Вольска Ольга
Высшая дипломатия. ДилогияНа службе церкви
Ольга Вольска (Васильченко Ольга Александровна)
Высшая дипломатия - 1. На службе церкви.
Влечение сердец рождает дружбу.
Влечение ума -- уважение.
Влечение тел -- страсть.
И только все три вместе рождают любовь.
Ананга Ранга "Ветви персика"
Пролог
"...Они были богами этого мира: духи леса, земли и воды, малый народ и живущие под холмами, и многие другие, не имевшие названия. Они хранили магию этого мира, и люди чтили их. Но в лето яркой звезды, пришёл новый Бог, и они вынуждены были отступить, затаиться и спрятать магию этого мира от людей. Столетиями жили они за хрупкой границей разделившей мир, долгие годы таились они, и, наконец, грянул гром. В лето 1985-е пала граница, разделявшая мир и грянула война, подобной которой ещё не знало человечество, ибо пробудилась магия этого мира, и древние народы напомнили о себе. И предначальная сила схлестнулась с верой, что называли истинной. Три столетия длилась война, изматывая противников, круша постулаты веры и губя магию этого мира. И в лето 2285-е заключено было перемирие, которое многие почитают лишь передышкой, столь необходимой противникам. И кто знает, будет ли конец этой войне между новым и вечным, ведь никто не помнит уже ответа на извечный вопрос: "Что есть Бог?"...
Илар Де Элле захлопнул толстенную Хронику трехсотлетней войны и чихнул, вдохнув облачко книжной пыли, вылетевшей из корешка. Скучно. Скучно и тоскливо. Того и гляди сам пылью покроется, как этот увесистый том. Надо же, перемирие, к которому и он приложил руку, не длится ещё и ста лет, а уже наскучило хуже горькой редьки. Хотя, если подумать, война тоже. Это в первые двадцать лет была драма, надрыв и непредсказуемость, а в остальные двести восемьдесят - тоска смертная. Так и вечность, теряет большую часть своей привлекательности, когда становится реальностью, тягучей и нудной, словно налипшая на зубах ириска. Уж в чем, а в этом Слепая Гостья оказалась права... Взгляд досточтимого господина некроманта задумчиво скользнул по дубовым стеллажам, уставленным рукописями в тяжелых переплётах и тубами свитков. Уперся в запертую нишу под самым потолком. Потемневшие серебряные руны тускло поблескивали на тяжелой дверце. Де Элле задумчиво хмыкнул и прищелкнул пальцами, направляя ядовито-зеленую искру в центр рунескрипта. Ниша беззвучно распахнулась, и секунду спустя на столе водворился объемистый сверток, завернутый в плотную темную ткань.
-Ты уверен, что стоит это делать? - вкрадчиво осведомился девичий голос. Илар невольно заозирался.
-Да не вертись ты, словно на кнопку сел, - недовольно буркнула невидимая собеседница, - здесь я!
Некромант замер и почтительно склонил голову в сторону соседнего кресла, которое ещё мгновение назад пустовало. Нынче же в нем, закинув ногу на ногу, вольготно расположилась курносая особа.
-Ах, госпожа моя, - досточтимый господин Де Элле галантно поцеловал тонкую изящную руку, - я бы не был уверен, если бы не знал, что Вы поможете упрятать этого джина обратно в бутылку.
-Льстец! - Слепая гостья поднялась из кресла и пересела на стол, опершись ладошкой об угловатый сверток. - Но... зачем тебе это?
-Скука, госпожа. В последнее время люди совсем меня разочаровали. Когда-то, ещё на заре своей вечности, мне нравилось наблюдать за ними, а после они стали скучны. Скучны и серы. Погрязли в мелких незначимых проблемах и обесцветились, обесценились, словно затертый медяк.
-А ты, значит, хочешь немного их раскрасить? - саркастически ухмыльнулась собеседница.
-Что-то вроде того... - туманно откликнулся глава Высшего круга.
-Хм, кажется, я смогу помочь тебе, друг мой. Заодно решу и пару своих проблем... - она замолчала, рассматривая украшенный резными карнизами потолок. - О, да! - воскликнула Слепая гостья, встряхнув головой. - Какая это будет история! Ах, какая будет история! Илар! - собеседница резко склонилась к господину Де Элле и что-то восторженно зашептала ему на ухо. Тонкие губы почтенного некроманта искривились в хитрой довольной усмешке.
-О, да, моя госпожа, это будет ТА ЕЩЁ история.
Туман лениво полз по старинным улицам, растворяя остатки снега, словно кипяток кусочки кленового сахара. Под ногами немногочисленных прохожих да редких экипажей чавкала противная мартовская жижа. Ранняя весна, робко приходившая в Будапешт днем, к вечеру боязливо отступала, давая отголоскам февраля вновь прихватить лужи тонким ледком, а островки грязно-серого ноздреватого снега -- настом. Молочно-белая пелена уже полностью укрыла древнюю Буду, не решаясь пока форсировать черный холодный Дунай. Но никто не мог запретить ей сделать это. Так же, как зиме -- отступать, а весне, пусть даже такой мерзкой, утверждаться в своих правах. Каждый год снег укрывал старинный город, чтобы после растаять, дав необходимую влагу возрождающимся деревьям, а зиму сменяла весна, даруя надежду на лучшее жителям. Последние десять лет мира это чувство воистину стало даром. Три века кровопролитной войны измотали вечных противников настолько, что непримиримые стороны протрубили отступление и сели, наконец, за стол переговоров, увенчавшихся перемирием -- хлипким и шатким, что твой тын.
Как водится, беда пришла, откуда не ждали. Человечество давно и прочно утвердившееся в мире, вдруг обнаружило, что оно в этом мире не одно, и более того, люди ему не хозяева. Дивные, волшебные существа, древние забытые расы и до поры спрятанная магия хлынули словно поток, ибо границы, скрывавшей их, больше не существовало. Кто говорил, что она истощилась и пала сама, кто -- что её сломали древние, но последствий это не изменило. Не сумев понять друг друга, древние расы и люди сошлись в битве не на жизнь, а на смерть, на целых три столетия ввергнув мир в хаос войны. Рушились старые устои, распадались государства. Мир, будто повинуясь рукам безумного скульптора, лепил себя заново, причудливо перемешивая магию с наукой и создавая нечто новое, не принадлежащее ни одной из столкнувшихся сторон. И не было в этой войне ни победителей не проигравших. Высохший колодец требовал воды, и жарким кровавым летом 2285 года было заключено перемирие.
Привычные границы исчезли, породив Территорию древних, покорившуюся старинным законам магии, крови и чести; Нейтральную зону, вобравшую в себя понемногу от каждого, и пестрым лоскутным одеялом пролегшую между бывшими врагами; и Людские земли, зиждившиеся на ортодоксальной вере, косности и вечном подозрении.
Война смешала в себе не только магию и веру, народы и расы, но и христианские конфесии, впервые за много столетий, вернув былое единство и вместо множества породив одну Всеблагую и единую матерь церковь, которая обрела невиданную власть, потеснив мирских правителей. Отринув священную войну, церковники обратились в мирное русло дипломатии, предпочтя интриговать ценою малой крови.
Дипломатический корпус при Всеблагой и единой матери церкви, учрежденный патриархом Николой перед самой своей смертью прочно обосновался в Нейтральной зоне, избрав центром средоточия своей власти Венгрию, как символ извечного слияния столь непохожих религий народов и миров. И Будапешт, древний город, издавна призванный быть местом единения прошлого и будущего, разных культур и религий, насквозь пропитанный магией и легендами, старинными и не очень.
И если львов на Цепном мосту смело можно считать историей, то Специальный отдел при Дипломатическом корпусе Всеблагой и единой матери церкви вполне мог претендовать на звание легенды современной. Ибо его существование ещё поди докажи, а слухи, конечно же обоснованные, уж по всему городу расползлись.
***
Рыбацкий бастион полностью утонул в белом мареве, поблескивая влажной брусчаткой. Приземистые башни едва угадывались, а галереи полностью исчезли в тумане. Даже темная громада собора Святого Матяша, нависавшая над площадью почти растворилась в мелких капельках заполонивших воздух. Вечерня давно закончилась, и собор спал, кутаясь в туман, как в одеяло. Лишь в кабинете главы специального отдела при дипломатическом корпусе Всеблагой и единой матери-церкви, несмотря на позднее время, горел свет. Да и то не в самом соборе, а в примыкавшем к нему трехэтажном здании, соединенном с готической постройкой Новой галереей.
Сама госпожа кардинал Злата Пшертневская восседала за столом в окружении своих сотрудников и пыталась привести к завершению внеплановое собрание, длившееся уже не первый час и всё с тем же нулевым результатом. В свои двадцать восемь она добилась гораздо большего, чем многие добиваются к пятидесяти, но сейчас предпочла бы вести тихую адвокатскую практику, где-нибудь в глубинке, а не заниматься судьбами мира. Запустив тонкие пальцы прическу и приведя её в ещё больший беспорядок, она потерла слезящиеся от усталости глаза. В кабинете, после очередного этапа бурных обсуждений, повисла гнетущая тишина. Дольше затягивать c принятием решения не имело смысла, Рубикон перейден. Молодая женщина откинула упавшую на глаза прядь длинных каштановых волос и, окинув собравшихся взглядом покрасневших глаз, остановилась на сидящем в кресле священнике средних лет, темные волосы которого на висках уже начинали седеть:
