до какой степени. Если ты помнишь, я один раз пролежал в коме больше года.
— Помню, мне ли не помнить, — проворчал Скрипач.
— Но даже тогда я ни на какой Берег не попал, — продолжил Ит. — Да мы с тобой даже для Берега — нонсенс. Вышли в море, память сохранна, и…
— И не выходи на десятый круг, пожалуйста, — попросил Скрипач. — Я тоже про это думал. Да нет, что я несу… Я вообще не перестаю про это думать. И у меня ровным счетом ничего не получается. А если еще добавить к этому всему то, что говорила Бастет, то, как изменилось поведение Саба, то, что постоянно говорила Эри…
— Не могу сделать вывод, — подвел итог Ит. — И ты не можешь. В принципе, вывод сделать можно, но он абсурден. Хотя, знаешь… Помнишь, был случай, на Терре-ноль ещё, когда девчонки были совсем крошками?
— Какой? Этих случаев было выше крыши.
— С детской площадкой возле дома. Когда я гулял с детьми, мы пришли в их любимый дворик, и обнаружили, что дом ломают, а площадку разрушили. Этот двор я тоже любил, потому что именно там сидел, когда не стало Фэба. Я очень расстроился, когда понял, что его уничтожили. И очень захотел, чтобы все стало, как раньше.
Скрипач кивнул. Щелчком отбросил окурок в ближайшие кусты, и вытащил из пачки новую сигарету. Сигареты Плюшевый прислал просто изумительные — прекрасный табак, пахнущий черносливом и шоколадом, в меру крепкий, идеальной просушки.
— А на следующий день мы снова туда пришли… и всё оказалось на своих местах. И площадка, и дом, и двор. Мы тогда почему-то не обратили на это внимания, но сейчас… рыжий, если хотя бы на секунду допустить, что мы способны как-то влиять на реальность…
— Не сознательно, — тут же ответил Скрипач. — Ты же тогда не говорил «колдуй, баба, колдуй, дед, двор, вернись на место». Ты тогда… на тебе лица не было от горя, и, если правильно помню, у тебя дико болела голова. Ты ушел в комнату и залег до следующего утра. А мы с Бертой гоняли детей, чтобы они к тебе не лезли и не будили.
— Всё верно, — согласился Ит. — И вот тогда, в эту ночь, что-то произошло. Глобальное что-то. А мы были так заняты, что не заметили. Но… временами я это чувствую. В те годы я это часто чувствовал. Меня словно накрывало. Казалось — протяни руку, и вот оно. А потом ушло. Незаметно, но ушло. Мы опять оказались по уши в рутине, в работах, девчонок, опять же, нужно было вырастить и выучить… чем дальше, тем меньше я думал об этом. Знаешь, дети — это прекрасно, но…
— Ну хоть ты произнеси уже это вслух, — попросил Скрипач. — Или хочешь, чтобы я? Давай. Это минус четверть века нашей собственной жизни. Жестоко звучит, да?
— Подло, — Ит отвернулся. — Но мы ведь этого хотели?
— Хотели. И, видимо, нам нужно было через это пройти. Снова. Но, уже прости, Ит, еще раз — нет, — Скрипач помрачнел. — Я больше не смогу так долго жить… словно с сорванной кожей. Понимаешь?
— Еще бы, — Ит тяжело вздохнул. — Мне и сейчас за них страшно, я стараюсь про это вообще не думать, но порой как подумаешь, и… Рыжий, хватит. Давай эту тему пока что закроем, ладно? Давай лучше про насущное.
— Давай, — тут же оживился Скрипач. — Спины давай намажем, Плюшевый нам этой мази с избытком дал. И присобачь ты уже эту лямку, чтобы намертво. И давай посмотрим карту, и кофе еще выпьем, и печенья там, кажется, чуть больше чем до фига.
* * *
После перевала, на котором они ночевали, следовало спуститься в долину, пройти через лес, а потом начать подъем на первую гору. Это будет относительно легкий подъем, там есть какая-никакая тропа, и даже метки, потому что гора эта пользуется популярностью у любителей полазить по скалам, туда довольно часто наведываются и одиночки, и группы. Но — любители поднимаются максимум до середины стены, а Скрипачу с Итом следовало подняться до верха, чтобы выйти на первое плато, после которого последует новый подъем. Судя по карте, плато изобиловало сюрпризами: на оригинале, с которого они срисовывали маршрут, имелись пометки о карстовых воронках, змеях, расщелинах, пещерах. Подъем после этого плато был коротким, и он приводил к леднику — Скрипач тут же спросил про синий лёд, и был вознагражден презрительным взглядом Ветра, потому что среди пилотов считалось, что синий лёд — для слабаков. После ледника начинался новый подъем, потом нужно как-то перебраться через ущелье, и только потом будет подъем на плато, приютившее Звезду-крепость под названием Небесная пристань.
—…Интересно, какой высоты эти горы, — задумчиво произнес Ит, когда они закончили рисовать карту.
— Здесь не очень высокие, около двух лиг, — равнодушно ответил Ветер.
— Больше девяти километров? — удивился Скрипач.
— Да, а что особенного? Вот пик Розы да, он высокий. Почти четыре лиги.
— Неслабо, — с уважением сказал Скрипач. — А на какую высоту максимально способен подняться самолет?
Ответом ему был красноречивый взгляд Ветра, который, судя по всему, означал — много будешь знать, скоро состаришься.
…Утром быстро перекусили, выпили по чашке кофе, на всякий случай наполнили фляги, упаковались, и пошли вниз, в заросшую лесом долину. Тропа всё еще была хорошей, выспались отлично, поэтому сейчас шли скоро, тем более что тропа вела полого вниз, под сумрачный свод деревьев. День обещал быть жарким — впрочем, тут, судя по всему, почти всегда стояла такая погода — поэтому решили максимально быстро начать подъем, ведь неизвестно, каким он будет, и, главное, сколько сил отнимет.
— Эх, нам бы отлежаться недельку, мы бы этот маршрут на раз проскочили, — сокрушался Скрипач. — А не получится. Вернее, уже не получилось.
— Вот сделаем всё как нужно, и обязательно отдохнём, — пообещал Ит. — И вообще. Помнишь, как годами в госпитале вкалывали на том же Долгом озере? Это ведь гораздо труднее было. Ничего, справились. И сейчас справимся.
— Там была всё-таки реальность. А это… — Скрипач задумался.
— А это — нет? — спросил Ит. Скрипач кивнул. — Я не уверен в том, что ты прав. Что такое реальность вообще, если вдуматься?
Тропа шла под
