За массовыми убийствами вскоре последует эпидемия; в большинстве жилищ нет ни воды, ни электричества, в больницах не хватает врачей, лекарств и электрогенераторов. За массовыми убийствами последовали блокада и осада.
По всему миру звучат голоса протеста, и их все больше. Но правительства богатых, владеющие всемирными средствами информации и ядерным оружием, заверяют Израиль, что будут закрывать глаза на действия его Армии обороны.
«Плачущая земля входит в наши сны, – писала курдская поэтесса Беджан Матур, – плачущая земля входит в наши сны и никогда не покидает их».
Ничего, кроме пустозема.
И вот через несколько месяцев я вновь в Рамалле, на заброшенной парковке, которую небольшая группа палестинских художников превратила в свое рабочее пространство. В их числе – девушка-скульптор по имени Ранда Мадда. Я смотрю на придуманную и воплощенную ею инсталляцию под названием «Кукольный театр».
Инсталляция представляет собой большой барельеф – три на два метра, – поставленный вертикально, как стена. Напротив этой стены на земле – три фигуры в полный рост.
Барельеф состоит из плеч, лиц, рук и смонтирован арматурой, фигуры сделаны из полиэстера, стекловолокна и глины. Поверхности раскрашены в темно-зеленые, коричневые и красные тона. Глубина рельефа примерно такая же, как на бронзовых дверях Флорентийского баптистерия работы Гиберти, и перспективные сокращения переданы почти с таким же мастерством. (Я бы никогда не догадался, что художница так молода. Ей всего 29 лет.) Стена барельефа подобна «живой изгороди», которую напоминает публика в театре, если смотреть на нее со сцены.
На настиле перед публикой находятся три выполненные в человеческий рост фигуры, две женщины и мужчина. Они сделаны из тех же материалов, что и рельеф, но выкрашены в более блеклые тона.
Одна из фигур расположена на расстоянии вытянутой руки от публики, вторая – примерно на двухметровой дистанции, третья – еще в два раза дальше. На них повседневная одежда – та, которую они решили надеть этим утром.
Их тела привязаны к веревкам, свисающим с трех горизонтальных палок, которые, в свою очередь, подвешены к потолку. Они – марионетки; эти палки – орудия управления в руках отсутствующих или невидимых кукловодов. Все многочисленные фигуры на барельефе смотрят на то, что разворачивается у них перед глазами, и ломают пальцы. Истерические движения рук напоминают переполох в курятнике. Они бессильны. Они ломают пальцы оттого, что не могут вмешаться. Они – заперты в барельефе, им недоступен мир трех измерений, поэтому войти в реальность и исправить ее им не дано. Они олицетворяют молчание.
Три реальные трепещущие фигуры привязаны к веревкам невидимых кукловодов, бросающих их на землю головой вниз, так что ноги болтаются в воздухе. Их бросают снова и снова, пока не расколется голова. Их руки, торсы, лица искажены судорогами агонии, которая никак не закончится. Это видно по их ногам. Снова и снова.
Я мог бы пройти между бессильными наблюдателями с барельефа и застывшими в неуклюжих позах жертвами на земле. Но я этого не делаю. В этой работе есть невероятная сила. Она утверждает землю, на которой стоит. Она превращает площадку, где происходят убийства, между пораженными ужасом зрителями и агонизирующими жертвами, в священное место. Эта работа превратила парковку в «пустозем».
Эта работа была пророчеством о секторе Газа.
Теперь могила Махмуда Дарвиша на холме Аль-Рабех огорожена по решению палестинских властей, над ней сооружена стеклянная пирамида. Теперь уже не получится посидеть на земле рядом с ним. Его слова, однако, остаются внятны для наших ушей, и мы можем повторять их снова и снова:
Мне надо написать работу по географии вулканов
От безвидности до руин,
от времени Лота до Хиросимы
Так, словно я никогда еще не жил,
с желанием, которое есть у меня и сейчас, – знать,
Возможно, Настоящее ушло далеко
и Вчера приблизилось.
Тогда я возьму Настоящее за руку, чтобы пройтись с ним по краю истории
и избежать циклического времени
с его хаосом горных козлов.
Как мне спасти мое завтра?
Скоростью электронного времени
или моего пустынного каравана медлительностью?
У меня есть работа до конца дней,
словно я не увижу завтра,
и я должен работать ради сегодня, еще не наставшего.
Поэтому я слушаю
Нежно, нежно
Муравьиное биение моего сердца…
В оригинальное издание этой книги были включены иллюстрации – репродукции картин и фотографии скульптур. Однако в русскую версию книги иллюстрации не вошли по независящим от издательства обстоятельствам. – Ред.
В официальных документах он называется «Архив Поползня» («Nuthatch Archive») – по прозвищу Беверли. Она умерла в 2013 году, не дожив до переезда архива на новое «место жительства».
Многим современникам абстрактного экспрессионизма инсинуации Бёрджера казались проявлением паранойи, но впоследствии Фрэнсис Стонор Сондерс и другие авторы сумели доказать, что многое в художественной жизни США того времени финансировалось ЦРУ, в основном через Конгресс за свободу культуры.
«Реализм» (Nochlin L. Realism. New York: Penguin Books, 1971).
«Образ народа: Гюстав Курбе и революция 1848 года» (Clark T. J. Image of the People: Gustave Courbet and the 1848 Revolution. London: Thames & Hudson, 1973) и «Абсолютный буржуа: художники и политики во Франции. 1848–1851 гг.» (Clark T. J. The Absolute Bourgeois: Artists and Politics in France 1848–1851. London: Thames & Hudson, 1973).
В заглавии использована евангельская цитата: «…другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин. 4: 38). – Ред.
Сам Бёрджер использовал эту цитату в работе «Успех и неудача Пикассо» («The Success and Failure of Picasso»).
За пределами этих жанров Бёрджер написал целый ряд работ более теоретического характера, которые охватывают широкий спектр исторических периодов: например, «Момент кубизма» («The Moment of Cubism») или «Ренессансная ясность» («The Clarity of the Renaissance»), а также сочинения, которые показывают его недооцененную роль в знакомстве англоязычной публики с такими авторами, как Брехт, Беньямин и Барт. Последние будут представлены во втором томе эссеистики Бёрджера («Пейзажи»).
Книга Джеймса Хаймана «Битва за реализм: фигуративное искусство в Британии во время холодной войны» (Hyman J. The Battle for Realism: Figurative Art in Britain During the Cold War, 1945–1960. New