Но сначала я должна закатить истерику. В этом я ой как хороша.
– Хочу ли я знать, что ты делаешь? – Иветта смотрит вниз, когда – едва она успевает зайти в комнату – я хватаю ее за ногу.
– Я пересматриваю свой план «Как вылететь из университета на первом году обучения», – привлекательно похныкиваю я.
– Ох, прекрати. – Иветта бросает лэптоп на свою кровать и волочит ногу (я ведь в нее вцепилась) к столу. – Раз ты все равно валяешься на полу, развяжи мои ботинки.
– Как я уже говорила, – я с удовольствием развязываю шнурки на ее ботинках, – я недавно узнала, что кое-кто, кого я истинно презираю, учится здесь.
– Тот парень, с которым ты разговаривала возле Эмель Холла? Модель Макфартингтон?
– Это я его так назвала? Звучит вполне в моем стиле.
– Да, ты много говоришь о нем. Во сне.
– Иветта! – восклицаю я. – Это не модель Макфартингтон, а другой парень, который занесен в мой дерьмосписок. Хотя модель Макфартингтон тоже в нем значится, но не на первом месте, да и его имя несколько сотен раз перечеркнуто, потому что иногда я исключаю его из этого списка, а потом добавляю вновь.
Иветта выгибает проколотую бровь.
– Все сложно, – коротко резюмирую я. – Давай закроем тему.
– Нет, – просто отвечает она.
– ПочемУУУУУ? – тактично осведомляюсь я.
– Мы должны испытать все девять ярдов агонии университета, прежде чем выпустимся. Должны напиться до потери пульса, дать зарок навсегда отречься от мужчин, прогулять кучу занятий и попробовать кокаин. И это определенно стоит как минимум семи месяцев занятий здесь.
– Чьи слова?
– О, это слоган каждого трогательного фильма о взрослении.
– Черт! – Я отпускаю ее ногу и закатываюсь под свою кровать, где на деревянных перекладинах под матрасом замечаю вырезанный член и сразу же выкатываюсь обратно. – Фу-у!
– Слушай, я действительно сочувствую тебе насчет этого парня. Или... двух парней… и всего происходящего. Покажи их мне, и я так сильно их отделаю, что они будут блевать тем, что осталось от их душ. Но прямо сейчас мне нужно закончить эссе по химии, иначе меня отымеют. Метафорически. Вообще-то, я еще девственница.
И это последний раз, когда она вправе произносить столь громкие слова. Отлучившись за едой, я возвращаюсь с кучей буррито и стучусь к ней, чтобы она меня впустила, однако из-за двери доносится стон, а затем Иветта просит кого-то сделать что-то «сильнее». И я реагирую на это с пугающей благосклонностью: направляюсь к более спокойным водам. Джек открывает дверь. Его волосы взъерошены ото сна, и он без рубашки… вот черт, эти воды настолько же спокойные, как и люди, которые выигрывают машины у Опры.
– Моя соседка бесстыдница, поэтому теперь я живу здесь, – заявляю я, проходя мимо него.
– Ты не можешь, – возражает он.
– Колумбу сказали то же самое, и посмотри, чего он достиг. – Я плюхаюсь на его кровать. Я точно знаю, что она его, ведь она идеально заправлена, лишь покрывало слегка смято ото сна. Постель же его соседа представляет собой сочувственно пустое пристанище с беспорядком из одеял. Джек надевает рубашку и, зевая, садится рядом со мной.
– У тебя такие заспанные глаза. – Я указываю на его глаза, и он сильно их трет.
– Ладно, если хочешь, можешь остаться, – предлагает он, все еще потирая один глаз – такое человеческое, ранимое движение, которое я никогда не видела прежде в его исполнении. – Но я ухожу через пятнадцать минут.
– Ты похож на маленького ребенка, – я смеюсь, – у которого проблемы с глазами.
– Заткнись, – ворчит он и трет сильнее. Его щеки розовые после сна, а волосы торчат в разные стороны.
– По-прежнему используешь задницу утки в качестве образца для подражания, да? – говорю я, указывая на его прическу.
– По-прежнему используешь ребяческие оскорбления в качестве защитного механизма, да?
– По крайней мере, это не задница животного.
– А смысл тот же.
Я показываю ему средние пальцы на обеих руках, и он отвечает мне тем же, затем облокачивается на стену и закрывает глаза. За окном сверкает сумеречное розовое небо, и вечерняя заря проникает внутрь, разукрашивая белые стены полосами персикового цвета.
– Что ты хочешь знать в первую очередь? – наконец спрашивает Джек.
В голове возникает тысяча вопросов, но я выбираю наименее безобидный.
– Куда ты уходишь через пятнадцать минут?
– Друг пригласил моего соседа на барбекю, и тот тащит меня с собой.
– Кто твой сосед?
– Его зовут Чарли. Он идиот. Но пылкий идиот. Я слышал, это имеет какое-то значение.
– Конечно, и живое тому доказательство прямо перед тобой. – Я указываю пальцем на себя. Ухмыляясь, Джек открывает глаза, чтобы взглянуть на меня, и красное солнце разбавляет ледяную голубизну теплым оранжевым.
– Ты не идиотка, Айсис.
– А то я не знаю.
– Ты глупышка, – исправляет он и, вновь закрыв глаза, ложится на бок. Я же размышляю над достоинствами того, чтобы оторвать ему все пальцы по одному, и решаю, что они слишком красивые, чтобы от них избавляться. Сейчас.
Обнимаю колени и пытаюсь вспомнить, как правильно дышать. Как делают это все нормальные люди. Люди, которых не преследуют призраки прошлого или, как в моем случае, бывшие парни с садистскими наклонностями. И как только я начинаю погружаться во тьму, где живет, дышит и разъедает меня монстр, Джек протягивает руку и увлекает меня к себе. Я вскрикиваю, но не сопротивляюсь. Он прижимается ко мне сзади всем телом, обдавая своим теплом, и мы просто лежим на его мягкой кровати. Постепенно запах мяты и меда обволакивает меня, как одеяло. Темными ночами я жаждала вновь ощутить этот запах, когда думала о нашей войне, его руках и какого было бы его поцеловать, сильно, по-настоящему, и, возможно, даже зайти дальше, потому что, может быть, просто может быть, он единственный человек в мире, который сможет целовать мои растяжки, а не называть их уродливыми...
– Перестань, – бормочет Джек мне в волосы.
– Что?
– Перестань все время быть такой печальной.
Я кривляюсь, и он прижимается носом к моей шее. О боже. Внезапно мое сердце решает, что оно астронавт, и пытается выполнить сорок сальто, и я словно воспаряю.
– Что заставило тебя сюда приехать? – спрашиваю я.
– Работа, – выдыхает Джек.
Легкость парения вытесняется патокой, свинцом и шипами.
– Ясно. Естественно, ведь парни из братства никуда не годятся, а студенткам нужен обходительный и опытный специалист по вагинам, чтобы уменьшать стресс, потому что, очевидно, все в мире просто одержимы сексом...
– Я не эскорт, – терпеливо произносит он. – Сейчас я работаю на кое-кого другого. Занимаюсь кое-чем другим.
– Ух ты! Так познавательно. Я прям-таки извлекла много полезной и конкретной информации из этого разговора.
– Помнишь парней, которые были в том лесу? Парня в твидовом костюме, который тебя преследовал?
– Да, но...
Открывается дверь, и мы с Джеком быстро садимся. Знаете, кто заходит в комнату? Крошечныеяйца Маккостюмнштанцев – один из бегущих-за-мною-в-темном-лесу-Огайо-потому-что-его-босс-ему-приказал. У него кожа цвета янтаря, а черные волосы торчат, как шипы. Он замирает, вытаращив на меня свои темные глаза.
– Ты! – резко кричит он, тыкая в меня пальцем.
– ТЫ! – взвизгиваю я. – Почему ты все еще жив? Я же отпинала тебя по яйцам!
– Какого дьявола она здесь делает? – гневно спрашивает он у Джека.
Джек вздыхает.
– Айсис Блейк, познакомься с Чарли Морияма…
– Уже, – говорим мы с Чарли одновременно. Я бросаю на него гневный взгляд, а он сужает свои и без того узкие глаза.
– Ладно, у нас нет на это времени. – Чарли переводит взгляд на Джека. – Мы должны были быть там еще пять минут назад. Давай не облажаемся, хорошо?
Джек вновь вздыхает и, не отрывая от меня глаз, встает с кровати.
– Я скоро вернусь, и мы продолжим разговор, договорились?
– Конечно, иди работай с плохими парнями. Мне все равно.
– Айсис...
– ПОШЛИ, – кричит Чарли, хватая полотенце со своей кровати, и громко выходит из комнаты. Джек хмурится, но неохотно следует за ним.
И я делаю то же самое. Ну, только за пять метров и две машины от белого «Ниссана» с разбитой задней фарой. Мысли лихорадочно кружатся в голове, пока «Ниссан» уводит меня вниз по магистрали, все дальше и дальше от универа. Почему Джек водится с Твид-тупицей и Маленькими яйцами? Твид говорил, что хочет нанять его, но я до сих пор не знаю зачем. Видимо, он преуспел. Ой, давайте будем реалистами, это Джек позволил ему преуспеть. Все, что происходит с Джеком, происходит только потому, что он сам это позволяет. Я не в счет. Но это уже совсем другая история, полная незаконности и удовольствия.
Джек сказал, что он здесь работает, вот только что это значит? Он учится в универе, но при этом работает на Твида? Что за работа? Воровать хорошие оценки и раздавать их отстающим? Что может компания Твида делать за деньги, кроме как стоять и выглядеть глупо? Это не имеет никакого смысла, остатки которого разбиваются вдребезги, когда Чарли сворачивает на подземную парковку белокаменного роскошного здания с охранным постом и заезжает внутрь. Я подъезжаю к посту вслед за ним, и охранник – загорелый парень с аккуратной бородкой – спрашивает:
