Анищев удивленно покивал головой и ответил:
— О-кей, Зак, у вас будет такой список.
— Хорошо, Владимир. И еще я думаю, будет не лишним оформить мои и ваши добрые отношения в юридическом поле. Я предлагаю вам пост советника-консультанта в лондонской компании "Carnauch Gold". Эта компания в моей структуре как раз занимается золотом. А возглавляет ее ваш соотечественник — Юрий Юрьевич Карнаух, большой специалист на рынке драгметаллов. Я предлагаю вам годовое содержание… для начала, скажем, сто тысяч фунтов в год. За вычетом налогов. С сегодняшнего дня. Это не противоречит советским законам?
Анищев подобного не ожидал, на его обычно добродушном лице появилось удивление, а в глазах включился счетчик, пересчитывающий фунты в рубли.
— Нет, Зак, не противоречит. Но это так неожиданно.
— Куй железо пока горячо — так говорят у вас в России? Так вы согласны?
— Что от меня понадобится?
— Оставаться пока здесь и следить за тем, чтобы все эти люди, с которыми вы меня сегодня познакомили, чтобы все они работали хорошо и не пытались что-то украсть. И все.
— Хорошо, я думаю, что справлюсь с такой задачей.
— И вот еще что. Вы как-то упоминали о своем сыне, помешанном на самолетах?
Анищев кивнул:
— Есть такое дело.
— В ближайшем будущем я планирую создать небольшую, но эффективную авиакомпанию, и если ему будет интересно, я мог бы предоставить ему место.
Анищев расплылся в доброй улыбке:
— Это было бы волшебно, Зак!
Мы скрепили уговор рукопожатием и парой фужеров дрянного местного шампанского.
Рынки весьма подвержены тому, что старожилы разных площадок называют Headline effect — "эффект газетного заголовка". Какое-нибудь интервью с Аланом Гринспеном, ожидаемое с надеждой и страхом спекулянтами всего мира, способно существенно поколебать рынки, изменить настроения игроков и спровоцировать хоть разворот, хоть ускорение. А если он, или Николас Брейди, либо Джеймс Бейкер выступят с продолжительной речью перед Конгрессом, можно вживую наблюдать как колышутся котировки на бонды, фьючерсы, акции вслед за пассажами их замысловатых монологов. Эти трое влияют на мировую политику и экономику гораздо сильнее любого президента или премьер-министра, ведь они распоряжаются деньгами. Они владеют всей информацией о деньгах и они же дозировано раздают ее общественности. Если бы они не были политиками и жили на Марсе, неподкупные, отстраненные и абсолютно объективные, то, наверное, в таком их положении был бы какой-то смысл, но они всего лишь люди, которые тоже хотят жить богато и знают, что насколько рынки зависят от их решений, настолько же они сами и их будущие решения зависят от того, что происходит на рынках. Поэтому трудно ожидать от людей, занимающих высшие мировые финансовые должности того, что они однажды честно признаются: "Да, у нас все отвратительно!" Такого не будет никогда. Нам будут вешать на уши лапшу о том, что все замечательно, о том, что есть определенные, несомненно преодолимые, трудности, что рынок перегрет и требуется ненадолго сбавить обороты, но никто из них не скажет обывателю и рядовому спекулянту: "… сливай воду, парень, игры кончились!" — потому что такое заявление легко вызовет панику и может смести их самих с таких уютных кресел.
Однако, люди тоже не дураки и быстро понимают, что если начинается длинный разговор, больше похожий на оправдание, в ходе которого звучат малопонятные финансовые жаргонизмы — дела обстоят, скорее всего, не очень благополучно; и напротив — когда облеченное доверием лицо чувствует, что все идет замечательно, он не считает нужным вдаваться в глубокие объяснения. Оно просто сообщает: "парни, все идет как никогда хорошо!" — и весь мир верит этим трем людям, что все действительно идет хорошо.
В общем, вся система взаимосвязана, взаимозависима и вся построена на лжи. Воротилы лгут, что все хорошо, люди им верят и действительно изменяют обстоятельства к лучшему для воротил состоянию. Это и есть тонкое искусство управления рынками. А для того, чтобы ложь выглядела правдоподобно, для ее раскрашивания, приукрашивания и перекрашивания придуманы десятки и сотни инструментов: индексы, индикаторы, коэффициенты, рейтинги, экспертные оценки и мудреные методики расчета — от процентного роста Доу, состояния запасов нефти и дистиллятов в нефтехранилищах до ставки LIBOR и стоимости Балтийского фрахта. И, разумеется, все эти индексы абсолютно независимы, беспристрастны, корректны и не подвержены подтасовкам. Но если выступают Бейкер, Броуди и Гринспен, то их простые слова легко ломают любую картину, нарисованную этими хитрыми инструментами, статистика обнуляется и "на колу мочало, начинай сначала". И это верно, ведь экономику делает не математика и не статистика, а люди — с их настроениями, ожиданиями, верой и сомнениями.
Никто другой, как эти трое, на всей планете не обладает такой властью над рынками, а значит и над экономикой, а, следовательно, и над политикой — ведь она всего лишь продолжение экономических отношений, способ окольными путями добиться того, чего не даст прямое столкновение или давление. Ни Президент, ни Королева, ни Генсек не способны вызвать своими словами потрясение на биржах. Во всяком случае, если говорят о чем-то ином, кроме объявления ядерной войны друг другу. Все остальные их слова — просто новостной фон для серьезного биржевика. Они могут клясться друг другу в вечной любви, прибегать к обоюдным обвинениям, грызться, целоваться, встречаться и прощаться — мир капитала останется глух к их пляскам. Так уж сложилось, что никакого влияния на мир финансов эти господа-товарищи не имеют — они всего лишь служат ему, добиваясь своими бесконечными переговорами путаницы в мозгу обывателя. Немножко поколебать региональные рынки способны представители крупнейших Центробанков — японского, немецкого, английского, но только лишь региональные и на совсем чуть-чуть. Зато те же региональные рынки после заявлений троицы тяжеловесов становятся тем, что на биржах называется across the board.
Есть еще небольшая группа людей, зарекомендовавших себя отличными инвесторами — вроде Баффета. Они тоже способны вызвать некоторую активность, но как правило, всего лишь в одной бумаге, в самом значительном случае — в секторе бумаг: машиностроительном, банковском или медицинском, но только в одном.
Мне, по наивности и незнанию, тоже хотелось получить небольшой кусочек такой власти, и мое решение стать андоррским королем было вызвано не тщеславием, а именно желанием немножко самостоятельно поманипулировать рынками — пусть самыми незначительными, но опыт пригодился бы в дальнейшем. Хоть и предупреждал меня Серега, что это практически бесполезно. Ему, конечно, с его способностями, видней, но почему бы не попытаться? Когда я решил стать монархом маленькой европейской страны, я всерьез рассчитывал, что со мной начнут каким-то образом считаться, что передо мной откроется мир западно-европейского бомонда, но ничего подобного не случилось. Для них я остался чудаковатым нуворишем, мнение которого их интересует в последнюю очередь.
Как я не пытался раздуть газетную шумиху вокруг этого события, но осталось оно замеченным только во Франции и Испании, да еще сеньор Гримальди прислал соседское поздравление. Весь Высший Свет — все эти напыщенные корольки и королевы из Норвегии, Швеции, Нидерландов, Бельгии даже не ответили на мои приглашения на коронацию! Будто обращался к ним какой-то пройдоха. В общем, результаты вышли странные: я взвалил на себя ответственность за состояние пятидесяти тысяч своих ново-подданных, потратил на все мероприятие почти миллиард долларов, а в награду получил какие-то бумажки от Миттерана (которому, кстати, прилично помог с финансированием предвыборной компании) и от испанцев — с подписями епископа Урхельского Жоана Марти-и-Аланиса, короля Хуана-Карлоса и испанского же премьера Маркеса. И все. Если не считать короткой добавившейся строчки на визитной карточке, да нескольких десятков пышных статей в моих же газетах. Остальные предпочли не заметить этого знаменательного для всего мира события. Чуть позже вышли еще пара статей в Times и Forbes, которые ядовито прошлись по моему вануатскому происхождению и назвали, почти не стесняясь, международным авантюристом. В целом же мир остался глух к событию.
Однако Серега часто мне говорил, что вместе с остальными нашими задачами, нужно каким-то образом формировать местное общественное мнение, чтобы, по крайней мере, европейскому политическому бомонду стала безразлична судьба Союза — только тогда появится шанс сделать что-то так, как нужно Союзу, а не европейцам и американцам. И я старался, из кожи лез, чтобы ко мне начали прислушиваться.
Всего лишь сто с небольшим лет назад, во времена Ост-Индийской компании, Индией с ее двухсотмиллионным населением правили всего шесть тысяч англичан. Это все колонизаторы вместе — с семьями, детьми, гувернантками. Для управления теми, кто хочет иметь вожака, и не верит своим, не нужны большие ресурсы, да и с того времени были созданы солидные, передовые, прямо-таки новаторские механизмы управления массами людей. Международные банки, мировые валюты, сотни соглашений и теорий. Бешеное развитие коммуникаций позволило плотнее прижать к стенке колонии и высвободило массу ресурсов — ни к чему теперь контролировать тот же Суэцкий канал, чтобы выгадать три месяца на пересылке сообщений и полков. Достаточно закрыть строптивцам кредитную линию. Такое действие обязательно вызовет отток спекулятивных инвестиций и быстрый сброс этими спекулянтами государственных облигаций непокорной колонии, доходность по которым во многом гарантировалась отозванным кредитом. Далее последуют растущий дефицит бюджета, рост стоимости кредитов, инфляция, вывод капиталов — и все — послушание строптивых гарантировано. Больше никому не захочется идти наперекор "мировому сообществу".
