Имеется в виду англо- ирландская война 1919-1921 годов.
Тем не менее среди республиканского движения и республиканской элиты гражданская война 1922-1923 годов велась с большим ожесточением. ИРА приканчивала членов парламента и судей, а правительство отвечало «захватывающими дух драконовскими мерами». «Бывшие соратники по войне за независимость вершили друг над другом скорый, неправый и жестокий суд». Учитывая эти обстоятельства, уровень демократии и политической стабильности в независимой Ирландии вызывает неподдельное удивление. Новая Ирландия совершенно однозначно была католической и националистической. Протестантам было очень нелегко отождествить себя с этим ирландским государством. Но ирландское государство делало все, что в его силах, чтобы не допустить дискриминации протестантов, и сумело практически избежать этнических чисток даже во время войны, не говоря уже о послевоенном времени, - в частности, их было значительно меньше, чем в Белфасте, где весьма пострадала католическая община.
ИРА (Ирландская революционная армия) - существующая и сегодня террористическая организация, созданная в 1922 году Майклом Коллинзом (1890-1922), героем борьбы ирландцев за независимость, премьер-министром Ирландского свободного государства (1922).
Еще более примечательно, что республиканские элиты, которые так яростно бились друг с другом во время гражданской войны впоследствии в большинстве своем смирились с парламентской демократией. Сторонники Де Валера, проигравшие в гражданской войне, в 1927 году прошли в состав парламента как партия Фианна файл и пришли к власти на выборах 1933 года. После поражения на выборах 1948 года было очевидно, что они отдают власть в руки победителей в гражданской войне и их наследников - партии Фине гэл. Одним из объяснений этого удивительного развития событий может быть тот факт, что к 1914 году конституционное правление, гражданские права и демократия успели пустить корни в Ирландии. С этой точки зрения войны 1919-1923 годов были для Ирландии скорее отклонением от нормы, а послевоенная конституционная политика - возвращением к ней. Дэвид Фитцпатрик утверждает, что «ирландская демократия всегда оставалась точной копией с апробированного британского прототипа», Второй аргумент, совсем не обязательно противоречащий первому, состоит в том, что в Ирландии после 1921 года была большая прослойка среднего класса, еще большая община образованных, владеющих собственностью фермеров, не слишком много наемных рабочих и пользующаяся огромным влиянием католическая церковь, олицетворявшая все ирландское и в первую очередь новое национальное государство. Поэтому высокий уровень ирландской демократии не вызывает удивления. Британское правительство выкупило собственность старой, доминировавшей когда-то аристократии, самое присутствие которой могло оказаться красной тряпкой для ирландских сельских радикалов.
Де Валера Имон (1882-1975) - президент Ирландии в 1959-1973 годах, глава правительства в 1932-1948,1951-1954, 1957-1959. Один иэ руководителей Ирландского восстания 1916 года.
Фианна файл (Солдаты судьбы) - партия крупного промышленного и торгового капитала, части фермерства и интеллигенции Ирландии. Основана в 1926 году.
Фине гэл - объединенная ирландская партия крупной буржуазии и зажиточных фермеров. Основана в 1933 году.
Фитцпатрик Дэвид - современный ирландский историк, доктор философии, преподает в Тринити-колледже,
Однако поразительно стабильная и демократическая новая Ирландия после расторжения союза с Британией оказалась в некоторой изоляции. Выйдя из состава Британской империи и потеряв при этом большую часть прежней англо-ирландской элиты, республика потеряла также окно во внешний мир, И в этом смысле очень актуальным стало вступление Ирландии в Евросоюз, членство в котором не только сулило прогресс в экономическом развитии, но и предлагало широкие политические перспективы, не ограничивающиеся имперскими воспоминаниями или традиционной ирландской неприязнью к Англии. Все это помогло разобраться с историей британско-ирландских неурядиц и построить конструктивные отношения с англичанами, в том числе договориться об Ольстере, При том что постимперское правительство в Лондоне все чаще видело в Ольстере скорее обузу, чем стратегическую ценность, открывалась дорога к компромиссу.
Для историка, занимающегося империями, и прежде всего для русиста, проблема Ольстера представляется одним из самых важных и интересных аспектов британской имперской истории- Здесь, так же как и в случае России, Германии, Австрии или Турции, мы сталкиваемся с ситуацией, когда имперское владение находится непосредственно в Европе, на границе с самим имперским народом. То есть имперский народ колонизировал свои пограничные территории, однако при этом не было уничтожено или полностью изгнано коренное население. Должен ли колонизированный регион стать независимым национальным государством? Подвергнутся ли потомки поселенцев этническим чисткам? Создадут ли они свое собственное независимое государство? Останутся ли они в составе национального государства метрополии, лишенного своей империи? Какими будут отношения между потомками поселенцев и коренным населением пограничной территории? Как все это повлияет на отношения бывшей метрополии и ее когда-то колонизированных, а ныне независимых соседей? Все эти вопросы были весьма актуальными и болезненными для бывших османских территорий на Балканах, а также для Центральной Европы после распада империй Габсбургов и Гогенцоллернов, Эти же вопросы довольно остро стоят в сегодняшней постсоветской Северной Евразии.
В сравнении с Россией ряд аспектов, касающихся Ольстера, стоит особняком. Когда в 1906-1923 годах разразился кризис империи в Ирландии, протестанты Ольстера непомерно гордились своей принадлежностью к британской нации и испытывали чувство глубокого превосходства над католиками, «Для ирландского униониста26 быть «британцем» - значило быть частью богоизбранного народа, со всеми вытекающими отсюда духовными и материальными привилегиями». Без сомнения, этот факт многим исследователям истории Британии и других имперских народов кажется очевидным и не требующим доказательств. Для России и русской диаспоры этот факт, однако, нельзя считать таким очевидным; и национальная гордость, и ее отсутствие - это важные факторы поведения имперских народов, попавших в действительности или потенциально в затруднительное положение в новых национальных государствах, где доминируют «аборигены».
Британский парламентский либерализм и позднейшая демократия также повлияли на то, как развивался североирландский, а также ирландский вопрос. Они ограничивали степень вмешательства имперского правительства в ирландские дела и не давали ему тормозить развитие национального и религиозного самосознания. Ирландский верноподданный оранжистский институт, сыгравший огромную роль в формировании ольстерской протестантской идентичности, возник еще в 1795 году, другими словами, когда демократии еще не было, но уже существовали парламентские институты и некоторые гражданские права. В девятнадцатом веке демократическая политика и свобода слова и печати как в Ирландии, так и в Ольстере позволили общинам самоорганизоваться, выдвинуть своих лидеров, а также определить, отчетливо выразить и защищать свои собственные интересы и идентичность. Идентичность ирландских католиков и протестантов в значительной степени служила для их взаимного противопоставления, а также для определения их отношения к Англии. Открытое общество и демократическая борьба партий поощряли поляризацию этих идентичностей и их мобилизацию для достижения политических целей.
Унионисты - политическая партия Северной Ирландии, выступающая за союз Великобритании и Северной Ирландии.
Ирландский верноподданный оранжистский институт (или орден оранжистов) назван по имени английского короля Вильгельма III Оранского. Его деятельность была направлена против ирландского национально-освободительного движения, во главе которого стояли католики. После раздела Ирландии в 1921 году влияние ордена, выступающего за сохранение Северной Ирландии в составе Соединенного Королевства, усилилось.
С точки зрения Лондона, в 1900 году политическое развитие Ирландии начиная с 1850 года было вполне удовлетворительным и многообещающим. Революционные и насильственные традиции в ирландской политике в значительной степени отошли на второй план. Доминировал конституционный национализм. Гомруль мог бы удовлетворить многих конституционных националистов, по крайней мере на какое-то время, хотя унионисты вполне справедливо полагали, что самоуправление просто будет разжигать ирландские аппетиты и отдаст основные рычаги власти и влияния в руки националистов. Будущее ирландского самоуправления в 1900 году было таким же туманным, как и будущее сегодняшней Шотландии с ее новым автономным парламентом. С лондонской точки зрения уверенно можно было говорить только об одном: в случае ирландского самоуправления ситуация была бы намного спокойнее, если бы Ольстер оставался в составе Ирландии в качестве английского троянского коня. Угроза отделения Ольстера, за которой стоял Лондон, должна была удерживать администрацию Гомруля в определенных рамках. Но лондонское руководство меньше всего напоминало императора Франца Иосифа образца 1867 года или советское Политбюро, хладнокровно просчитывающих ходы в имперской игре и не дающих рта открыть своим подданным, не говоря уже о диаспоре. В лондонском парламенте представители Ирландии и Ольстера имели значительный вес. Они могли пользоваться соперничеством партий в самой Британии в своих интересах, причем иногда от их голосов зависело принятие того или иного решения. Членство в демократическом государственном институте также никогда не останавливало их от применения или угрозы применения насилия, для того чтобы склонить парламент на свою сторону. Действительно, когда государство избегает полицейских методов правления, этот процесс существенно упрощается. К 1914 году двойное воздействие партийного конфликта в Лондоне и мобилизация ирландских соперничающих общин (которые даже начали уже вооружаться) угрожало расстройством конституционного механизма, гражданской войной в Ирландии, вспышками насилия в некоторых британских городах и параличом британского правительства непосредственно во время ужасного кризиса в Европе. Интересно, что британский посол в Петербурге, разговаривая весной 1914 года с царем и министром иностранных дел, делал основной упор на воздействие внутреннего революционного кризиса на внешнюю политику не России, а Соединенного Королевства.
