Я.Е.Айзенберг
Ракеты
Жизнь
Судьба
ВОСПОМИНАНИЯ
1
ОГЛАВЛЕНИЕ
ЧАСТЬ 1
Вместо введения
Семья, детство, учеба
Ракеты
ОКБ-692 и Минобщемаш
Первые разработки ОКБ-692
Трагедия на Байконуре
Проблема устойчивости
Итоги 30 лет
Вмешательство партии
60-е годы
Соперничество СССР и США (Луна)
ЧАСТЬ 2
Переход в СУ к БЦВМ
«Гражданская война»
СУ 15А14 и 15А30
Структура ОКБ
Системы управления космических аппаратов
Система управления крылатой ракеты «Метеорит»
Система управления ракеты-носителя «Энергия»
ЧАСТЬ 3
Пуск «Энергии», работы по ракетам в последние годы
СССР и первые годы независимой Украины
Работы в области атомной энергетики, встреча с
Э.Теллером, завершение моей работы на Хартроне
Заключительные замечания
2
ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ
Знаете ли Вы, мой возможный читатель, что такое межконтинентальная
баллистическая ракета (МБР) SS-18, которую в США «ласково» называют
SATANA.
Я в дальнейшем постараюсь объяснить смысл каждого слова, входящего в это
название, но пока сообщу главное.
Одна (!!!) такая ракета, достигшая территории «вероятного противника»
(граждане бывшего СССР твердо знают, какая страна имеется в виду), может
нести 10 водородных бомб, каждая из которых по мощности, по меньшей
мере, в 10 раз превышает сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в 1945г. И
она в состоянии доставить (ракетчики говорят «развести») каждую бомбу в
назначенную цель, т.е. теоретически 10 больших городов исчезнут с лица
Земли со всем своим населением, домами и пр. Для любой страны это
является неприемлемым ущербом, который ее правительство обязано
избежать. СССР располагал несколькими сотнями таких ракет. И пока они
все еще, хотя и в немного меньшем количестве, стоят на боевом дежурстве в
шахтных колодцах на территории России.
Так вот, много десятилетий я разрабатывал системы управления таких ракет,
но меньшей мощности (SS-18 – это вершина).
Я начинал с молодого специалиста и закончил высшей научно-технической
должностью в ракетно-космической технике – Генеральный конструктор
систем управления (так и писалось - с заглавной буквы). За несколько
десятков лет я участвовал в создании 10 типов межконтинентальных
баллистических ракет, 8 из которых стояли на боевом дежурстве, а некоторые
стоят и сейчас. Кроме того, наша фирма (она теперь называется «Хартрон»)
создала системы управления 8 ракет-носителей космических аппаратов, в том
числе, для самой большой в мире ракеты «Энергия», и многих космических
аппаратов. Я уверен, что это мировой рекорд, по меньшей мере, по числу
типов ракет, и качество многих из них вполне соответствует лучшим
созданным в любых других странах образцам.
О создании таких изделий (опять чисто советский ракетный термин,
считавшийся несекретным, так как слово «ракеты» в обиходе, в том числе, и
на производстве, употреблять было нельзя) и о людях, с которыми я близко
сталкивался в ходе совместных работ, а среди них были почти все великие
советские создатели ракет, и пойдет здесь речь.
3
СЕМЬЯ. ДЕТСТВО. УЧЕБА.
Так как я жил с мамой (мои родители разошлись, когда мне был один год), то
речь идет о ее семье.
Мои дедушка и бабушка до революции жили в городе Нежине Черниговской
губернии и по тогдашней классификации были простые мещане. Дед умер до
моего рождения, и, как принято у евреев, меня назвали в память о нем. У
бабушки было 5 детей – три сына и две дочери. Моя мама была младшим
ребенком, ее назвали Рохель - Лея, по советской норме в паспорте – Рая. И
моя бабушка жила с ней в эвакуации в г. Анжеро-Судженск Кемеровской
обл.
Ее старший сын погиб в годы гражданской войны, второй стал врачом и
прожил всю жизнь в маленьком армянском городе (тогда он назывался
Ленинакан) и был там очень уважаемым человеком. Третий сын, инженер-
экономист, проработал всю жизнь в цехе на Харьковском танковом заводе.
Старшая и любимейшая сестра моей мамы тоже стала врачом и вышла замуж
за военного врача.
Благодаря ей мы спаслись, уехав из Харькова в 1941г. Госпиталь, где служил
ее муж, был после начала войны направлен из недавно захваченной СССР
Западной Украины (когда Сталин и Гитлер делили Польшу) в Сибирь, и
эшелон ехал через Харьков. Тетя заявила, что без мамы и сестры она не
поедет, поэтому мы с ними покинули Харьков и остались живыми, иначе нас
всех ждал Дробицкий Яр - место массового расстрела евреев...
Мама была съездовой стенографисткой (сейчас уже бесполезно объяснять
этот термин), вышла замуж за врача и жила с ним и своей мамой фактически
до моего рождения и последовавшего вскоре развода, причем, отец женился
вторично, а мама второй раз замуж не вышла, как я думаю, чтобы у меня не
было отчима... Специальность у нее была тяжелая и очень плохо
оплачиваемая, так что в нищете мы жили всегда.
Никаких выдающихся личностей в моей семье не было - и они уцелели в
сталинскую эпоху. Разве что стоит отметить - среди них было относительно
много врачей (но я, конечно, в медицинский институт во времена начала
открытого государственного антисемитизма поступить не мог, даже если бы
хотел), и единственной наследницей семейной традиции стала моя дочь
Таня, которая и сейчас работает врачом - гинекологом в Израиле.
Меня воспитала мама, и всем, что есть хорошего во мне, я обязан ей, в том
числе, любовью к науке.
Период войны ознаменовался для нас, кроме обычных для советских людей
холода и голода (в Сибири я отморозил пальцы ног), многочисленными
переездами. Сначала несколько месяцев на ферме в заволжских степях, на
территории бывшей республики немцев Поволжья (Сталин из-за
4
ожидаемого шпионажа и диверсий ее «закрыл», а жителей переселил в места
и условия, непригодные для жилья, где они и гибли десятками тысяч). После
этого мы несколько лет жили в маленьком городке в шахтерском Кузбассе, и
там я впервые столкнулся с бытовым антисемитизмом. Госпиталь, где
работала мама медстатистиком, перевели в город Осташков, расположенный
в Калининской (теперь Тверской) области на берегу красивейшего озера
Селигер и приспособили к лечению пленных из расположенных вокруг
лагерей. Основной их диагноз – дистрофия (уж если местные жители
недоедали постоянно, то что говорить о военнопленных).
Начальную школу (4 класса) я и кончал в этих всех местах с неизменными
похвальными грамотами. И чтобы уже не возвращаться к этому, замечу, что
учиться мне было всегда легко, моя единственная отметка и в школе, и в
институте была «пятерка» (высший балл при принятой тогда системе,
которую товарищ Сталин постарался полностью заимствовать из
дореволюционной русской школы). Единственное исключение составляла
оценка «4» по поведению в первой четверти 9-го класса за постоянные
подсказки отвечавшим у доски одноклассникам и сильно раздражавшим
учителей, чего я тогда не понимал, а помочь хотелось.
По тогдашним правилам это было чрезвычайное происшествие (по
поведению признавалась только оценка «5»), так что маму вызвали в школу и
всячески пугали в основном тем, что я не получу золотую медаль, и это
