время последнего перехода, а я ещё не стал задерживается и выехал из постоялого двора
рано поутру, чтобы за один переход покрыть двойное расстояние. До дома оставалось
всего ничего и я хотел как можно раньше туда прибыть. Я не стал никого уведомлять
заранее, что прибуду, я хотел увидеть все сам и своими глазами. В последнем письме
управляющий практически не касался темы жены, в основном упирая на доходы от
деревень и поместья.
Последняя половина года промелькнула у меня словно неделя, постоянно
контролируя себя, свои мысли и чувства, а также занимаясь усерднее всех я стал лучшим
выпуска. Учителя пели мне хвалебные оды, а полученный мной кошель золота, как
награда за отличное окончание были потрачены на новую лошадь, столичную одежду и
подарки жене, её родителям и отцу.
Забивая голову учебой и в отличие от других одногруппников я не посещал
публичные дома, стараясь быть верен жене, ведь мы давали клятву друг другу. Нарушить
её первым я не мог физически, поэтому приходилось, когда становилось особенно тяжело
сбрасывать напряжение обычным способом самостоятельно. Я даже как-то успокоился, решив предпринимать какие-то действия по отношению к ней после приезда и оценки
ситуации на месте. Ведь я основывал все свои выводы на сообщениях одного человека, а
он мог и ошибиться. Так что последние месяцы обучения, я не так сильно страдал, как
вначале, когда ревность мучала меня днем и ночью.
Даже чувства к жене замерли и притихли, видимо двухгодичное расставание в
совокупности с постоянно гонимыми мыслями об измене дали о себе знать, я ехал
практически спокойным, ожидая застать дома более менее приличную картину. О другом
варианте развития событий я старался не думать.
То, что я переоценил свои силы, отправившись в путь с намерением засветло
прибыть домой я понял, когда солнце стало клониться к закату, а я еще и близко не был к
дому. Знакомые края, конечно же давно появились, я узнавал местность и дома соседей, даже поздоровался с некоторыми из них, что с удивлением узнавали в усталом,
пропыленном всаднике сына графа дю Валей.
Но таких встреч было мало, видимо я встретился с теми из них, что ехали домой
из гостей. Когда ночь накрыла дорогу, мне перестали встречаться люди, что и понятно, в
нашем глухом углу всегда пошаливали разбойники. Глубоко за полночь я наконец выехал
на дорогу, ведущую к дому. Решив проехать тихо, я свернул с главного входа и направился
к калитке, которой обычно пользовались слуги, чтобы каждый раз не открывать главные
ворота. Поскольку кроме света луны не было другого освещения, то пришлось вести
лошадь на поводу, дабы она не переломала себе ноги. Подходя к калитке, она внезапно
встряхнулась и тихонько заржала, к моему удивлению ей ответили.
Стараясь удержаться от срыва, я вернулся чуть назад и привязал её к ограде, далее
направившись пешком. Когда я подошел к калитке и обнаружил там привязанную лошадь, кулаки неволей сжались сами собой. Темный клубок, занявший в моем сердце уже более
трети пространства, тяжело шевельнулся и красная пелена мелькнула перед глазами.
- Так спокойно, может быть к служанке прибыл кавалер, на хозяйской лошади, -
успокаивал я сам себя, проходя мимо всхрапнувшей от испуга лошади, которая косилась
на меня испуганным взглядом.
Глянув на окна жены, я стал успокаиваться, в них не горел свет, даже если бы они
были занавешены, я бы все равно заметил отблески пламени.
- Ну вот видишь, - уговаривал я свою темную часть, которая все более подавала
признаки жизни, что все хорошо, - она спит, а это действительно прибыл к служанке
соседский конюх.
Запнувшись за какой-то кустарник, я едва громко не выругался припав к земле.
Выпутавшись, я со своего угла зрения увидел, что окна гостевой комнаты, где спал я
слегка подсвечены внутренним светом. Сердце гулко стукнуло. Теперь уже я сам не мог
ничего говорить, только чаще сглатывал, пытаясь проглотить внезапно возникший ком в
горле. Стараясь не шуметь, я подошел к окну и убедился, что оно действительно
зашторено, а внутри горит свет. Внутри слышался приглушённый шум. Достав тонкий, красивый, изукрашенный камнями дамский стилет, который я купил совсем недавно в
подарок подружке отца, не боевой конечно, обычная дамская безделушка.
Но сейчас он пригодился мне для одной вещи, просунув его в щель между
ставнями, я слегка отодвинул штору, которая мне мешала.
Спиной ко мне быстро двигался худощавый зад мужчины, с силой двигая женское
тело, стоящее к нему задом в собачей позе. Женщину было смутно видно, но то, что это
именно женщина сомнений не было. Её страстные стоны, когда мужчина с силой ударялся
своими бедрами о её зад, нельзя было спутать с чем то другим. Её голос измененный
страстью я не узнавал, но один факт, что кто-то занимается любовью в моей гостевой
комнате, меня изрядно напряг.
Сцена явно подходила к завершению, так как частота движения мужского зада
увеличилась, а женские стоны стали слышны мне отчетливо. Пик наслаждения обоих
увидел даже я, когда он затрясся, выливая свое семя внутрь неё, а она протяжно
вскрикнула, когда почувствовала это. Возбуждение конечно настигло меня, трудно
смотреть на такие сцены и не возбудиться, тем более после такого длительного
воздержания как у меня. Но я хотя бы был рад, что все происходящее…
Додумать я не успел, так как мужчина вышел из женщины и повернувшись ко мне
профилем на достаточное для узнавание время, упал рядом с женщиной. Волна ненависти
прокатилась по моему телу, сметая последний налет разумности, которым я удерживал
темную сторону себя. Пелена кровавого тумана охватило мое зрение и я стал даже лучше
видеть. Лицо барона я мог узнать в любое время, я помнил каждую его черту, ведь в моих
кошмарах он так явно был виден. Я даже мог сказать, сколько морщинок у него возле
какого глаза, настолько реалистичные кошмары были с его участием.
- Эта скотина в моем доме! Если еще….
Второй раз я также не успел додумать, потому что женщина легла рядом с ним и
стала тихо говорить. Я не слышал что, но интонации были нежными и ласковыми. Вот
теперь, когда её голос не был искажен любовной страстью, её интонации показались мне
знакомыми.
Громко рассмеявшись, она приподнялась и протянула руку к органу мужчины,
погладив его, словно благодаря за усердную работу.
Время остановилось.
Я замер. Все вокруг замерло. Только мысли, так тщательно мной укрываемые в
глубине сознания эти два года, все до одной появились наружу. Они кружились и со
временем приобретали вид кинжалов, два кольца из которых кружились с разной
закруткой несколько минут.
Затем хороводы замерли и кинжалы стали один за одним лететь в мое сердце,
разрывая его на части.
Сердце издало стук, время вернулось в свой нормальный ритм. Лишь я с такой
силой закусил руку, чтобы не закричать, что кровь потекла во все стороны, заполняя мне
рот привкусом железа.
Белое, обнаженное тело Натали, с упругой и достаточно крупной грудью с
маленькими розовыми сосками, что сейчас казались лишь небольшими розовыми точками
на её белоснежной груди - я это я увидел впервые. Если бы не ситуация, то я бы
задержался, чтобы налюбоваться им подольше, но не в этот раз.
Крик, едва сдерживаемый зажатой зубами рукой, так и не появился. Странно, но
именно укус привел меня в себя. Я осмотрелся вокруг и достав платок, перемотал руку.
Затем снова приник к щели, что создал я стилетом. Полежав некоторое время, они снова
стали ласкать друг друга, причем Натали была в этот раз активнее его, она как течная
сучка прогибала спину, ища ласки кобеля. Выдержать второе соитие у меня просто не
получилось физически. Отвернувшись от окна, я подождал некоторое время и вернулся к
наблюдению позже. К моему счастью все закончилось. Любовники лежали и отдыхая о
чем-то мило ворковали. Я многое бы отдал чтобы услышать их, но кроме интонаций до
меня ничего не доносилось.
Если бы не его лошадь, я бы вломился сразу, убив эту мерзкую скотину на глазах
жены, но опять в дело вмешалась темная половинка. Она остановила меня и предложила
другой вариант, который бы надолго отвадил любителей поживиться сладким в моем доме.
Сопротивляться в этот раз я просто не мог, обычно контролируя действия, которые
она мне преподносила, я оказался не готов сделать это сейчас. Я был раздавлен и унижен,
растоптан и оплеван. Я не мог подобрать еще слов, чтобы описать свое состояние. Облик
ангела покрылся трещинами и рухнул под давлением увиденного. Но что больше всего
огорчало меня, это то, что любовь не давала мне винить во всем Натали. Я винил барона, себя, общество, но не её, она казалась мне лишь жертвой сложившихся обстоятельств. Я
