Елена Толстая
БОЛЬШАЯ НЕФТЬ
Начало ноября шестьдесят седьмого года знаменовалось большими торжествами — пятьдесят лет Октябрьской революции! Дата полыхала на транспарантах, обжигала разум партийных и комсомольских начальников и даже едва не подпалила расцветающую карьеру молодого москвича Дениса Рогова, корреспондента, между прочим, самой «Комсомольской правды». Денис собирался в командировку — и опять же не в ближний край, а туда, где билось сердце пятилетки, в Западную Сибирь. Освещать достижения героических советских нефтяников, которые взяли социалистическое обязательство — дать первую нефть к великому юбилею.
— Задание, сам понимаешь, серьезное, — сказал Денису главный редактор. — Кому попало бы мы не поручили. На тебе — большая ответственность. Ты будешь глазами и ушами миллионов советских людей. Дашь им объективную картину, покажешь всю панораму. И вместе с тем живое, человечное внимание к деталям, к мелочам жизни, которые помогают сделать читателей как бы очевидцами и даже в какой-то мере участниками событий. Об этом тоже не следует забывать… Да ты слушаешь, Денис? Денис!
Денис вздрогнул, оторвался от окна. Сейчас он думал о том, что совсем уже скоро привычный, тесный и обжитой московский пейзаж заменят просторы Западной Сибири с ее мрачными, величественными закатами, с ее бескрайними равнинами… Вообще Сибирь виделась в мыслях Денису преимущественно как бы из окна самолета — и он парит высоко, как сокол, обозревая ту самую «общую панораму», о которой толковал ему главный редактор.
— Я, Сергей Васильевич, если позволите, набросал уже начало, — поведал Денис, вынимая из кармана сложенную бумажку.
— Что это? — слегка нахмурился редактор.
— Литературный зачин… Ну в общем… чтобы не тратить время — там… — Денис чуть покраснел. — Не отвлекаться на пустяки.
Редактор не стал говорить юному корреспонденту, что свободного времени «там» у него будет предостаточно. Хватит на десять «литературных зачинов». Что большую часть срока своей командировки он будет сидеть в вагончике, ожидая, пока у бригадиров и мастеров найдется время на разговоры с приезжим из Москвы. Особенно если там у них аврал.
— Ты, Денис, имей в виду, — сказал редактор, — так, неофициально. Корреспонденты бывают такие, что не вылезают из комитета комсомола. Это, конечно, с одной стороны, правильно. Комитет комсомола — наш главный помощник в деле освещения проблем молодежи. И там, конечно, должны быть в курсе. И ты, сам понимаешь, обязательно сходи и познакомься. Возьми первоначальную информацию, посмотри соцобязательства, узнай имена — к кому потом обратиться. Но не засиживайся. А то, знаешь, бывали случаи… — туча набежала на лицо главного редактора. — Съездит корреспондент на объект и потом рапортует… А газета становится посмешищем. Так вот. Денис, такого быть не должно. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, Сергей Васильевич, — покорно сказал Денис.
— Будешь смотреть бытовые условия — а ты обязательно посмотри, и не только там. где тебя поселят, — смотри, в столовке не засиживайся. А то еще бывают такие… любимцы тети Маши.
— Какой еще тети Маши? — ошеломленно спросил Денис.
— Такой… с уполовником, — ответил Сергей Васильевич и пожевал губами, явно припоминая какой-то крайне неприятный случай. — Тоже, приедут на объект и засядут. В столовке. Имей в виду…
Денис пошуршал бумажкой. Ему явно не терпелось прочитать свое творение, и Сергей Васильевич наконец сжалился. Махнул рукой.
— Ну, давай читай. Что там у тебя?
— «Льдом схватило сибирскую землю. Как всегда, в дни годовщины Октябрьской революции пришел на землю первый снежок, низко нависло пасмурное небо. Но ярко горят алые флаги…»
— Стоп! — воскликнул Сергей Васильевич.
Денис поднял лицо от листка и поразился увиденному: по впалым, бледным щекам редактора медленно ползли багровые пятна.
— Ты хоть понимаешь, голова, что ты написал? — тихо спросил Сергей Васильевич.
— Что? — удивился Денис.
Текст, конечно, был не ахти — набор обычных фраз. Денису хотелось подчеркнуть контраст: погода, мол, хмурая, а настроение у советских людей — бодрое и рабочее. Красное на сером, так сказать.
— Ты понимаешь, что за такое нас с тобой могут… — Редактор медленно сжал пальцы в кулак. — Дай сюда!
Он отобрал у Дениса исписанный листок и начал рвать.
— Мы у Октября, как у солнышка, греемся, — приговаривал при этом редактор. — А ты пишешь, что — холодно! Мороз!
— Так ведь это только погода, Сергей Васильевич, она в ноябре всегда… — пробормотал Денис, наблюдая за редактором со смешанным чувством ужаса и насмешки.
— Все равно, — сказал Сергей Васильевич, вытряхнув обрывки в мусорную корзину. — Все равно. При чем тут погода! Нужно видеть дальше. Заглядывать в суть явлений, а не скользить по поверхности. Ну, поезжай в свою Сибирь. Дальше Сибири все равно не пошлют…
* * *
История открытия сибирской нефти насчитывала несколько столетий. Целый ряд исследователей предполагал наличие нефтегазовых богатств в западносибирском крае. Выдающуюся роль в их открытии сыграл основоположник советской нефтяной геологии, академик Иван Михайлович Губкин. В 1932 году им была выдвинута рабочая гипотеза о существовании нефтяных месторождений в районе Западно-Сибирской низменности. Губкин активно добивался развертывания комплексных нефтегеологических исследований в этом районе. Однако на протяжении еще двух десятилетий работы по поиску нефти там не давали ожидаемых результатов.
Поворотным событием, с которого начинается отсчет истории Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции, стал произошедший в 1953 году мощный выброс газа на буровой, расположенной недалеко от старинного форпоста освоения русскими Сибири — села Березово. Это событие явилось толчком для проведения крупномасштабных геологоразведочных работ на территории ряда районов Тюменского Севера.
В 1963 году вышло постановление Совета Министров СССР «Об организации подготовительных работ по промышленному освоению открытых нефтяных и газовых месторождений и о дальнейшем развитии геологоразведочных работ в Тюменской области». Началась подготовка пробной эксплуатации разведанных запасов. Сейчас ждали первой нефти на Новотроицком месторождении, неподалеку от маленького сибирского города Междуреченска, жмущегося к великой сибирской реке Оби…
* * *
Корреспонденты сюда уже приезжали. Привозили кинокамеру, снимали материал для хроники. Правда, нефти еще не было — когда снимали хронику, бурили первую скважину, а она оказалась сухой. Но терять оптимизм было рано.
Больше месяца рабочих снедало любопытство: хотелось все-таки увидеть, что там корреспонденты наснимали. Ходили-то они везде, но известное дело — при монтаже «наиболее жуткие рожи» непременно вырежут.
— Вот тебя, Болото, положим, обязательно из хроники изымут, — предрекал молодой рабочий Ваня Листов.
Ваня был человек легкий, веселый, всегда готовый прийти на помощь и вместе с тем цену себе знающий. В бригаде числился на хорошем счету, камней за пазухой не держал и обладал ровно одним недостатком — не мог употреблять водку и спирт. Не из принципа, а по состоянию здоровья. Что-то в Ванином организме имелось такое, что напрочь отвергало целебную жидкость. Во всем прочем — душа-парень.
Потому и Болото, человек, в противоположность Ивану, чрезвычайно тяжелый и сумрачный, на выходку Листова никак не отреагировал, только хмыкнул с сомнением. Очень может статься, что и вырежут.
И столовку небось только краешком покажут. А в балковый поселок вообще даже не совались с камерой. Условия жизни тяжелые, что и говорить. Вот когда будут достижения, когда вырастут новые дома, построят больницу, дом культуры — вот тогда и будет что показать стране.
И точно, ни столовки, ни поселка не показали — только работы на нефтяной вышке и улыбающиеся физиономии. Болото, между прочим, из хроники не исчез. Ваня Листов уже успел позабыть свое легкомысленное предсказание, но Василий Болото — не из тех, кто забывает. Глядел на себя из темного зальчика культбудки, вздыхал и даже вроде как улыбался. Страна должна знать своих героев. Даже если эти герои плохо выбриты и мало похожи на красивого ковбоя из того фильма, у которого были оборваны последние пять минут — так и не узнали, чем кончилось, это еще в прошлом месяце привозили крутить.
К празднованию Великого Октября и кинохронику, и новые плакаты наглядной агитации, и ящик свежей литературы, в том числе художественной, привез парторг — Макар Степанович Дорошин.
Первый секретарь партийной организации Каменногорского нефтегазового управления был человеком на первый взгляд хлипковатым и не производил внушительного впечатления: невысокий, щуплый, с жидкими волосами неопределенного цвета и быстрой, как будто немного виноватой улыбкой. Однако эта незаметная внешность была ох как обманчива: на протяжении многих лет Макар Степанович успешно стоял между московским партийным начальством и неуживчивыми, сложными личностями, которым доверено было новое месторождение. В первую очередь это касалось начальника Каменногорского управления — Григория Александровича Бурова. Вот уж где требовался, так сказать, буфер, так это в отношениях между Буровым и высшим руководством.
