сказка
Счастье Бахтияра
Дошло до нашего сведения — а уж правда ль оно, ведает один Аллах, — что во времена пресветлого халифа аль-Мамуна жил в Багдаде некий купец по имени Бахтияр, что означает «Счастливый». От рождения он так звался или же получил прозвание по своим делам, нам неведомо, но Бахтияру всегда и во всем сопутствовала удача. Что ж, он был человек достойный. В торговле честный, в молитве прилежный, нравом благородный.
Бахтияр водил морские караваны в аль-Хиджаз и аль-Йемен, вез туда шелка и благовония, обратно доставлял тонконогих скакунов и охотничьих соколов, и корабли его никогда не тонули, а путешествия были прибыльны.
Купцу нравилось странствовать, но еще больше он любил бывать дома и всегда спешил туда вернуться. Манили его не мягкие ковры и не парчовые диваны, имевшиеся там в изобилии, а любовь трех заботливых жен, которые чтили своего супруга и дарили ему всяческие наслаждения. Старшая была рачительной хозяйкой, средняя пленяла грацией, младшая умела вести занимательные беседы. Бывало, лежит Бахтияр в тенистом саду близ звонкоструйного фонтана, курит кальян, а одна жена лакомит его рассыпчатой халвой и янтарным хорасанским изюмом, другая тихо наигрывает на лютне, третья рассказывает старые сказки и новые сплетни. Чего еще, казалось бы, и желать? Но так уж устроен человек, что и самая сладкая халва ему рано или поздно наскучит.
Оттого, понаслаждавшись домашней негой, купец всякий раз затевал новое путешествие, хоть уже нажитого добра ему хватило бы на десять жизней. Из своего семейного рая уплывал Бахтияр в дальние моря, а там снова начинал скучать по дому и торопился обратно. Так год за годом и жил, чередуя странствия с отдыхом и приключения с покоем. Все вокруг завидовали купцу, говорили, что это и есть истинное счастье. Но кому что на самом деле нужно и чье сердце чем успокоится, да и надо ли ему успокаиваться — это ведомо лишь Аллаху.
По всему следовало Бахтияру провести свой век в довольстве, благополучно состариться и мирно переселиться из одного хорошего дома в Иной, тысячекратно Лучший, но однажды вечером у купца в опочивальне само собой, ни с того ни с сего, раскололось зеркало, да не когда-нибудь, а в первый день великого поста Рамадана.
Предзнаменование это из самых худших, сулит оно черный поворот в судьбе, а если случайно увидеть в осколках свое отражение, то и лихую погибель. Надо ж такому случиться, что, когда зеркало треснуло, хозяин как раз собирался брить голову и поневоле увидел собственное лицо будто раздробленным. Он, конечно, быстро отворотился, но на душе стало тревожно.
В подобном деле самое безрассудное — лечь спать в комнате, где произошло такое нехорошее событие. Можно и не проснуться.
Потому Бахтияр запахнулся в плащ и вышел на улицу. Пускай шайтан, если это его происки, уберется из дома.
Купец брел бесцельно, куда глаза глядят, размышлял о странном происшествии и сам не заметил, как очутился около городского кладбища. В этот поздний час вокруг никого не было.
Здесь явился второй знак, не лучше первого. Из-за каменной стены Города Мертвых заухала сова.
Известно, к чему они кричат, совы. А больше всего Бахтияра встревожило, что Багдад — не лес и не болото, и сове тут взяться неоткуда, ежели это не проделки скверной силы.
Пойду-ка я лучше домой, подумал купец. Переночевать можно и не в своей опочивальне, а у какой-нибудь из жен.
Но тут было ему и третье знамение — всяк знает, что нечистые наважденья ходят троицей, которой поклоняются неверные. Под ногами у Бахтияра будто сгустилась тьма, сделалась чернее ночи и шуршащим комком метнулась через улицу.
Миг спустя купец увидел, что это черная кошка. Ох, быть беде.
Повернулся он, пошел от кладбища прочь, повернул за угол — и чуть не столкнулся с женщиной.
Она была закутана в черное до самых глаз. В лунном свете они казались огромными, как у газели, и сияющими, как звезды. Никогда еще Бахтияр не видывал таких глаз ни у одной женщины. Смотрел бы в них и смотрел.
— Храбр ли ты, незнакомец? — спросила черная женщина звенящим голосом. — Если нет — ступай своей дорогой.
— Да уж не трус, — отвечал Бахтияр, как на его месте сказали бы девять мужчин из десяти, потому что умным Аллах делает лишь каждого десятого, а больше и незачем.
Впрочем, храбрости Бахтияру и вправду было не занимать. Трусливые купцами-мореходами не становятся.
— Тогда спаси меня! — взмолилась газелеокая женщина. — Меня преследует заклятый враг. Он всюду меня выслеживает, хочет убить! Я чую, он близко!
И поведала такую историю.
Вышла она замуж за человека, который ее недолгое время любил, а потом вдруг люто возненавидел — не иначе, в него вселился злой джинн и помрачил ему разум. Дважды муж кидался на нее с ножом, и в первый раз спасло ее только чудо. Пришлось ей бежать из собственного дома — свидетелей ведь не было, никто бы бедной женщине не поверил. Но во второй раз помешанный, отыскав беглянку, попытался зарезать ее уже средь бела дня, на улице. Еле его оттащили. Поскольку кровь не пролилась, никакого наказания безумцу не было, но судья, хвала его справедливости, объявил брак расторгнутым, а женщину свободной.
— Но все одно нет мне покоя, — говорила разведенная жена, плача сильным плачем. — Я переезжаю с места на место, таюсь, но одержимый всюду меня находит. Обернусь — вижу в толпе его горящие злобой глаза. Или в окне вдруг мелькнет его перекошенное лицо. И я снова бегу, бегу… Нынче вечером, на закате, около мечети я снова его повстречала. Он сидел среди нищих, переодетый дервишем, щерил зубы. Я бросилась оттуда, сама не знаю куда. К себе возвращаться боюсь. Бреду по пустым улицам, оглядываюсь. Все кажется, что сзади крадется он…
Она дернулась, оборотясь назад. От резкого движения никаб приспустился с ее головы, и Бахтияр на миг увидел лицо.
Омытое луной, оно было светлей и прекрасней небесного светила. Слушая странный
