Ознакомительная версия.
Мама подходит ко мне.
– Мой рейс через три часа, нужно выдвигаться. – Мама смотрит на меня, улыбаясь, и говорит таким тоном, будто бы сейчас ничего не произошло и она меня не запихнула насильно в центр убогих людей.
– Удачной дороги, – с полным безразличием отвечаю я ей, не подымая глаз.
– Ну… может, обнимемся?
Меня начинает раздражать этот наигранный веселый тон. Я крепко сжимаю подлокотники своего кресла и на этот раз уже ничего ей не отвечаю.
Мама осторожно дотрагивается до моих плеч, как бы мне обидно и горько ни было, я стараюсь запомнить тепло ее нежных рук, ведь теперь уже неизвестно, когда мы встретимся. И встретимся ли вообще. Мама тяжело вздыхает и покидает кабинет. Мне так хочется ринуться за ней, догнать и обнять ее настолько крепко, насколько я смогу себе это позволить, но я останавливаю себя. Раньше сознание боролось с телом, теперь тело борется с упрямым сознанием.
– Я уверена, тебе понравится в нашем центре, – говорит Роуз.
В кабинет заходит полноватая чернокожая женщина.
– Знакомься, это Фелис. Она дежурная в твоем блоке, если тебе что-то понадобится, ты всегда можешь обратиться к ней.
Фелис своими мощными руками выкатывает мое кресло из кабинета и везет к лифту.
– Сколько тебе лет? – спрашивает она.
У нее довольно грубый голос и какой-то нелепый акцент. Я молчу, совершенно не хочется вести сейчас с кем-то беседы.
– Ох, сколько у меня было таких же молчунов, как ты. Меня уже ничем не удивить.
Заходим в лифт и через несколько секунд оказываемся на седьмом этаже. Едем по длинному коридору, тишина смешивается со скрипом колес моего кресла и тяжелыми шагами Фелис.
– А вот и твоя комната. – Фелис открывает дверь.
В нос ударяет запах новой мебели, смешанный с ароматом освежителя воздуха.
Комната довольно просторная, огромная кровать, небольшой шкаф, светлые обои, окно, спрятанное за легкими белыми шторами.
– Помочь тебе разобрать вещи?
Я мотаю головой, подъезжаю к кровати, перемещаю свое тело и сохраняю при этом такой вид, будто это мне не стоит никаких усилий, чтобы показать, что я не немощная, как все остальные в этом центре. Хотя на самом деле мои руки безумно ломит, будто я раз пятьдесят подтянулась на турнике.
– Я разбужу тебя к ужину. Если что-то понадобится, около твоей кровати есть красная кнопочка, нажми ее, и я буду здесь.
Фелис выходит из комнаты. И как только я остаюсь в полном одиночестве, даю волю своим эмоциям. Слезы текут ручьем, мои всхлипывания нарушают покой в комнате.
Я просыпаюсь из-за того, что начала играть какая-то древняя джазовая песня. Еле-еле открываю глаза, пытаюсь понять откуда она доносится, затем замечаю у двери что-то типа радиопередатчика. Внезапно в комнате появляется Фелис.
– Пора идти на ужин.
– Я не хочу.
– Что значит, не хочешь? Может, мне Роуз позвать?
– Зовите кого угодно.
Я недооценила свою черную надзирательницу, и буквально через пять минут в моей комнате оказывается директор центра.
– Вирджиния, когда к тебе обращаются люди, нужно хотя бы повернуться к ним лицом. – Я послушно переворачиваюсь на другой бок. – Почему ты не хочешь идти на ужин?
– Потому что у меня нет аппетита.
Я уже готовлюсь к тому, что Роуз прикажет Фелис взять меня на руки и насильно посадить в кресло.
– Ну что ж, мы не имеем права заставлять тебя делать что-то против твоей воли.
Роуз улыбается и выходит из комнаты. Фелис несколько секунд стоит в полном недоумении, а затем покидает помещение.
Я слышу крик. Сначала, мне кажется, что он мне снится, но затем открываю глаза и понимаю, что это происходит наяву. Крик превращается в жалобный стон, спросонья я никак не могу понять, кто его издает. В комнате темно, хотя за окном начинает светать. Я заставляю работать свое еще не проснувшееся тело. Сажусь в кресло, открываю дверь, оказываюсь в коридоре. Крик доносится из соседней комнаты. Медленно поворачиваю ручку двери, смотрю в щель и вижу, наконец, того, кто нарушил мой покой. Это худощавый парень с взъерошенными волосами, его длинные пальцы впились в матрац, взгляд устремлен в потолок. Он тяжело дышит и не перестает кричать.
– Эй, – говорю я, чувствуя, что мое сердце вот-вот вырвется из груди от страха. – Эй, ты чего?
Но парень не обращает на меня внимания. Я срываюсь с места и стараюсь как можно быстрее добраться до комнаты дежурной по блоку.
– Фелис! – кричу я. – Фелис!
Открываю дверь и вижу, как наша дежурная преспокойно спит на своем диванчике, закрыв лицо глянцевым журналом.
– Фелис!
Та, наконец, просыпается и с недовольным видом смотрит на меня.
– Что такое?
– Там человеку плохо.
Мы направляемся в комнату того парня. Фелис садится на край его кровати, берет его за руку, а другой рукой гладит по голове.
– Тихо, Филипп, все хорошо, успокойся.
Тот, словно в объятиях матери, вмиг успокаивается. Его дыхание становится ровным, мышцы расслабляются.
– Вот так. Молодец.
В отличие от остальных присутствующих я до сих пор нахожусь в шоке от увиденного.
– Что с ним?
– Ничего страшного, ему просто часто снятся кошмары. Знакомься, Фил, это твоя новая соседка.
Парень смотрит на меня, и я замечаю что-то странное в его взгляде, а затем обращаю внимание на все его тело, непропорционально длинные скрюченные конечности, тремор рук. Церебральный паралич. Фил что-то пытается мне сказать, но у него получается лишь промычать.
– А можно мне поменять палату? Я не хочу каждое утро просыпаться из-за его воплей.
– Все одиночные комнаты уже заняты. Могу переместить в двухместную.
– Ладно, я обойдусь.
После инцидента, произошедшего ранним утром, я так и не смогла уснуть. По радиопередатчику снова заиграла мелодия. Я кладу подушку себе на голову, но она все равно меня не спасает от раздражающих звуков.
Обращаю внимание на телефон: 4 пропущенных вызова от мамы и ровно столько же от папы. С ними я вдвойне не хочу разговаривать.
В комнату заходит Фелис.
– Время завтрака.
Теперь я не сопротивляюсь. Во-первых, я действительно хочу есть, иначе мой желудок сам себя переварит, а во-вторых, какой смысл моего бунта? Вдруг меня и впрямь посчитают сумасшедшей и направят в место куда хуже этого.
Несколько минут мне требуется, чтобы умыться и расчесаться. Затем Фелис меня провожает в столовую, которая находится на первом этаже. Огромное помещение от края до края заполнено кучей калек, которые вяло передвигают колеса своих колясок от столика к столику.
Подъезжаю к мискам с едой, всюду какие-то салаты, отварные овощи, каши, желтые бульоны.
– А что это? – спрашиваю я повара и указываю на непонятную зеленую жижу.
– Пюре из шпината.
Да уж. Даже в клинике еда была нормальной, а здесь она вызывает не аппетит, а сильные рвотные позывы.
Наконец, я нахожу что-то более-менее съедобное: морковный сок и две булочки из кукурузной муки. В самом углу отыскиваю себе свободный столик, но, к моему большому сожалению, ко мне присоединяется дед. Ему повезло больше, чем мне, он может ходить, но только при помощи костылей и своей единственной ноги. Вторая ампутирована.
Покончив со своим завтраком, я пулей вылетаю из столовой, но путь мне перегораживает Фелис.
– Теперь тебе пора на час приветствия.
– Это еще что?
– Все наши пациенты разделены по определенным группам, и каждое утро после завтрака группы собираются и рассказывают, как они провели эту ночь, что им снилось. Все это проводится под руководством психотерапевта.
– Очень весело. Но я, пожалуй, пойду, посплю.
– Так, здесь за тобой бегать никто не собирается. – Фелис подходит ко мне, резко разворачивает мое кресло.
– Ты не имеешь права меня куда-то тащить! – кричу я.
– Хорошо, тогда для начала заглянем к Роуз. Уж она-то тебе мозги вправит.
Через несколько минут мы оказываемся в кабинете директора.
– Роуз, у меня скоро начнется истерика. Эта девчонка мне все мозги высосала. Может, отправим ее обратно в Миннесоту бандеролью?
Роуз просит Фелис оставить нас наедине.
– Ну и что мы будем с тобой делать?
Я молчу.
– Может быть скажешь что-нибудь? А то я не очень люблю вести монологи.
– Я хочу домой.
– Пока это невозможно. Договор составлен, ты должна пройти курс реабилитации.
– Я взрослый человек, почему я не могу сама распоряжаться своей жизнью?
– Потому что тебе еще нет восемнадцати и твои родители решили, что тебе здесь будет лучше. Скажи, что именно тебе не нравится в этом месте?
– Например, еда. Хотя это даже едой назвать невозможно, это настоящее дерьмо.
– Попрошу не сквернословить.
Ознакомительная версия.
