Темная стылая вода мертвого озера с едва слышным шипением набегала на осклизлые каменные ступени мрачного зиккурата, покрытого снегом и льдом. Вода набегала и неохотно отступала, оставляя на камне почерневшие обломки веток, мелкое крошево льда и клочья серой пены. На озеро налетел резкий порыв зимнего ветра с завыванием промчавшись над водой и на мгновение заглушив глухое гортанное бормотание.
На обращенной к берегу стороне зиккурата виднелись полусогнутые фигуры – невысокого роста, кособокие, закутанные в шкуры и обвешанные ожерельями из ракушек и разноцветных камней. Не меньше десятка темных гоблинов пришли сегодня к опустевшему храму своего божества. И по их скорбным голосам было легко понять насколько сильно они опечалены и погружены в тоску.
Неслаженными голосами бубня нескладную молитву, они мерно покачивались, изредка опускаясь на колени и прикасаясь лбами к холодному камню. Гоблины выражали глубокую скорбь. Изливали свое невероятное горе. Их взоры неотрывно смотрели на вершину зиккурата, где еще совсем недавно, в небольшой комнате, стояла каменная гробница с телом их погруженного в вечный сон божества.
Шурды были полностью поглощены молитвой и именно поэтому не заметили, как за их спинами на поверхность озера вырвалось несколько крупных пузырей, затем вода забурлила, где-то у самого илистого дна полыхнуло тусклым зеленым светом. Полыхнувшем и мгновенно погасшим.
Самый молодой и поэтому стоящий позади всех шурд все же уловил что-то и бросил через плечо короткий взгляд, не прекращая проговаривать слова молитвы. Но темная вода уже успокоилась, ничто не указывало на недавнее волнение и шурд вновь отвернулся.
Привязанный к выступающему камню плот вздрогнул и покачнулся. Покачнулся так, словно что-то его толкнуло и слега приподняло. Еще мгновение и в гнилую древесину бревна вцепились мокрые белесые пальцы с почерневшими и неимоверно отросшими ногтями. Несколько черно-серых кривых ногтей мгновенно сломались, с едва слышным противным хрустом. Но на мертвую хватку руки это не повлияло – пальцы вцепились еще крепче, напряглись, принимая на себя вес кого-то, силящегося выбраться из стылой воды мертвого озера, раскинувшегося поверх руин некогда великого портового города.
Когда стоящий позади своих сородичей темный гоблин ощутил на своей лодыжке мертвую хватку, за которой сразу последовала резкая ослепляющая боль, он еще успел пронзительно вскрикнуть и инстинктивно взглянуть вниз. Гоблин еще успел заметить вонзившийся в его ногу странной формы кинжал и сжатую на его рукояти уродливую разбухшую ладонь. Издать крик ужаса он уже не успел. Горло перехватил спазм, сердце судорожно дернулось, затрепыхалось и затихло навсегда. Шурд умер не от смертельного удара и уж тем более не от потери крови. Да и рана была неглубокой. Нет. Гоблин умер от мгновенной потери всей своей жизненной энергии. И от непереносимой боли. Старший Близнец причинял своим жертвам ужасные муки. В ногу гоблина вонзилось именно его искривленное и зубастое лезвие – страшное просто одним своим видом, а уж если вонзится в живую плоть…
С коротким отрывистым стоном шурд упал на обледеневшие ступени и с легким плеском соскользнул в черные воды мертвого озера, исчезая в ней навсегда. То ли его сородичи не были настолько поглощены молитвой, то ли проявились их звериные инстинкты предостерегшие о смертельной опасности, но все они резко обернулись к источнику шума. Обернулись и замерли от непонимания происходящего – стоявший позади гоблин бесследно исчез, а из ледяной воды медленно поднималась человеческая фигура окутанная морозным паром. Синие губы кривились в судороге, вместо глаз выпученные белесые бельма, светлые волосы мокрыми сосульками облепили смертельно бледное лицо с проступающим сквозь кожу темным узором вен. Ни одно существо не могло выглядеть так страшно и при этом сохранять способность к движению. Ни одно… кроме… кроме того кто уже умер…
Из воды медленно восставал труп. Мертвяк. Зомби.
Всего лишь обычное мертвое тело человеко поднятое темной силой некромантии. Ни одного шурда не могло испугать появление мертвяка. Для них подобные мерзкие существа были всего лишь безмолвными и покорными слугами. Но сейчас уродливые лица темных гоблинов серели на глазах от охватившего их ужаса. А их застывшие взгляды не могли оторваться от предмета зажатого в мертвых пальцах.
Кинжал.
В правой руке мертвяка был намертво сжат странный костяной кинжал с зазубренным лезвием и ярко полыхающим драгоценным камнем в рукояти. Кинжал, описание которого все шурды знали наизусть и чье описание передавали из поколения в поколение, не осмеливаясь при этом изменить ни одного слова. Ведь именно с помощью этого кинжала зародилась раса шурдов… Сила именно этого кинжала изменила их судьбу, превратив из миролюбивых гоблинов в изуродованных с рождения, вечно больных, зачастую гниющих заживо, но куда более умных шурдов… с совершенной памятью…
Сейчас шурды смотрели на легенду! На породившую их легенду!
Старший Близнец. Страшное оружие темного божества и прародителя Тариса Темного… одно имя которого вызывает божественный трепет и ужас одновременно.
Остолбеневшие шурды переглянулись и слегка попятились назад. Их исковерканные темной магией мозги забуксовали, не в силах принять правильное решение, не в силах принять решение.
Перед ними был Бог! Их Бог! И одновременно страшное древнее чудище, не знающее пощады ни к кому!
Шурдам не дали много времени на обдумывание. Мертвяк сделал неуверенный, но широкий шаг вперед и еще один гоблин тонко вскрикнул от пронзившей его ужасной боли. Вскрик перешел в хрип и шурд рухнул на холодный камень.
Рот мертвяка приоткрылся и вместе со струями гнилой воды и парой соскользнувших с нижней губы почерневших зубов, оттуда вырвались шелестящие слова:
- Лучше… уже лучше…
С этими словами зомби встряхнул кинжалом, стряхивая с лезвия кровь и вновь шагнул вперед, к неудержимо пятящимся и пятящимся шурдам…
Мечта темных гоблинов сбылась! Их Бог вернулся! Вот только Бог явно был не настроен внимать своим уродливым подданным!
В этот ничем ни отличающийся от остальных предвесенний день, святой отец Магниус оказался свидетелем загадочного и одновременно трагичного происшествия.
Вот уже двадцать восемь лет святой отец умело управлял хозяйственными делами столичной резиденции Светлой Церкви. И заслуженно гордился этим пусть скромным, но достижением. Большего ему и не требовалось. Они никогда не стремился причаститься к самым сокровенным тайнам Церкви и не пытался устроить свою карьеру, взбираясь по крутой лестнице к Престолу.
Управляющий столичной резиденцией Церкви! Вполне достойное положение и за долгое время нахождения на этой должности он полностью оправдал возложенное на него доверие. А если вспомнить, что родом он из забытой всеми крохотной деревушки и появился на свет в обычной крестьянской семье… Но это уже была бы неприкрытая гордыня и благочестивый отец Магниус старательно отгонял от себя подобные греховные мысли… Смиренное Служение Создателю… вот что главное, а остальное просто мирская шелуха.
Впрочем, как не старался святой отец отогнать от себя эти мысли, изредка они посещали его и тогда походка обретала особую неторопливость и важность.
Вот и сегодня, отец Магниус неспешно шел по широкому коридору, ведущему в главный обеденный зал. На вечер был назначен важный ужин, к которому присоединится само Преосвященство и требовалось проверить, как идет подготовка к столь важному событию. Не должно быть ни малейших накладок!
Шелестя просторными белоснежными одеяниями, священник прошествовал мимо ничем не примечательного невысокого столика. Скорее невзрачного столика, если уж на то пошло.
Колченогий, из небрежно отесанной древесины, покрытый глубокими трещинами и без малейших следов полировки. Такой стол идеально подошел бы для любой деревенской избы, но в богато отделанном коридоре, увешанном старинными картинами и уставленном древними статуями… здесь этот стол казался абсолютно неуместным и смотрелся столь же чуждо, как деревянный черпак среди хрустальных фужеров.
А если учесть что рядом с этим деревянным уродцем постоянно находилась стража, то все становилось еще более непонятным и гротескным. По левую сторону – закованный в полный доспех воин с застывшим бесстрастным лицом. По правую сторону – сухонький старик священник, спрятавший руки в широких рукавах простенького балахона. Денно и нощно. Изо дня в день. Из года в год. Уродливый столик никогда не оставался в одиночестве.
А в центре овальной столешницы – непонятный прямоугольный кусок камня украшенный замысловатой резьбой и больше всего похожий на плотно закрытую шкатулку. В таких обычно держат украшения или важные бумаги. Но ни первое, ни второе, не было ни малейшего смысла держать в коридоре.
