Кулаков Алексей Иванович
Великий князь
Великий князь
Пролог
Молодой мужчина и юный недоросль лет этак четырнадцати-пятнадцати, схожие лицом так, как только и могут походить друг на друга родные братья, преодолели крутой подъем на крепостную стену славного города Тулы - после чего младшему тут же прилетел легкий подзатыльник:
- Опояску поправь!
Прогуляв вдоль высоких зубцов и вдоволь налюбовавшись видами окрестностей, братья наконец-то остановились.
- Вот наш завод. Любуйся.
- Ух ты! Экая красотища!!!
Дозорный, прогуливавшийся невдалеке от тонких ценителей красоты, едва не споткнулся на ровном месте - потому что на его непритязательный взгляд, новые постройки, появившиеся всего с год назад за городской стеной, иначе как уродливыми назвать и нельзя было. Какая-то высоченная громадина, день и ночь извергавшая из своего нутра смрадные клубы дыма, несуразно большие амбары из кирпича с окнами такой ширины, что в них две телеги спокойно могли разъехаться - если бы те сначала как-то исхитрились попасть на высоту в две сажени, конечно. Лязг и постоянные громыхания чего-то явно тяжеленного, суета мастеровых людишек, натуральные горы железной руды и древесного угля под навесами, вереницы телег, что эти горы пополняли, непонятные строгости с охраной...
- А куда готовое девают?
- Вон тот лабаз видишь? Из него каждую вторую седьмицу большой обоз в Москву снаряжают.
Правда, чего греха таить, были во всех этих переменах для горожан и хорошие стороны. Уклад , что выпускали царские плавильни, был, честно говоря, так себе - зато тульским кузнецам его продавали дешево и в любом количестве. Пускать на сабли или доспехи его запретили особым указом, зато наконечники стрел и сулиц, клевцы, железки рогатин и секир - это пожалуйста, за милое дело. Ножи, опять же, выходили неплохие. Не боевые, а так, по хозяйству чего порезать, хлеба или чего еще. Еще одним приятным обстоятельством было серьезное увеличение гарнизона и поместных войск - такое серьезное, что степные людоловы второй год предпочитали искать добычу подалее от Тульских рубежей. Такая легота дорогого стоила! Опять же, и трубу эту вонючую поставили так, чтобы дымила она исключительно от города, а не на него. Уж как только и исхитрились?..
- Насмотрелся? Пойдем теперь поснедаем, а потом я тебе завод изнутри покажу.
Проводив мужчину в кафтане царского розмысла и недоросля в одежке ученика долгим взглядом, дозорный сплюнул и пробормотал:
- Ну-ну.
Чуть больше чем через час его сомнения едва не оправдались, когда двое братьев подошли к воротам в высоком деревянном частоколе. Который, кстати, доживал последние свои дни, ибо каменных дел мастера уже готовились заменить дерево на крепкую краснокирпичную стену.
- Куда! Назад.
Увидев, как грозно шевельнулись острия бердышей, братья тут же остановились, после чего старший из них удивленно вопросил у воротной стражи:
- Вы чего, меня не признали, что ли?
- Тебя-то признали, Нафан Кондратич. А вон его нет.
Звучно и укоризненно шлепнув себя по лбу, личный ученик самого государя-наследника запустил руку в странную плоскую сумку на боку, называемую довольно чудно "планшеткой", и извлек из нее небольшой листок. После чего безбоязненно подошел вплотную к троице сторожей и вручил им свою добычу.
- Так. За успехи в учебе наградить Захарку сына Кондратия поездкой на Тульский железоделательный завод за казенный счет. Писано собственноручно в феврале года семь тысяч семьдесят четвертого от Сотворения мира. Две седьмицы назад, стало быть? Гм!
Освидетельствовав дорогую бумагу с тиснеными яркой киноварью орлами и полюбовавшись на красивую, и в то же время невероятно затейливо-сложную тугру -подпись государя-наследника Димитрия Ивановича, старшой воротной стражи с неподдельным почтением вернул поистине драгоценный докумен.
- Другое дело.
Пройдя сквозь узенькую калиточку, они тут же направились к самому большому из амбаров - тому самому, из которого вырастала высоченная громадина трубы.
- А ну постой, торопыга.
Придержав младшего брата на входе в литейный цех, опытный розмысл взял из расположенного тут же короба два небольших тряпичных сверточка.
- Помнишь про пыль вредную? Ну так надевай маску, да завязки потуже затягивай - не то с непривычки на кашель изойдешь. Да не той стороной надел-то! Вот теперь все правильно. Слушаю сюда - от меня ни на шаг, под ногами у мастеровых не путаться, ни до чего без спросу не касаться.
Подождав, пока Захар послушно кивнет, старший рывком отворил дверь в раскаленное пекло:
- Вот теперь пошли.
Спустя полчаса дверь в литейный цех опять пришла в движение, выпуская на свежий воздух первого весеннего месяца двух братьев. Старший, если не обращать внимания на потеки и разводы пота на его лице, выглядел вполне достойно - а вот младший, с точно таким же блестящим от пота личиком, еще и дышал словно загнанная лошадь, поводя дурными глазами по сторонам.
- Рассупонь одежку-то.
- А?!?
- Эк тебя придавило!..
Расстегнув первые три хлястика на шубейке Захарки, родич заодно избавил его от мокрой насквозь защитной маски, кинув ее и свою в еще один короб - постирают, высушат, и еще с дюжину раз к людской пользе послужит.
- Вот это да! Нафан, а как они там весь день? Это же... Ужас прямо, до чего жарко!
- Люди и не к такому привыкают, брате. Тем более, это ты с непривычки сомлел, так-то оно все вполне терпимо. Вон, видишь стенные продухи?
Задрав голову вверх, недоросль оглядел странное окно - широкое, высокое, вот только вместо слюды в нем были установлены ровно оструганные, и уже успевшие порядком почернеть доски. Причем установлены донельзя странно: не пластью, не кромкой, а как-то в наклон.
- Учитель называл их жа-лю-зи. Запомнил? Доски-лопасти насажены торцами на штыри, и при необходимости могут крутиться всяко. В цеху к ним приставлен особый мастеровой, коий следит, чтобы сквозь жалюзи всегда проходило как можно больше света и воздуха.
- А как их крутят?
- К каждой доске рычажок малый приделан, а рычажки в свою очередь, к длинной планке, которая и заставляет их всех двигаться заедино с остальными. Тако же и в крыше цеха есть широкие продухи, которые при необходимости открывают или закрывают. Ну что, отдохнул? Тогда пошли.
Миновав несколько деревянных кругов, приводимых в движение меланхолично-равнодушными ко всему волами, братья зашли в следующий цех.
- Вот это называется валки. Уклад, пока он еще не остыл, пропускают сквозь них, раскатывая до нужной толщины. Смотри, как раз новая полоса пошла!..
Очарованный творящимся прямо на его глазах действом, Захарий едва не перестал дышать, наблюдая, как светящаяся обжигающе-красным полоса стали раз за разом проходит сквозь теснины больших чугунных "колбас", недовольно искрит, шипит, плюется темной окалиной - и все же послушно изменяется, превращаясь из узкой красной ленты в широкую темно-багровую полосу.
- Опять сомлел, что ли?
- Нет, брате!
- Тогда ладно. Вон там еще один прокатный стан - пруты-кругляки разные выделывают. Встань-ка сюда. Видишь? Те канавки на валах называются ручьями, от самого большого калибра справа до самого мелкого на левом краю. Сначала заготовку прокатывают на самом большом ручье, потом на том, который рядышком - он малость поменьше... Ну, в общем, катают до нужного размера.
За следующий час младший брат розмысла вдоволь насмотрелся, как горячий уклад проковывают, гнут, рубят в размер, с помощью большой давильни вырезают по тридцать наконечников для стрел за раз, снимают кромку на больших точильных кругах - а рядом сдирают окалину и наплывы металла с чугунных котлов и сковородок.
- А это что такое, брате?
Нафан, к которому как раз подошел переброситься словцом-другим его бывший соученик Михаил, отвлекся от собеседника и бросил взгляд на довольно странно выглядевшую полосу уклада, ощерившуюся с одной из сторон частыми зубчиками.
- Ручки вон в те проушины приладят, зубцы заточат, и будет двуручною пилой. Самое оно деревья валить.
- А вон та? Тоже пилой?
- Тоже. Только для лесопильного стана - бревна на доски распускать.
- А это?
- Лом. Камень долбить, или иное что.
Поглядев, как дюжий коваль быстро сплющил один конец явно увесистого прута лопаточкой, а другой старательно заострил на манер копейного железка, Захар не выдержал. Оглянулся на брата, убедившись, что тот полностью занят беседой, быстро-быстро (пока его отлучку не заметили, и он сам не передумал) подошел к груде стального "хвороста" и вцепился в один из ломов.
- Ух ты, тяжеленный какой!
Приподнял вверх, затем ослабил руки...
- Ой!..
- Ах ты неслух!
Бздын!..
Вдобавок к правой ноге недоросля, на которую "удачно" попал плоским концом лом, пострадал и его затылок - от щедрой братской оплеухи.
