Но сумерки неизбежно опускались на дивный край.
Назар вздохнул, поцеловав в щечку любимую, осторожно освободился из ее рук и направился к коню.
— Неужели все? И ты уезжаешь снова? — испуганно вскрикнула Тина.
Барон обернулся, с нежностью посмотрев на нее, отрицательно покачал головой и ответил:
— Нет. Просто осень пришла, боюсь, моя желанная, что попку свою застудишь... из-за игрищ наших.
Озерная Дева удивленно замерла, наблюдая, как Назар снимает длинный сверток, что был приторочен к крупу коня. Потом, раздевшись до нижних штанов, он соорудил из веток и огромной холстины походный шатер, внутри коего расстелил красивый толстый ковер с рисунком из удивительных животных и цветов.
Волховец взглянул на лестную красавицу и усмехнулся, показывая на рукотворный шатер:
— Теперь у нас есть домик. Только наш.
Тина, затаив дыхание, переполненная эмоциями, неуверенно шагнула к жилищу, наклонилась и залезла внутрь. Потрескивающий рядом костер давал и свет, и тепло, ковер оказался мягким на ощупь. Пахло шерстью и начавшими опадать листьями.
— Так красиво... — шепнула восхищенная девушка. Затем вытерев слезу, добавила. — Спасибо за наш дом.
Агатовые глаза Назара подозрительно заблестели, но лицо оставалось, как обычно, бесстрастным, а тело напряглось, выдав Хозяйке, что ненаглядный не остался равнодушным к ее словам. Он почти рухнул на колени перед входом в шатер и, положив ладони на мускулистые бедра, хрипло попросил:
— Ну, хозяюшка моя, покормишь своего мужчину?
Тина на четвереньках скользнула к Назару, крепко обняла за шею и поцеловала в колючую от щетины щеку.
— Конечно, родной мой.
Ужинали они вместе. Как и в прошлый раз, девушка отщипывала рыбку маленькими кусочками, сидя у барона на коленях, а он жадно ел, сказав, что с самого утра маковой росинки во рту не было. А уж после, лениво отправляя в рот лесные ягоды, наглаживал бедра своей красавице.
Потянулся к котомке, которую у входа оставил, достал бархатный мешочек с завязками и прямо на колени любимой вывалил огромное, по меркам людей, богатство: ожерелье сапфировое, серьги с теми же каменьями, да колечки.
— Хочу чтобы ты носила, к глазам твоим пойдет очень... — тихо, с хрипотцой, взволнованно вымолвил он.
Тина, разглядывая подношение, не знала, что сказать ожидавшему ответа мужчине.
— Назарушка, не могу я это носить, — наконец вздохнула.
— Почему? — нахмурился он.
Озерная Дева решила наглядно показать. Надела одно из колечек, отвела руку и сделала ее бесплотной. Кольцо упало на колени девушке, уныло шепнувшей:
— Я же дух... большую часть времени.
— Понятно, — бесстрастно ответил Назар, потом добавил с горечью. — Другим я нужен за власть и богатство, они меня лишь уродом видят. А тебе я сам бы отдал все что имею: земли, сокровищницу, титул, не прося ничего взамен. Да только не надо тебе мирских благ.
— Надо! — ответила шепотом, но столько страсти в словах было, словно кричала на весь лес. — Ты мне нужен. Люблю я тебя, Назарушка. Как увидела в зеркале мира, так и забрал ты мой покой и сердце.
Ладошками обхватила его лицо и выцеловывать начала дорожки на скулах, щеках, шее, спускаясь на грудь. Назар подхватил ненаглядную, буквально содрал с нее сарафан и рубашку и на ковер повалил, накрывая своим телом и укутывая страстью. И холодно им ночью не было; жаркие стоны по берегу разносились, признания в любви и обещания верности до гроба.
А на утро, когда вновь проснулись, лежа словно две ложки, одна в другой или две половинки целого, Назар еще долго лежал, обнимая любимую и вдыхая аромат ее волос. И так хорошо ему никогда в жизни не было, как в этом лесу, на берегу волшебного озера, обнимая Озерную Деву. У входа в шатер поблескивали в лучах зари каменья сапфировые цены великой. Да только барон понял, что камни холодные не надобны здесь, мертвые они. А он пытался ими свою ненаглядную одарить, словно любовь ее покупал, как обычно с другими, — глупый! Какой же он глупый.
— Люблю я тебя! — сказал от чистого сердца, потом не смог сдержать душевный порыв и повторил громче. — Люблю так, как никого и никогда не любил. Моя ты, Тина. Часть меня, большая, поселилась в душе и правишь там.
Женщина повернулась в его объятьях и слушала, заглядывая в глаза, затаив дыхание. А он еще крепче сомкнул на ее спине руки и хрипло попросил:
— Поедем со мной, любимая... Ко мне, в имение. Там есть огромное озеро, даже два. И река широкая. У меня земель много, ты всем хозяйкой будешь...
Замолчал, потому что Тина замотала головой, прерывая его:
— Не могу, — увидев, что лицо Назара потемнело от разочарования и обиды, пояснила, чуть не плача, — привязана я к этому лесу и озеру. Когда подобные мне создания достигают определенного возраста, Нептун наделяет их домом. Я бы еще долго ждала своего, но будучи папиной любимицей, получила в подарок этот край. Наверное, чувствовал вину за маму, вот и поспешил поселить здесь.
— И никак это место не покинуть? — усомнился Назар.
Тина горько усмехнулась:
— Твои озера наверняка заняты другими духами. И мне там нет места. Если только в пару кто-то из них возьмет меня...
Назар из-за ревности стиснул женщину так, что та вскрикнула:
— Шальной...
— Прости, родная...
Так и лежали они, обнявшись и ощущая боль там, где душа таится.
— Я что-нибудь придумаю, любимая. — тихо пообещал Назар. А заметив слезы в глазах цвета неба, добавил жестко. — Домик тут уже построил... только с войной вопрос решу до конца. От меня солдаты сейчас зависят. Не могу я предать их доверие! — пообещал — и неожиданно ему самому легче стало дышать.
Он улыбнулся лихо и, склонившись над желанной, начал покрывать ее бледную нежную кожу горячими поцелуями. А Тина, откинувшись на спину, привычно открылась своему мужчине, ведь так сладко было гореть в его страсти, отдаваться ему без остатка.
Спустя время боль снова раздирала грудь влюбленной, провожавшей взглядом горбатого воина, облаченного в черный камзол. Она надеялась на скорую встречу, а сапфировая парюра так и осталась лежать никому ненужной кучкой каменей и злата на ковре.
Глава 9
Крупный, но вместе с тем довольно стройный чернявый мужчина лет эдак тридцати в кафтане из добротного зеленого сукна, темных широких штанах и высоких сапогах самой лучшей выделки, сложив руки на груди, спорил с беременной, тоже хорошо одетой симпатичной поселянкой.
— Ты просто не любишь его! — шипела заплаканная молоденькая женщина. — А когда мой ребенок родится, его тоже куда-нибудь отправишь? Лишь бы с глаз долой?
— Маняша, послушай... — пытался вставить слово все сильнее раздражавшийся мужчина.
— Нет, Захар, я выслушала тебя. И...
— Да помолчи ты хоть немного! — глухо настаивал мужчина, хватая несговорчивую собеседницу за плечи и слегка встряхивая.
— Ох! — дружно взволнованно выдохнули призраки, как обычно, гурьбой столпившиеся возле Тинантины.
— Вот гад! Ну мы ему покажем кузькину мать, он у нас еще попляше-ет... — с угрозой прорычала Мири, но остальные зрители захватывающей картины чужой личной жизни на нее недовольно зацыкали.
А мужчина меж тем продолжил, не повышая голоса, увещевать Маняшу:
— Кузьма — умный, самостоятельный. У него же способности к математике...
— И что? — шепотом возмутилась та, бросив быстрый озабоченный взгляд на воспитанника, играющего с друзьями саду. — Значит, можно его подальше от меня отослать?
Захар прижал сопротивляющуюся женщину к себе и тихо заговорил:
— Глупенькая, моя. Любимая моя, ну что ж ты не веришь-то мне. Всем словам сразу худое приписываешь.
— Кануло мое доверие, когда даже родные отвернулись от невиновной... — всхлипнула подопечная Хозяйки.
Мужчина зарылся пятерней в густые волосы Маняши, прижимая ее голову к груди, и мягко, ласково заговорил:
— Мне верь, а другим не надо. Другим верить я тебе сам запрещаю.
— Ой ли... Да кто ж тебе право-то дал, мне запреты чинить? — вяло возмутилась Маня.
— Смотри, смотри, а сама-то льнет к красавчику, ой, льнет, бедовая, — весело заметила одна из навий, восторженно сложив ручки на бесплотной груди.
— Мужем твоим вскорости буду. Сама согласие дала, и тому многие свидетели, — прошептал статный мужчина с укоризной. — Кузьму избаловать не дам. Ты ж как наседка с ним, а он мужик будущий, кормилец.
