы его танк не стоял без дела, Хансу и поручили на нем вести часть в бой, держа радиосвязь со штабом. Чтобы руководить разбросанными по пустыне взводами и ротами танков, оберсту нужна была более мощная радиостанция, а Хансу, которого полковник давно хотел повысить в звании, хватило бы и танковой. Сыграл свою роль неполный экипаж. Однако Ханс прекрасно понимал, что поездка на командирской машине не есть акт предрасположенности к нему начальства. Просто теперь все, что могло двигаться отправлялось в бой. С того момента, как они ранней весной сорок первого ступили на выжженную солнцем землю Африки, многое изменилось. Тогда Ханс был новичком и волновался, стараясь не ударить в грязь лицом. На всю жизнь запомнил он свой первый бой.

Неожиданный и быстрый.

Он сидел на броне, поглощая консервы, когда кто-то вскрикнул рядом. Загрохотали выстрелы танковых орудий, и раньше, чем он успел уронить ложку, все было кончено. На окраине городка чадили два английских танка, неподалеку дым валил из такой же "трешки"*, как та, на которой он сидел.

Именно после этого он осознал близость смерти в этой чертовой пустыне и понял, что она будет ходить за ним по пятам. За год с лишним он видел ее много раз. Все это время Северная Африка полыхала огнем войны, принесенной сюда из Европы.

Когда генерал Роммель и первые части того, что теперь называлось "Немецкий Африканский корпус", высадились в Триполи, итальянцы, пытавшиеся вытеснить из Африки англичан, были прижаты к краю бездны поражения. Еще когда Ханс впервые увидел Ромммеля, ему стало ясно, что на месте сидеть не придется. И он оказался прав. Отличная техника, умелые командиры и отважные солдаты сделали свое дело. Уже четвертого апреля они вошли в Бенгази, пройдя почти всю Ливийскую пустыню. До ноября, отбивая ожесточенные атаки англичан, они пытались взять крепость Тобрук у границы Ливии и Египта, но фортуна изменила им. Транспортные конвои исправно шли на дно, атакуемые английскими кораблями и самолетами. Солдаты были измотаны. Танков оставалось все меньше. Ханс прекрасно помнил горький вкус первых поражений, когда пришлось отступать по земле, обильно политой кровью товарищей.

Отдав добрую половину захваченного, он и его товарищи только в январе сорок второго смогли вновь двинутся вперед. Теперь все могло повториться. Хансу часто приходила в голову эта мысль, когда он смотрел на карту. Подкрепления, обещанные им, уходили на Восточный фронт. Снабжение оставалось скудным и то и дело грозило вообще прерваться. Теперь бензин ценился выше еды и воды, потому что люди могли двигаться вперед без пищи некоторое время, а машины и танки становились бесполезными без топлива. Приближаясь к границе Египта, армия Роммеля отдалялась от тех баз, через которые итальянцы еще отваживались снабжать войска. Теперь использовались все возможные ресурсы людей и техники и даже больше. Ханс несколько раз видел, как проносятся мимо английские грузовики с немецкими солдатами в кузове. Часто он замечал и трофейные танки с наспех нарисованными крестами. И что греха таить - в баке его танка плескался английский бензин.

Ханс осознавал, что важно было пустить в бой все танки. Даже командирский, у которого из-за второй, более мощной, радиостанции внутри совсем не оставалось места и пушка была деревянной. Да, черт возьми, они были прекрасной мишенью, но изъян был заметен лишь вблизи, а значит, был и шанс победить. В бою Ханс корректировал действия своих товарищей до тех пор, пока это было возможно. Он немного разбирался в радио и не пожалел о том, что у его машины нет пушки. Теперь у каждого экипажа появилась пара лишних глаз, глаз зорких, глаз танкиста, прошедшего немало боев.

Но вот бой кончился. Ханс даже не заметил, как выпал из водоворота огня и дыма. Теперь они блуждали по пустыне, пытаясь понять где свои, а где чужие. Войска сторон перемешались во второй битве под Тобруком. Наступающие немцы и отступающие англичане. Отступающие немцы и наступающие англичане.

Рация больше не работала, поэтому не было ничего странного в том, что Ханс не решился продолжать путь. Да! Сейчас бы пригодился Гюнтер. Их радист. Замечательный парень, о котором Ханс вспомнил только теперь.

Парень погиб случайно. Сбежал из госпиталя, когда узнал, что начинается наступление. В первой же стычке танк получил пробоину, и Ханс проклинал себя за то, что разрешил Гюнтеру идти в бой, помогая вытаскивать его окровавленное тело из машины.

Долговязый очкарик Гюнтер часто вызывал у окружающих насмешки, но славился непревзойденным умением заставить работать любую радиостанцию и чрезвычайным упорством и настойчивостью, без которых этого невозможно было добиться. Но даже это упорство не помогло ему в неравной борьбе с пустыней. Гюнтер молчал о том, что плохо себя чувствует, пока мог стоять на ногах. Когда однажды Ханс вышел из палатки госпиталя и побрел к танку, он понял и еще одну вещь. Пустыня - вот главный противник. Не англичане, а эта чертова проклятая пустыня, высасывавшая из людей все силы. Здесь или ты станешь достаточно сильным, чтобы выдерживать ежедневные марши под палящим солнцем, пронизывающий холодный ветер ночей и непрерывные бои, или тебя добьет даже обычная мелкая болячка, которая покажется истощенному организму чумой или проказой.

Ханс уже видел здоровых мужиков, которых побеждала одна тонкая линия. Линия горизонта. Когда месяцы напролет видишь вокруг только пустыню и эту далекую линию и ждешь, что на ней появится хоть что-нибудь, можно сойти с ума. Любая, даже самая незначительная, хворь перерастала в смертельную болезнь, многократно умноженная безнадежностью и усталостью. А линия горизонта была все так же пуста, действуя на нервы даже больше, чем проносящиеся иногда над головой английские самолеты.

Однако, несмотря на все это, и Ханс, и его экипаж, и весь Африканский корпус продолжали сражаться с изо дня в день пребывающими силами неприятеля. Полководческий гений Эрвина Роммеля, которого даже враги уважительно звали теперь "Лис пустыни", всякий раз заставлял врага отступать под ударами редеющих танковых отрядов его корпуса. Если человек выдерживал в пустыне некоторое время и не начинал трогаться умом или сдавать здоровьем, из него получался отличный воин. Главная идея состояла в том, чтобы не потерять цель. У Ханса была цель и сейчас он видел ее. Мир. Мир...