совесть, но, надеюсь, очищая мою квартиру от мебели, кровать он вниманием обошел. Она
может очень даже пригодиться.
Наконец, мое платье превращается в горку кружева у наших ног, и я стою перед Шоном в
роскошном нежно-розовом белье, откровенном до неудобства. Секунд двадцать муж —
заметьте, муж! — меня изучает, а потом разворачивается, идет к горке коробок, берет оттуда
костюм из старых домашних штанов и топа (ну очень похожих на те, что были на мне в
памятный день) и пихает комок одежды мне в руки. Ч-что, простите? Напялить на такую
красоту старые тряпки?
— Даже не думай…
— Лезь!
И тут меня пробивает на форменное нытье:
— А можно это не надевать? Да и вообще, зачем лезть на стремянку? Здорово, что она
здесь есть, но мы же обязательно упадем. Она жутко неустойчивая!
— Я ее закрепил.
— Закрепил? То есть как?
— Клеем и гвоздями.
— Ты… ты что, испортил мой паркет?! — вспыхиваю я.
Но тут, пожав плечами, Шон произносит три волшебных слова, которые мечтает услышать
каждая женщина:
— Я его починю.
На милость таким словам приходится сдаться. И поэтому в старых трениках поверх
роскошного белья я сижу на стремянке и чувствую себя идиоткой. Черт возьми, я замуж вышла,
но делаю вид, будто мне и впрямь жизненно необходима чертова люстра! Как бы на другое
рассчитывала. Утешаюсь мыслью, что Шон вообще вспомнил о нашем звездном фиаско, а это
дорогого стоит.
Тем не менее, к люстре Картер даже не притрагивается. Его внимание целиком и
полностью сосредоточено на мне, а точнее на моем декольте. Я отчетливо вспоминаю прошлый
раз, все было так же. Он стоял передо мной, а я полагала, что Шон сорвется, не сдержится, но
глубоко заблуждалась.
Улыбнувшись, касаюсь ладонью его живота и, наконец, воплощаю свою эротическую
фантазию, которая, можно уже и не врать, преследовала меня месяцами. Медленно и осторожно
тянусь к плечам Шона. Тусклый свет разрисовывает его тело тенями, которые сводят меня с
ума, и, не выдержав, я касаюсь горячей кожи губами. Стремянка при этом покачивается,
металлический рельеф ступенек впивается в мою задницу, хм… возможно, одеться было не
такой уж плохой идеей. Шон тоже наклоняется ко мне, ревниво отрывая от единоличного
наслаждения, но в этот момент стремянка все-таки не выдерживает, и талантливые, не в меру
предприимчивые молодожены летят на пол под мой пронзительный визг. Это было настолько
жутко, что приходится потратить несколько секунд на то, чтобы поверить, что все живы.
— Дурацкая какая-то идея, — сообщаю я, пытаясь отдышаться. — В прошлый раз нас
уберегло провидение.
— Точнее я, — бормочет раздраженно Шон. — Так и знал, что этим кончится.
— Навряд ли, — фыркаю я, а должна бы громко возмущаться. — Или нет? Ты поэтому в
прошлый раз ушел?
— Я ушел, потому что ты собиралась со мной переспать и свалить. Ты же сучка. Ты хотела
получить все и с минимальными затратами. Ну и чтобы ты мучилась, страдала и рыдала наутро
под столом.
— Ты знал, что я сидела под столом?
— Я же не идиот.
Я улыбаюсь и ничего не могу с собой поделать.
— Если у тебя все жизненно важные органы целы, я предлагаю закончить начатое. Но на
полу!
За время медового месяца мы Такаши изрядно утомили. Не сказать, что требовали много
внимания, но и оставить нас на произвол японской судьбы он не решился. Поэтому пару раз в
неделю он стабильно устраивал нам выходы в злачные места города и окрестностей, а по
выходным — целые экскурсии. Шон, разумеется, не был поклонником подобного досуга, но,
видимо, решив, что раз он сеньор Хакер, то все ему должны, не мешал японцу рассыпаться в
любезностях. А я… ну тоже как бы не жаловалась. Когда еще посмотришь чужую страну
изнутри?
Еще мы усиленно, даже, возможно, чересчур, писали проект. Каждый будний день спешили
в университет к Такаши и устраивали смесь IT-лаборатории с переговорным пунктом. Но это
дало очень хороший результат. К моменту отлета в Сидней основная часть была закончена.
Собственно, неприятных воспоминаний у меня об Осаке на этот раз не осталось вовсе. Я
накрасовалась вдоволь. Накупила себе пачку кимоно и рассекала в них по улицам, привлекая
недоуменные взгляды японцев. Высоченная блондинка на бешеных шпильках в их
национальном наряде. Ха-ха. Я даже палочки в волосы втыкала. Шон, однако, к моим заскокам
относился весьма снисходительно, полагаю, ему нравилось то, как легко снимается данная
сувенирная одежда, ну а мне-то все равно. Не ворчит, и ладно.
В общем, было классно, и вернувшись в Сиднейский быт я даже несколько загрустила.
Университет, Каддини с Грейс и их неугомонность вперемешку со скептицизмом, а мне парить
бы в небе и дальше. В конце концов, я счастливо вышла замуж и еще не отошла от потрясения,
но на это никто не заморачивается.
— Смотри, Док, что я обнаружил, — сообщает мне студент. — В Силиконовой долине
провели исследования…
Остается только грустно посматривать на стопку распечаток, которые мне собираются
показать, и когда к нам в кафетерий заявляется Шон, я правда вижу в нем спасение. Господи,
как вот как можно быть такой наивной?
— Я выставил на продажу твою квартиру. Подпиши. — Ч-что? Да я чуть кофе не
выплевываю прямо ему в лицо. А, может, и стоило бы.
— С какой это стати? — начинаю возмущаться. — Ты не имеешь права распоряжаться
моей собственностью. Особенно той, которая приобретена до свадьбы.
— Точно. И потому я собираюсь заставить тебя избавиться от нее добровольно. —
Нормально! — Я тебя предупреждал. Я ведь уже просил тебя продать эту гребаную квартиру,
по-хорошему просил. Но ты, как всегда, не услышала. Если дело в Лайонеле и его отпрысках,
заведи себе абстрактный абонентский ящик, но квартиру продай.
Просматриваю бумаги, но только для того, чтобы удостовериться, что это хмырь не
шутит… А он, воспользовавшись моментов и приняв мои действия за знак капитуляции,
уходит. О нет, фигушки! Ха! Не на ту напал! Я спешу за ним в конференц-зал, где скоро
соберутся все проректоры, оступаясь на каблуках.
— ШОН! Ты настоящий козел! Не вздумай продавать мою квартиру! — рычу я, захлопывая
дверь. — Если мы с тобой поругаемся, мне нужно время и место, чтобы перекипеть!
— Пожалуйста, мой отель всегда в твоем распоряжении. Раньше нас обоих это полностью
устраивало.
— Поправка, это тебя все устраивало, а меня — нисколько. Я чувствовала себя приживалкой! И
что значит твой отель?
— Да, пожалуйста, дорогая, чувствуй себя как угодно, не стесняйся, но квартиру продай. —
Серьезно! Слов нет.
— Ты охренел? И вообще мне не ответил: что значит твой отель?
— Это значит, что отель принадлежит мне. Кстати, так и быть, можешь не стесняться и
сказать «наш отель», я как-нибудь переживу, а тебе, глядишь, легче станет.
Кривлюсь.
— А с моей точки зрения все выглядит иначе, и очень даже скверно: у тебя есть целый отель, а
мне нельзя оставить за собой маленькую квартирку!
— Точно, он не оформлен на тебя и при разводе ты его не получишь, но, постой-ка, развода
ты тоже ни хрена не получишь, так о чем речь? Я же сказал, этот отель и твой тоже, можешь
делать с ним что хочешь, даже лить элей на уши Юнта, чтобы тот оставил за мной право на
небольшой доход от сего заведения, подвинуться?
— При чем здесь развод и Юнт? Я просто хочу что-то свое!
— Джоанна Картер. — Меня аж прошивает от непривычного обращения, и Шон,
разумеется, это замечает. — Делая тебе предложение я выдал самую длинную речь за всю свою
жизнь. Продуманную, спланированную. Потому что посчитал важным предупредить о рисках.
А ты, мать твою, хоть что-нибудь запомнила? А вот зря, лишних слов там не было. Если бы я не
посчитал нужным донести до тебя каждую из своих мыслей, то не распинался бы, а молча
напялил кольцо и потащил к судье. Но ты все равно похлопала ушами, покивала и забыла все на
хрен! — При этом Шон даже ухитряется продемонстрировать, как именно, по его мнению, я
хлопала ушами. В ответ принимаю оскорбленный вид. — А я нет! Так что подписывай бумаги и
не вздумай теперь разыгрывать жертву несправедливости.
Может, и так, но что-то я не слышала слов «ты будешь наложницей без права голоса и
собственности»!
— Я не хочу избавляться от квартиры. Это унизительно! Как ты не понимаешь? —
возмущаюсь, надув губы.
— Я даже пытаться понять не стану. Либо тебе стоит запастись терпением на годы вперед.