Потом осмотр полей (из окон автобусов) и следующая остановка, в парке совхоза «Ситце» — так, кажется, он называется... Народу собралось человек, наверное, двести, а то и все триста. Как и в Бегомле, гости поднялись на площадку (очевидно, танцевальную), уселись полукругом. Опять самодеятельность, речи, стихи.
Максим Танк вспомнил, что именно здесь, в Ситцах, он скрывался когда-то, будучи комсомольцем-подпольщиком.
Поехали дальше. Через поля, которые, и правда, производят огромное впечатление. Густая высокая рожь, такая же густая пшеница «мироновская-808»... В прошлом году урожай получили: ржи — тридцать с лишним центнеров,
пшеницы — по 40—43 центнера с каждого гектара. Для этих мест неслыханно и небывало!
И добились этого как будто несложным путем. Убрали камни (здесь все начинается с уборки камней), хорошо распахали и так же хорошо удобрили землю и посеяли перекрестным способом районированными и для этой местности семенами. Ну и уход: подкормка, прополка гербицидами... Господь бог помогал — дождей хватало.
Ехали-ехали, и вдруг Василь Хомченко заметил:
— Вот едем сто с лишним километров, и ни одной надписи по-белорусски!
Председатель райисполкома, сидевший в нашем автобусе с микрофоном в руках, как настоящий гид, хитровато (он, кажется, вообще мужик себе на уме) улыбнулся:
— Как же? А на границе района? «Сярдэчна запрашаем!..» Было, было! Но вот и еще одна граница — граница между Докшицким и Мядельским районами. Самодеятельность, речи, взаимные благодарности. Ру ководство совхоза
«Ситце» приготовило — «на развітанне» — янтарную медовуху крепостью, как уверяли, пять-шесть градусов.
Секретарь ЦК КПБ А. Т. Кузьмин сунул Василю Быкову сразу две рюмки. Быков подходит ко мне:
— Ну, давай выпьем!
Выпили. Распрощались. Поехали дальше. Отсюда, от границы, нас сопровождал председатель Мядельского райисполкома, менее остроумный и более сдержанный, чем его докшицкий коллега.
И картины по сторонам пошли иные. Поля похуже, урожай пониже, люди пожиже.
На всем пути (а дорога не близкая) заборы в деревнях ровненько подпилены и побелены известью. Секретарь Докшицкого райкома партии уверяла нас, будто в районе объявлен месячник борьбы за культуру села. А в других районах? Тоже месячник? Или только неделя?
И — толпы людей, особенно много школьников, мальчишек и девчонок, большей частью — малышей. Приоделись, как на праздник, в руках — букеты цветов. А машины не только не останавливаются, но даже не притормаживают.
Раздаются возгласы:
— Помашите рукой!
Кое-кто приникает к стеклам, улыбается, машет...
Нашу компанию «вела» машина ГАИ сине-желто-полосатая, с постоянно мигающим ярким синим фонарем на крыше. Всюду, где дорога раздваивалась, стояли парни с красными повязками на рукаве, а на перекрестках и в селах — милиционеры, один, двое, реже — трое. Парни (наверное, дружинники) указывали направление, куда надо ехать, милиционеры брали под козырек. Возле милиционеров, как правило, толпились детишки, женщины, мужчины, одним словом — народ. Мужчины стояли молча и руками не махали.
Но вот и Нарочь. Нас поместили в городке для туристов. Место неважное: низинка, кругом еловые леса, до озера далековато... Едва устроились, едва осмотрелись, как приезжает начальство. Выхожу из домика, смотрю —
стоит П. М. Машеров. Направляюсь в его сторону. Он замечает меня и делает несколько шагов навстречу. Здороваемся так, как будто знакомы друг с другом давным-давно, хотя я не уверен, что он знает, кто я и кем работаю. В лицо знает (мы встречались и на совещании в ЦК КПБ, и на съезде писателей), но и только.
Вокруг нас сразу же образуется группа. Алесь Божко подходит, еще кто-то... Потом и А. Н. Аксенов, второй секретарь ЦК КПБ.
Машеров:
— Устали в дороге?
Говорю, что да, устали, дорога долгая, да и впечатлений... Разговор заходит о докшицких полях. Я сказал, что лет четырнадцать назад, когда я работал в «Колхозной правде», объездил всю республику, представляю, что тогда здесь было, и теперь поражен. В таких местах и такие урожаи!.. Маляров стал хвалить секретаря райкома партии, вообще людей, которые добились буквально чуда. Позже, в ресторане, он вспомнил, как в оные времена самолично снаряжал ходоков в Казахстан. Старики съездили, облюбовали место... Когда вернулись, сказали, что в Казахстане хорошо — земли много и земля хорошая, — но... нет вот этого леса... И переселяться отказались. И вот теперь на бедных, считавшихся совсем бесплодными землях люди получают лучшие в республике урожаи. Скоро П. М. Машеров перешел к другой группе, потом к третьей, женской, — мы остались с Аксеновым. Оказалось, Аксенов знает Алеся Божко. Он стал вспоминать, как последний в сороковых годах не испугался поехать в какой- то самый бандитский район Западной Белоруссии.
В ресторан, где был накрыт стол, пошли пешком. Дорога лесная, кое-где в лужах. В нашей кучке (Макаенок, Шамякин, еще кто-то) был Аксенов. Разговор зашел о Китае. Почему — не помню, но эта тема всех почему-то интересовала. Аксенов сказал, что, по сообщению одной гонконгской газеты, Мао Цзэдун при смерти. В Пекин вызваны все члены ЦК.
Ужин был как ужин, обильный во всех смыслах. И закуски, и вина, и тостовречей — всего хватало.
Удачно хохмил Андрей Макаенок. Когда выехали из Минска, секретарь райкома партии рассказал, что на птицефабрике имени Крупской (это район Зеленого Луга) проигрывают музыку, отчего куры лучше несутся и быстрее растут
и жиреют.
— Хорошо бы у нас в Союзе писателей организовать группу, которая ходила бы по птицефабрикам и читала наши произведения... курам на смех. Все польза! В дороге председатель Докшицкого райисполкома стал рассказывать историю о том, как медведь напал на школьников, шедших на сенокос. Увидев косматого хозяина тайги, ребята перебежали на другой берег какой-то речки и остановились, ожидая, что будет дальше. Медведь переплыл речку, хотел взобраться на крутой, обрывистый берег, но ребята замахали руками, платками и не пустили. Тогда медведь вернулся обратно, увидел брошенную кем-то газету и стал рвать ее в клочья.
В этом месте рассказа Макаенок взял из рук председателя райисполкома микрофон (автобус был радиофицирован) и громко сказал:
— Это была газета «Літаратура і мастацтва»!
А наутро, когда позавтракали (без вина), вдруг все попритихли. Сидели и ждали, когда поднимется начальство и объявит распорядок дня. Тишина продолжалась с минуту. Ее нарушил Машеров. Вставая из-за стола, он сказал:
— Что ж мы сидим...
И в это время сидевший неподалеку от него Макаенок подхватил:
— Ждем обеда, Петр Миронович!
Все знали, что к обеду будет вино. Намек поняли и приняли... Все громко расхохотались.
За ужином произнес речь Аксенов. Он вспомнил, как завидовал когда-то украинцам — у них и Донбасс, и Криворожье, и Днепрогэс, а в Белоруссии ничего. Одна Белгрэс, да и та, что это за станция! А теперь? Теперь республика стала одной из самых промышленно развитых в стране.
А после ужина опять разбрелись кто куда. Одни вели умные разговоры, другие травили анекдоты. Возле домика № 15 «давал жизни» Максим Танк. Анекдот за анекдотом, и все соленые — не для женского уха... Все, кто был около него, покатывались со смеху.
В разгар веселого настроения Максим Танк вдруг повернулся и ушел куда- то, возможно, к себе на дачу. А мы побрели вдоль асфальта — просто так, прогуляться перед сном. Глядим, в том месте, где стоянка автомашин, собралась толпа — человек, наверное, двадцать... В середине круга — Машеров. Высокий, в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке, он походил на монумент. Он говорил... Говорил увлеченно, даже запальчиво, и тыкал пальцем в сторону Василя Быкова. Быков стоял, как всегда, хмурый и молчал.
Речь шла о том, что надо, прямо-таки необходимо создать многосерийный телевизионный фильм, посвященный партизанам Ушатчины. Идея эта родилась лет семь назад, но дело пока что так и не сдвинулось с места.
— Пусть Анатоль Велюгин возьмется, он мастер! — подал кто-то голос.
— Я уже делаю по заказу Центрального телевидения два фильма. Один про Белоруссию, другой про Украину, вместе с украинцами, — сдержанно буркнул Велюгин.
Заговорили о трудностях, связанных с созданием такого фильма. Машеров уточнил, что это должен быть именно художественный фильм, но построенный на документальном материале. Фильм о подвиге народа в войне.
Одни были за, другие против... Дискуссия продолжалась. Когда стали расходиться, было уже далеко за полночь. Всем было ясно, что создать многосерийный художественный фильм не удастся.
Вернувшись в дом № 15, я лег спать. Слышно было, как за стеной переговариваются Иван Мележ и Алексей Русецкий. Мележ рассказывал о поездке по местам, связанным с Черняховским, о том, что продолжает переделывать роман «Минское направление»... Русецкий интересовался какими-то деталями, но какими, я не понял, — меня клонило в сон...
