Ознакомительная версия.
В словах сына было что-то зловещее, ведь он никогда ничего ему не говорил. Хотя лорд Вэллис был добрым и снисходительным отцом, он, как многие люди, поглощенные делами государственными, держался со своим отпрыском так, словно все время себя спрашивал: «Да полно, мой ли это?» Из всех четверых одну лишь Барбару он безо всяких сомнений признавал за свою.
Он восхищался ею; а как человек, умеющий наслаждаться жизнью, он любил лишь то, чем восхищался. Но, не способный принуждать кого бы то ни было или выпытывать признания, он ждал, ничем не выдавая своего беспокойства, чтобы сын заговорил сам.
Милтоун, видимо, не спешил. Он стал рассказывать о ночном приключении Куртье и немало позабавил лорда Вэллиса.
– Испытание красным перцем! Вот уж не думал, что они на это способны! Итак, он теперь в Монкленде. И Харбинджер тоже еще там?
– Да. Не думаю, чтобы он обладал большой стойкостью.
– В политике?
Милтоун кивнул.
– Мне не нравится, что он на нашей стороне… Это нам вовсе не на пользу. Я полагаю, вы видели карикатуру; довольно ядовитая. Впрочем, вас среди этих старух, кажется, нет, сэр.
Лорд Вэллис равнодушно улыбнулся.
– Карикатура неглупая. Кстати, я надеюсь на приз в Гудвуде.
Так они беседовали, перескакивая с предмета на предмет, пока последний слуга не вышел из столовой.
И тогда Милтоун посмотрел прямо в глаза отцу я сказал без обиняков:
– Я хочу жениться на миссис Ноуэл, сэр.
Лорд Вэллис принял этот удар с тем самым выражением, которое не раз у него бывало, когда его лошадь оставалась за флагом. Потом он поднес к губам бокал вина и, не пригубив, поставил его на стол. Только этим он и обнаружил свою заинтересованность или замешательство.
– Не слишком ли ты торопишься?
– Я хочу этого с той минуты, как увидел ее впервые.
Лорд Вэллис разбирался в людях и в житейских делах почти так же хорошо, как в лошадях и охотничьих собаках; он откинулся на спинку кресла я сказал чуть насмешливо:
– Очень мило с твоей стороны, мой друг, что ты поставил меня в известность. Хотя, если уж говорить начистоту, я предпочел бы этого не слышать.
Темный румянец медленно залил щеки Милтоуна. Как видно, он недооценивал отца: оказывается, в трудную минуту у него хватает и хладнокровия и мужества.
– Какие у вас возражения, сэр?
И тут он заметил, что вафля в руке лорда Вэллиса дрожит. Но глаза его не смягчились ни раскаянием, ни сожалением; он метнул в отца такой испепеляющий взгляд, каким мог наградить противника, обнаружившего слабость, старый кардинал. Лорд Вэллис тоже заметил, что вафля дрожит, и поспешил ее съесть.
– Мы светские люди, – сказал он.
– Я – нет, – возразил Милтоун.
И тут впервые лорду Вэллису изменило самообладание.
– Это твое дело! – выкрикнул он. – Я говорю о себе!
– И что же?
– Юстас!
Милтоун неторопливо поглаживал колено; в лице его не дрогнул ни один мускул. Он в упор смотрел на отца. Лорд Вэллис ощутил удар в сердце. Каким же сильным должно быть чувство, чтобы вот так ощетиниться при первом намеке на противодействие!
Он достал ящик с сигарами, рассеянно протянул его сыну и тут же отдернул:
– Я забыл: ты же не куришь.
Он закурил сигару, задумчиво затянулся, глядя прямо перед собой, и меж его бровей прорезалась глубокая складка. Наконец он заговорил:
– У нее вид настоящей леди. Больше я о ней ничего не знаю.
На губах Милтоуна явственней проступила улыбка.
– А зачем вам знать?
Лорд Вэллис пожал плечами. На этот счет он придерживался вполне определенных взглядов.
– Насколько мне известно, – холодно сказал он, – мы имеем дело с разводом. Я полагал, что в этом вопросе ты не расходишься с церковью.
– Она ни в чем! не виновата.
– Значит, тебе известно, что у нее в прошлом?
– Нет.
Лорд Вэллис поднял брови – иронически и, может быть, даже с восхищением.
– Благоразумие под маской рыцарства?
– Вы, видимо, не понимаете моего чувства к миссис Ноуэл. Оно не укладывается в ваше представление о жизни. Но брак без этого чувства для меня немыслим – и вряд ли я когда-нибудь смогу испытать его к другой женщине.
И опять лорд Вэллис ощутил, что почва уходит у него из-под ног. Неужели это правда? И вдруг он понял: да, правда. Этот одержимый скорее сгорит на собственном огне, но не изменит себе. Он вдруг осознал всю серьезность создавшегося положения и растерялся.
– Больше я сейчас ничего не могу тебе сказать, – пробормотал он и поднялся из-за стола.
У леди Кастерли было одно неудобное свойство: она вставала чуть свет. Во всей Англии ни одна женщина не была таким знатоком утренних рос. Природа расстилала перед ней тысячи росных ковров – их ткали звезды минувшей ночи, что падают перед рассветом на темную землю и ждут только утра, чтобы в солнечных лучах вновь воспарить на небо. В Рейвеншеме она ежедневно гуляла в парке от половины восьмого до восьми и, если гостила у кого-нибудь, заставляла хозяев применяться к этой ее привычке.
Поэтому когда ее горничная Рэндл в семь часов утра пришла к горничной Барбары, которая в эту минуту зашнуровывала корсет, и сказала: «Старая леди велела разбудить мисс Бэбс», – та ничуть не удивилась.
– Хорошо. Да только леди Бэбс не очень-то обрадуется!
Десять минут спустя она вошла в белую комнату, всю пропитанную ароматом гвоздики, – в царство сладкого сна, куда сквозь пестрые ситцевые занавески просачивался свет летнего утра.
Барбара спала, подложив под щеку ладонь; ее золотисто-каштановые волосы, откинутые со лба, рассыпались по подушке, губы приоткрылись. «Вот бы мне такие волосы и губы!» – подумала горничная и невольно улыбнулась: леди Бэбс такая хорошенькая, во сне еще лучше, чем днем! И при взгляде на это очаровательное существо, спящее с улыбкой на устах, рассеялись тяжелые пары, дурманившие голову служанки, постоянно жившей в тепличной обстановке, где не могла естественно развиваться ее натура. Красота обладает таинственной силой: она расковывает души, очищает их от себялюбивых мыслей; глаза горничной смягчились, она стояла, затаив дыхание, – спящая Барбара была для нее воплощением золотого века, с мечтой о котором она ни за что не хотела расстаться. Барбара открыла глаза и, увидев горничную, спросила:
– Разве уже восемь, Стейси?
– Нет, но леди Кастерли желает, чтобы вы с ней погуляли.
– О господи! А мне снился такой чудесный сон!
– То-то вы улыбались.
– Мне снилось, что я могу летать.
– Вы подумайте!
– Я летела над землей и видела все так ясно, как вас теперь. Я парила, как ястреб. И чувствовала, что могу опуститься, где захочу. Это было восхитительно, Стейси, для меня не было ничего невозможного.
И, вновь положив голову на подушку, она закрыла глаза. Солнечный свет, пробиваясь меж полураздвинутых занавесок, озарял ее лицо.
Горничной вдруг захотелось протянуть руку и погладить эту полную белую шею.
– Летательные аппараты – глупость, – пробормотала Барбара. Наслаждение – когда летишь сама, на крыльях!
– Леди Кастерли уже в саду.
Барбара вскочила. У статуи Дианы, глядя на цветы, стояла маленькая фигурка в сером». Барбара вздохнула. Во сне рядом с ней парил другой ястреб, и сейчас, принимая ванну, а потом одеваясь, она с удивлением об этом вспоминала, а по всему ее телу пробегала какая-то странная и приятная дрожь.
В спешке она забыла шляпу и, на ходу застегивая полотняное платье, торопливо спустилась по лестнице и георгианским коридором побежала в сад. У самого выхода она, чуть не оказалась в объятиях Куртье.
В то утро он проснулся рано и прежде всего подумал об Одри Ноуэл, которой грозил скандал; потом о своей вчерашней спутнице, такой юной и лучезарной, чей образ завладел его мыслями. Он весь ушел в эти воспоминания. Да, она – сама юность. Поистине совершенство: совсем еще юная – и никакой ребячливости!
– Крылатая победа! – воскликнул он, когда Барбара чуть не сбила его с ног.
Ответ Барбары был в том же духе:
– Ястреб! Знаете, мистер Куртье, мне снилось, что мы с вами летаем.
– Если бы боги послали этот сон мне… – серьезно ответил Куртье.
На пороге Барбара обернулась, с улыбкой взглянула на него и вышла.
Леди Кастерли в обществе Энн, которая рассудила, что гулять по саду в такую рань ново и заманчиво, критически разглядывала какие-то незнакомые ей цветы. Увидев внучку, она тотчас спросила:
– Это что такое?
– Немезия.
– В первый раз слышу.
– На них теперь мода, бабушка.
– Немезия? – переспросила леди Кастерли. – Какое Немезида имеет отношение к цветам? Терпеть не могу садовников и все эти дурацкие названия. Где твоя шляпа? Мне нравится цвет твоего платья. Смотри, пуговица расстегнута.
Ознакомительная версия.
