Меня, конечно, подмывает желание обозначить психологические контуры Президента Путина. Однако не могу найти более или менее точных определений. Да и знаю я его понаслышке. С «клюквой» дело иметь тоже не хочется. Язвить попусту — тоже. Кроме того, он еще не закончил свою президентскую страду. К сожалению, в его действиях пока не просматривается главный замысел, какую же историческую веху он хочет обозначить своим правлением. Есть о чем подумать. Однако эта неясность не может оправдать мое молчание, если что-то в деятельности высшей власти представляется мне странным или ошибочным.
В свое время я достаточно определенно критиковал и Михаила Г орбачева, и Бориса Ельцина. Но это не остановило их прислать мне письма к моему 80-летию. То же самое сделал и Владимир Путин. В них много добрых слов, поднявших их авторов выше обид. Приведу отрывки из упомянутых приветствий.
МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ: ...И часто, даже уже на первоначальном этапе, он оказывался под огнем критики тех, кто не принимал перестройки, кто не понимал ее значения для страны и людей. Александр Николаевич Яковлев до конца оказался верным утверждению принципов свободы, демократии, открытости, плюрализма и в экономике, и в политике. Он внес значительный вклад в разработку идей, которые были положены в основу апрельского пленума ЦК КПСС 1985 года, XXVII съезда партии, в подготовку и проведение крупных мероприятий в рамках нового мышления по оздоровлению международных отношений...
Хотелось бы отметить большую работу возглавляемой Яковлевым Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Александр Николаевич сменил на этом посту М. С. Соломенцева. Был возобновлен прерванный в брежневские времена процесс реабилитации невинно осужденных людей, восстановления справедливости и исторической правды. Комиссия провела огромную работу, опубликовав массу аналитических документов и выпустив множество публикаций по различным периодам советской истории. И в этом, конечно, большая заслуга принадлежит Александру Николаевичу как руководителю комиссии...
Подводя итог, хочу сказать, что судьба подарила Александру Николаевичу уникальную возможность быть не только свидетелем, но и активным участником тех сложных, неоднозначных, а порой и драматических событий на переломном этапе истории нашей страны. По-моему, это счастливый шанс. И, находясь в гуще тех событий, Александр Яковлев всегда оставался среди тех, кто не просто поддерживал, а отстаивал политику перестройки и был верен ей до конца.
БОРИС ЕЛЬЦИН: ...Александр Николаевич Яковлев — один из тех редких людей, кто своими действиями, мыслями, словами сумел в какой-то мере изменить ход истории. Но в отличие от других политиков эпохи перестройки Яковлев запомнился не яркими речами с трибун, не участием в митингах и шествиях, не эффектными заявлениями. Он вообще никогда в полной мере не был тем, кого сейчас принято называть — «публичный политик». Не очень любил свет юпитеров и гул больших залов. У Александра Николаевича в жизни была другая, как мне кажется, гораздо более важная миссия. Он готовил перемены, приводил в действие реформы прежде всего своим интеллектом и своей душой. Своей всегда очень ясной и сильной позицией, которая заставляла кремлевских «обитателей» на каком-нибудь очередном заседании Политбюро вдруг понять: кажется, это уже другая эпоха, в ней говорят на другом языке и думают по-другому. Действительно, начиналась эпоха, в которой можно было и действовать, и поступать по-другому, не так, как положено и предписано. Не так, как раньше...
Так уж случилось, к добру или не к добру, что эта «реформация», сыгравшая огромную роль в истории нашей страны, шла все-таки сверху (хотя, конечно, и снизу все это объективно назревало). Шла из Кремля. А когда реформы идут «сверху», то самое важное: их удержать, не сорваться, не шарахаться. Тут-то и пригодились мужественный характер Александра Николаевича, его четкая позиция. После октябрьского пленума 1987 года, когда меня вывели из состава Политбюро, Яковлев оставался в этом высшем партийном органе последним, кто твердо знал, к какой цели должна идти страна. Кто подталкивал Горбачева вперед, на путь реформ. Все это проявлялось в каждодневной, даже будничной аппаратной работе.
Я не знаю, можно ли какому-то одному человеку присвоить титул архитектора перестройки (а именно так в 90-е годы называли Александра Николаевича журналисты и политологи всех мастей, причем как в положительном, так и в отрицательном смысле). Но то, что Яковлев был камертоном перемен в высшем руководстве страны, — это уж совершенно точно. Совестливый человек всегда беспощаден к себе. Во всех книгах А. Н. Яковлева поражает нравственный самосуд личности, которая строго расставляет себе оценки: здесь я был не прав, тут можно было бы сделать по-другому, сказать острее — и позы в этом никакой нет. К такому «самокопанию» подталкивает опыт, какое-то прозрение, которое всегда настигает человека, много пережившего. Это я знаю по себе...
Он долгие годы был единственным в горбачевском руководстве открытым борцом за мировые общечеловеческие ценности, умеющим не скрывать своих взглядов: свобода слова, свобода вероисповедания, свобода передвижения, свобода
СМИ. За это его так ненавидело руководство КГБ, называя «агентом влияния». Оно предпринимало недюжинные усилия по дискредитации Яковлева, подтасовывало факты, посылало генсеку фальшивые секретные шифровки о прозападных контактах Яковлева. А исторический факт состоит в том, что именно взгляды Александра Николаевича во многом определили вектор движения страны к мировым ценностям...
...У Александра Николаевича много планов. Он продолжает публикацию уникальной многотомной серии секретных партийных архивов, и все меньше и меньше белых пятен остается в нашей истории. Он проделал гигантскую работу, возглавляя Комиссию по реабилитации жертв сталинских репрессий, возвращая людям их честные имена. Он один сделал и продолжает делать столько, сколько хватило бы на десяток общественных и политических деятелей. Он доказал трудно доказуемую вещь, что настоящий политик может быть честным и нравственным. Я люблю его крепко, по- уральски, по-настоящему. Я, как и прежде, восхищаюсь этим мудрым, тонким, блестящим Человеком.
ВЛАДИМИР ПУТИН: ...Становление сегодняшней России — демократической, свободной и открытой — было бы немыслимо без плеяды ярких личностей, незаурядных людей, любящих свою родину. И Вы являетесь одним из тех, кто стоял у истоков коренного преобразования нашего общества и государства.
В решающие моменты новейшей российской истории Вы всегда вставали на защиту демократии, проявляя твердость и принципиальность в отстаивании своей гражданской позиции. Особое уважение заслуживает Ваша благородная работа, которая помогает вернуть доброе имя жертвам политических репрессий. Желаю Вам, уважаемый Александр Николаевич, и Вашим близким счастья, благополучия и всего самого доброго.
Как я понимаю, читатель может подумать, что эти высказывания я привожу для какой-то похвальбы самого себя. Боже меня упаси! За свою жизнь я столько начитался и наслушался хулы и хвалы, что накопил в себе некий иммунитет и к тому, и к другому. Не то чтобы окаменел, но восприятие окружающего шума нормализовалось. Дело в том, что каждый раз, когда в этой книге я обращался к анализу деятельности М. Горбачева и Б. Ельцина, к их личностным характеристикам, меня, повторяю, тревожил только один вопрос, а справедливы ли будут мои критические эскапады в адрес этих людей, сыгравших огромную роль в судьбе моей страны, в ее преобразовании? И не рановато ли давать обоснованные оценки? И каждый раз я приходил к выводу, что мои колебания не имеют нравственного смысла.
Исторические личности, как правило, умеют или должны уметь владеть эмоциями, обидами, огорчениями и восторгами. Поэтому когда я размышляю о мере критики с точки зрения ее справедливости, характера и лексики, касающейся В. Путина, то не вижу никаких причин изменять своему принципу. Кроме того, я критикую не личность, а качество исполнения столь высокой должности, степень влияния этого качества на судьбу России, за что я тоже несу свою долю ответственности.
Прежде всего, я вижу перед собой спрятавшегося в самом себе человека. Возможно, с умыслом, а возможно, эта черта идет от характера. Он воздвиг некую невидимую стену, тщательно укрывая свои замыслы, сомнения, нерешительность, а порой и растерянность. Привержен собственным догмам, полагая их истинами. К власти привык, хотя и устал. Опасно, если усталость перерастет в пофигизм. Недоверчив и обидчив. Отсюда и упрямство, равно как и непомерная вера в правоту собственных решений. Стратегическое мышление или его отсутствие как бы укрыто туманом загадочности, а нарастающая неуверенность выплескивается наигранной самоуверенностью, которая, как известно, родная сестра равнодушия.
