— Я даже пытаться понять не стану. Либо тебе стоит запастись терпением на годы вперед.
Мне потребовалось больше десяти лет, чтобы решиться переехать в дом отца. Ты хочешь,
чтобы теперь я десять лет злился из-за твоей квартиры? Ты меняешь страны, города, дома,
машины, мужчин и объекты своей гиперзаботы за недели, а я родился, крестился, учился и даже
женился в Сиднее, и если Сидней смоет цунами я лучше тут сдохну, чем переберусь куда-
нибудь еще. И именно поэтому я говорил, что тебе придется приспосабливаться, потому что
сам я предпочитаю подгонять не себя, а под себя. И тебя тоже. В общем, просто возьми ручку и
подпиши чертовы бумаги! — И протягивает мне свой паркер. — Или я сделаю это сам, и меня,
весьма вероятно, посадят, а тебе, как сердобольной супруге, придется носить мне печенье.
Вздохнув, прижимаю документы к груди.
— Мне нужно время! — Говорю я.
Шон долго смотрит на меня, а потом кивает:
— До конца недели. Или я тебе на лбу вытатуирую свое имя, будешь в зеркало смотреться
и проникаться этим великим чувством собственной принадлежности. — Ура, сбылась больная
мечта Шона Картера. Теперь он может терроризировать меня в еще одном качестве. Не, ну не
козел ли?
На выходных мы с Шоном едем взглянуть, как продвигаются работы в доме Бенжамина
Картера. У Ашера было несколько месяцев на то, чтобы с ним поработать, и раз он уже более
или менее облагорожен, я должна ответить на сакраментальный вопрос: смогу ли жить в этом
месте. Решение непростое. С домиком Шона у меня связано множество воспоминаний, и
плохих, и хороших, но он определенно мне не чужой, а особняк — да. И единственная причина,
по которой стоило бы согласиться, — то, что решение совместное, общее. В доме Картера я бы
никогда и не подумала изменить… да хоть цвет штор, а здесь уже что-то сделано под меня и по
моему желанию. Чувство принадлежности не отнять. Это как бы компенсация за квартиру
(продать которую я все еще не согласилась).
Но это лишь логические размышления, а на деле принять решение проще. Дело в том, что
дом Бенжамина Картера просто не узнать. В смысле, я бы его не узнала в любом случае, ведь в
прошлый раз даже не разглядела — ветки мешали, — а теперь вылезаю из машины Шона и
стою, открыв рот. Джунгли пропали, и передо мной семейное гнездышко с рождественской
открытки. Только побольше и без гирлянды над входом.
Ах да, и еще поджидающий на крылечке Ашер как-то не в тему. Глядя на этого чужого
мужчину, который кроме презрения ныне ничего не вызывает, я не могу понять, как
согласилась выйти за него замуж… Думаю, ему не менее неловко от наших встреч, но Картер
— мстительная зараза, которая теперь будет сталкивать нас раз за разом.
— Привет, Ашер, — сухо говорю я.
— Привет. Как медовый месяц?
— Чудесно. Как и любой медовый месяц. — Кроме нашего, во время которого ты, козел,
огибал Большой Барьерный Риф в компании грудастых красоток. Ну, в смысле, я так думаю…
ну а что делать месяц на яхте посреди океана в одиночестве? — Есть что посмотреть?
Серьезно, я бы лучше на дом посмотрела, чем на тебя любовалась…
— Да, конечно. — И церемонно распахивает дверь.
Мне даже внутрь входить не нужно, что обалдело заморгать. Дом, бывший ранее пыльный
склепом, больше с ним не ассоциируется вовсе. Как я понимаю, к работам над домом
приобщили Селию Штофф, которая поразмышлять над Сиднейской достопримечательностью
была только рада, и в результате передо мной отреставрированный узорчатый паркет,
новенькая резная деревянная лестница, ступеньки которой так и манят посидеть. Пока я
рассматриваю это чудо, Ашер объясняет Шону, что времени ему хватило только на каркас
здания, памятные гостиную с кухней, а также пару спален на втором этаже. Остальное все еще
подлежит ремонту. Выслушав его, Картер оборачивается ко мне и спрашивает.
— Мы сюда переедем?
— Ну, на дом с привидениями больше не похоже, — очень не в тему отвечаю я.
— Твоя проницательность потрясает воображение, — язвят мне в ответ.
— Перестань язвить, Картер, я итак делаю все возможное. Если бы вот так запросто
притащила тебя в Миссисипи, ты бы своим нытьем свел меня в могилу.
— Так мы переедем или нет?
— Мы переедем, если ты продашь свой дом.
— Само собой, я продам дом, — выгибает бровь Шон. — Или ты думаешь, что я собираюсь
таскаться туда, попадая в аварии?
Черт, он продает дом, чтобы переехать. А я-то, блин, надеялась, выменять право оставить
квартиру, мотивировав это тем, что он домом жертвовать не собирается. Так ведь фиг мне, все
просчитал!
— Ну?
— Что ну? Как документы подпишешь, так и начнем собирать чемоданы!
Глава 25. NV
Наш с Шоном переезд состоялся спустя пару недель. Огромный дом встретил нас весьма
дружелюбно. По ночам не скрипел, пугать не спешил, но привыкать было к чему, хотя, как
выяснилось, жить здесь, в компании Картера весьма удобно. Неожиданно. Поначалу думала,
что убью гада, по крайней пока паковали и разбирали чемоданы, мы чуть не подрались, но,
например, сейчас сидим на лестнице, попиваем дорогущее вино и созерцаем собственное новое
жилище.
— Довольно мило, — сообщаю я.
— Мило? — переспрашивает Шон.
— Это означает, что я вроде как одобряю дом.
— Ты его одобрила, когда согласилась переехать.
— А теперь удостоверяюсь, что приняла правильное решение.
— Ты поздновато, если учесть, что все договора с риелторами уже подписаны.
— Я понимаю, просто… куда нам на двоих столько места, Шон? — почти плаксиво
спрашиваю я и мысленно даю себе подзатыльник. Опять я за старое. Ну что он может мне
сказать утешающего? Может, собаку предложит завести. Наверное, стоит согласиться, хоть
повеселее будет…
— Я не противник детей, — огорошивает меня Шон, и я потрясенно застываю. — Я не
ненавижу их из принципа. Они бесят меня точно так же, как любые незнакомые люди. Думаю,
со временем, я бы смог к ним привыкнуть. Но родить я тебе никогда не позволю.
— Но Шон, только представь, какие были бы у нас чудесные… — начинаю в соловьем
заливаться, окрыленная его признанием.
— Я бы их ненавидел.
— Нет, ты бы их любил. Это же твои…
— Джоанна, я ненавидел отца и не выношу брата. Для меня «родная кровь не водица» —
всего лишь поговорка. А если бы ты умерла при родах, то лучше бы и детям не выжить, потому
что я бы всю жизнь их винил и ненавидел. Я не Лайонел. И не Киану. Встреть я другую
крашенную блондинку с ужасным акцентом и красным нетбуком подмышкой, я бы не стал петь
хвалебные оды небесам. Дорогие люди незаменимы, и глупо считать иначе.
От правдивости его слов глаза наполняются слезами. Всегда она болезненная, эта правда, а
тем более настолько обнаженная. Точно кровь, хлынувшая из перерезанного горла надежды,
обливает сердце. Вроде, и тепло, но так горько.
Я не уверена, что смогла бы полюбить чужих детей как своих. У них должны быть
кудряшки Шона и мои ямочки на щеках, и блестящие способности к техническим наукам,
конечно. Мне это нужно. Но, видимо, все-таки не судьба. Шон есть Шон. Если сказал, то так и
будет, даже хитростью не возьмешь. На аборт отправит даже дважды не подумав.
Приходится скрыться на весь день, и за ужином я решаюсь только на нейтральный
разговор, хотя выходит не очень…
— Статья вчера вышла. Каддини ею весь день точно флагом размахивал. Кстати, ты
собираешься продлевать проект по квантовому компьютеру, потому что я…
— Не сейчас.
— Не сейчас? А когда? Подождешь годик, пока фонды о нас забудут, или инициативу
перехватят конкуренты? — Разговоров об этом давно не велось, не до того было. Из-за Керри и
прочих неприятностей, со студентами работал Шон, а я спустила на тормозах. Но в последнее
время Грейс и Каддини и вовсе были брошены на произвол судьбы из-за нашей поездки в
Японию. А теперь вдруг выясняется, что Шон так занят проектами для Бабочек, что про кванты
и думать забыл. Какое уж там финансирование…
— Джоанна, не сейчас. В ближайшее время у меня другие дела.
— Ясно, я поняла, но, может, тогда я могла бы…
Он поднимает голову и так на меня смотрит, что я замолкаю на полуслове, сраженная
догадкой.
— Это как-то связано с делами с Йол? С Кристофером? Ты его опасаешься?
Мои слова его не удивляют. То есть синеглазка все рассказала, но он молчал, пытался не
поднимать тему.
— Джоанна, не лезь в это дело, — говорит он.
Не знаю почему, но верю угрозе.