– Мне очень жаль, – выдавил он наконец.
– Чего тебе жаль, Патрик? Что я чуть не упала?
Или же мы возвращаемся к старой песне? Тебе жаль, что я слепая?
– Слепота не мешает тебе быть желанной.
– Тогда почему же ты не стал заниматься любовью со мной?
– Девственность имеет такую цену, какую я еще не готов заплатить.
Цена, которую он не готов заплатить, – любовь.
Мечта каждой женщины, даже самой юной. Она пришла, чтобы отпустить его, а вместо этого согласна на половину мечты. Любить будет только она, безнадежно, тайно, и когда Патрик уйдет навсегда, она больше никого не полюбит. Рэнди была права: полюбить один раз в жизни лучше, чем ни разу.
– Девственность – не предмет купли-продажи или обмена. Девственность – не дар, но и не бич Божий, из-за нее я не становлюсь ни лучше, ни хуже. Я – женщина, со своими женскими желаниями. – Она положила ладонь ему на грудь; под насквозь промокшей рубашкой гулким, размеренным ритмом стучало сердце. – Ты мне нужен, Патрик.
– Не играй с огнем, Джордана. Можешь сгореть.
– Слишком поздно. Уже сгорела.
Он не знал, что она имеет в виду, – не хотел знать.
Она хочет его – этого было достаточно.
– Тогда поедем со мной. – Он притянул Джордану к себе, так что ее грудь вжалась в его влажное тело, и наклонился, чтобы поцеловать. – Поедем со мной в Шотландию, – прошептал он ей прямо в губы. Это меньше всего входило в его намерения, но если у нее хватит мужества согласиться, то хватит мужества и вынести конец. – Поедем со мной, и на какое-то время весь мир станет нашим. Я подарю тебе восходы и закаты, дни, наполненные солнцем и цветами, целые ночи любви.
– Да. – Джордана уже тянулась к нему, хотя и понимала, что он предлагает ей любовь плоти, но не сердца. Луна блестела на ее ресницах, мокрых от слез, которым она ни за что не позволила бы пролиться. – Я поеду с тобой, Патрик. Куда угодно.
– Нет! – Когда он понял, о чем попросил, когда понял, на что она согласилась, возражение взорвалось в нем мгновенно, отчаянно. Пальцы его сомкнулись на ее запястьях. Загнанный в ловушку человек сражался с наступающими на него стенами. Ярость, кольцом свернувшаяся в душе и ожидающая своего часа, ужалила его, словно гадюка. Обливаясь холодным потом, он отбросил ее руки. Патрик Маккэлем никогда слабаком не был. Он управлял собственной судьбой, слушал голос только собственной совести – и ничьей другой. Он ни перед кем не склонял головы.
Впервые за очень долгое время Патрика Маккэлема охватили смущение и неуверенность. Как загнанное в угол животное, он набросился на источник своего смятения.
Лицо его в бледном свете луны отражало всю силу искавшей выхода ярости, и даже выражение безмолвной тревоги в глазах Джорданы не могло умерить ее.
– Ты бы поехала, не так ли? – Он скрипнул зубами, безжалостно вцепившись железной хваткой в ее запястья. – Ты готова ехать со мной куда угодно и исполнять все мои прихоти. Все отдавая и ничего не требуя взамен. Не требуя даже защиты, а она тебе так нужна! Щека его подергивалась от волнения, когда он последней ложью расчищал себе путь к отступлению. – Мне не нужна ни твоя невинность, ни ты сама. Мне нужна женщина опытная, которая все понимает. Достаточно знающая жизнь, чтобы обезопасить себя. Ты понимаешь, что я имею в виду под словом "обезопасить", Джордана? Или же ты слишком невинна, чтобы об этом знать? Когда-нибудь я захочу иметь сыновей. Законных сыновей, а не рыжеволосых ублюдков, которые напоминали бы мне о дурацкой опрометчивости.
Она молча сносила незаслуженную жестокость, Только глаза, поблескивающие в лунном свете, выдавали ее страдание. Мгновенная, подлая ярость Патрика вдруг сникла, сморщилась, как мерзкая, бессильная тварь в присутствии нежной отваги.
Непреодолимое желание обнять ее, осушить поцелуями ее слезы появилось так же внезапно, как злость. Но гордыня возобладала.
– Мне очень жаль, Джордана. Прости. За все. – Теперь его голос звучал нежно. Ладонь замерла у ее щеки, так и не прикоснувшись. Он отдернул руку, резким движением сжав пальцы в кулак. И прошептал, делая шаг назад:
– Забудь Шотландию. Забудь меня.
Бросив на нее прощальный взгляд, он исчез в темноте.
– Да, Патрик, я заметил, что ты улетел в Лондон довольно неожиданно. Нет, от нее звонков не было. – Рейф ткнул трубку между плечом и ухом и потянулся за ручкой и блокнотом. Выслушивая поток инструкций, он делал пометки в блокноте своим размашистым почерком. – Стоит попытаться. – Затем он спросил:
– А что это, черт возьми, за "четырехчаснички" такие? – Выслушав ответ, записал что-то в блокноте, и на его лице удивление постепенно сменилось ухмылкой. – Уверен, что в цветочном магазине знают? – Еще одна пометка. – А подходит ли для букета цветок, который открывается только вечером? А когда его срывают – он открывается или закрывается? Дождавшись, когда Патрик замолчал, он продолжил беседу. Но теперь в его словах звучала ирония. – Какого черта я решил, что ты это знаешь? Да потому что за последнее время ты превратился в спеца по флоре, хотя раньше интересовался только фауной. – Усмехнувшись снова, он немного подождал. – Да, знаю, шутка не из лучших. Дама не оценила бы. Но в данный момент дам поблизости нет… – Рейф вздохнул, отложил в сторону бумагу и ручку, опять слушая друга и сокрушенно вздыхая по тем дням, когда букет был всего лишь букетом, а не темой для получасового разговора через Атлантику.
Плющ, маргаритки, лилии и нечто под названием "четырехчаснички"? Охапка гардений или роз – куда проще.
– Она же их не увидит, так какая разница, что за цветы ты ей пришлешь? – Ох уж этот Патрик, любит создавать лишние хлопоты. Дотянувшись до блокнота, Рейф подчеркнул странное название. Если Патрик хочет, чтобы Джордана Даниэль получила "четырехчаснички", она их получит. – Я доставлю их лично, ровно в четыре, как договорились. А теперь не мог бы ты на мгновение забыть о своей даме сердца и сообщить, как там дела в Лондоне? Шеффилд пойдет на эту сделку? – Цветы для Джорданы отошли на задний план, но о них не забыли. – Трудности? Что за трудности? – Рейф постучал ручкой по столу, его улыбка исчезла. – Гораздо дольше? Насколько? Несколько дней, даже неделя?
В таких крупных делах неделя, месяц, даже год не играют роли, Патрик это прекрасно понимал и обычно умел выждать подходящий момент. Но сейчас он сделался нетерпеливым и чуть ли не бестолковым. И причина тому – Джордана. Есть в ней что-то такое, отчего шотландец потерял голову. Рейф не был уверен, что это – любовь или вожделение. Но что бы там ни было, никогда раньше он не видел своего друга таким.
– Да, – повторил он, кажется, в десятый раз, причем с огромным терпением, необычным даже для хладнокровного креола. Как друг он согласился подготовить почву для примирения. Пока Патрик терзается из-за необходимости задерживаться в Лондоне на несколько лишних дней. – Я сделаю все, что нужно.
Ровно в четыре.
Положив трубку, Рейф задумался о переменах в своем друге. Во время разговора, касавшегося исключительно возвращения в Атланту, Рейф не стал напоминать Патрику, что поначалу тот намеревался отправиться в Шотландию. Представив себе, какой это вызвало бы взрыв ярости, Рейф резко развернулся на стуле от окна, из которого открывался вид на всю Атланту.
– Где он?
Рейф, подняв голову от своих бумаг, понял, что рядом все же оказалась дама, и весьма современная.
Впрочем, сегодня Маив Дельмари была одета вполне пристойно.
– Имеешь в виду – Патрик?
– Ну конечно, Патрик! – рявкнула Маив.
– Как ты сюда попала?
– Сказала миссис Эдли, что ты меня ждешь.
– Понятно. – Он забыл предупредить миссис Эдли, что Маив Дельмари уже не желанный гость в офисах Маккэлема. И сделал мысленную заметку исправить эту оплошность.
– Так ты не сказал, где он.
– Нет, не сказал. – Рейф проследил, как она прошла по кабинету. У окна остановилась, достала из сумочки сигарету, поднесла к кончику золотую зажигалку. Глубоко затянулась, выдохнула, скрестила на груди руки и уставилась через окно на город.
– Я знала, что это долго не продлится. – Она опять затянулась, грациозно придерживая сигарету длинными, изящными пальцами.
– Не продлится что, Маив? – Взгляд зеленых глаз Рейфа был холоден. Его выводили из себя люди, которые заключали сделку, прекрасно зная о правилах, а потом бунтовали, не принимая этих самых правил.
– Очередная интрижка Патрика, естественно.
– Естественно, – протянул он. – И на чем ты основываешь такой вывод?
– Я все слышала. Ты разговаривал с Патриком. Как послушный мальчик, принимал приказы. – Маив пересекла комнату, подошла к его столу и раздавила сигарету в сверкающей чистотой пепельнице.
Рейф пропустил издевку мимо ушей. Слишком много лет он сталкивался с враждебностью, чтобы переживать по этому поводу. Маив кипела от злости: золотая мечта ускользнула от нее.
