это вообще не про чужаков. Дураков и тряпок среди нас нет, даже девчонки — те еще зубастики.
Или до сих пор не было? Все ведь когда-то случается впервые.
— А что чиновники говорят? — спросил я. — Какое у них осталось впечатление от чужака?
— Да они не присматривались, если ты понимаешь, о чем я, — фыркнул Аргус.
Еще бы, им наверняка хорошо заплатили.
Родовая опека — довольно редкое явление. И оно не могло не обратить на себя внимания, если бы документы дошли до столицы. Особенно сейчас, когда все чужаки возрождаются в телах подростков.
Значит, этих документов ни император, ни его приближенные не видели.
И да, это должно было очень дорого стоить. Даже в регионе, которым фактически владеет великий клан.
— И все же? — настоял я.
— Говорят, нормальный подросток, — ровно произнес Аргус. — Молчаливый и немного несамостоятельный, часто обращается за советом к своим сопровождающим. Но их это не насторожило. Они же не знали, кто он. Да и абсолютная доверенность говорит сама за себя.
Несамостоятельный. Чужак.
У меня эти два слова вообще в одну фразу не вяжутся.
Если это не игра, конечно. Мог умный чужак просто играть роль, чтобы усыпить бдительность своих конвоиров? Да запросто. И вот в это я поверю легко.
Чем же они его прижали, что он согласился даже на родовую опеку?
Чем вообще можно шантажировать чужака, у которого в этом мире нет никого и ничего? Как показывает пример Лапанья, даже на свой родовой камень можно плюнуть. Правда, на это не все пойдут, но это отдельный вопрос. На родовую опеку тоже мало кто согласится.
Ладно, это все можно выяснить и потом. Вытаскивать чужака придется в любом случае.
И без войны тут не обойтись. Молодой Тикту и без того нарывался, но чужак-раб — это далеко за гранью. Такое спускать нельзя.
— Война? — ровно поинтересовался я.
— Война, — без колебаний подтвердил Аргус. — Ты уже получил свою информацию по Тикту?
— Завтра привезут весь пакет, — ответил я. — Дай мне и моим людям день на изучение, и мы будем готовы согласовывать свои планы с тобой.
— Хорошо, — отозвался Аргус. — Будешь готов, звони.
— Договорились.
Положив трубку, я все-таки направился на полигон. Мои мысли теперь занимал вовсе не Лапанья, но и новая тема расслабленности не добавляла. А голову все-таки лучше проветрить. Эффективнее будет.
* * *
После тренировки я вернулся мыслями к Лапанья. С ним все равно нужно что-то решать. И, учитывая новый расклад, решать быстро, потом у меня просто не будет на это времени.
Переключившись и остыв, я все равно ощущал нехороший холодок при мысли о его поведении.
И при этом понимал, что, по сути, мне нечего поставить ему в вину. Он ничего не просил сверх необходимого и честно старался расплатиться за все, что я для него делал.
Не повезло, что он оказался закрытым и недоверчивым типом. Причем не факт, что сыграла роль только его история в Свободных землях. Я же не знаю, что у него в прошлой жизни было. Может, ему в принципе не везло на тех, кому можно доверять.
По аналогии я вспомнил главу рода Магади. Вот уж кто хлебнул лиха в жизни. Но даже он в итоге научился доверять мне.
Правда, изначально ситуация у Магади была намного хуже.
С одной стороны, Кассию Магади было тяжелее, чем Лапанья, его род умирал у него на глазах много лет подряд. А с другой, именно эта обреченность облегчила ему решение. Я мог дать роду Магади шанс, и у Кассия фактически не было выбора.
К тому же, тогда на моей стороне была Шанкара. Она хорошо меня знала в прошлом мире и наверняка не постеснялась надавить на Кассия. Отворачиваться от козыря своего рода, когда род уже почти мертв, — это самоубийство.
У Лапанья все не настолько плохо, он не будет цепляться за первую попавшуюся возможность. Строго говоря, у него вообще нет необходимости кому-то доверять. Деньги есть, какие-никакие связи и статус — тоже, перспективы лично у него отличные, да и шансы сохранить род просматриваются. Смысл ему ломать свою недоверчивую натуру?
Мне неприятен сам факт одностороннего доверия, но есть ли тут вина Лапанья? Это были мои собственные действия и решения.
Пожалуй, единственное, в чем я могу упрекнуть Лапанья — это в том, что он молча пользовался моим доверием. Когда он попросил возможность работать с родовым камнем Нишант под защитой моих родовых земель, я пригласил его временно переехать ко мне. Меня ведь никто не заставлял этого делать. Но да, он согласился молча.
А мог бы и сказать, что это перебор.
Впрочем, ладно, это я к Саше в свое время привык. Настолько болезненную честность даже она, кстати, не сохранила после перерождения здесь. Шанкара уже давно не моя бывшая невеста из прошлой жизни, она тоже изменилась. Как и мы все, наверное.
И, разумеется, смешно ожидать подобной откровенности от одиночки Лапанья. Он вполне мог решить, что раз я предлагаю, то знаю, что делаю. И в этом он абсолютно прав.
В общем, надо поговорить с ним еще раз. И попытаться начать с чистого листа.
Насколько это вообще сейчас возможно.
* * *
Я пригласил Лапанья туда же, где мы не закончили этот разговор. На крышу.
Последний жест необоснованного доверия с моей стороны, но на этот раз я делал это сознательно. Не уверен, правда, что он поймет этот намек. С другой стороны, этот символ больше был нужен мне.
Знак того, что я действительно готов дать ему шанс.
Лапанья понял, похоже.
— Шахар, позволь, я начну, — торопливо сказал он, едва сел в соседнее кресло.
Я молча кивнул.
На самом деле, я ненавидел такие разговоры «по душам». Слишком больно, слишком опасно, любая интонация или жест в такие моменты приобретают сверхценность и могут стать смертельным оружием. Не для человека, разумеется, — для отношений.
И в то же время я знал, что иногда без них нельзя.
— Знаешь, я много думал о нашем разговоре, — начал Лапанья.
Он немного успокоился, увидев, что я готов его слушать.
А я понял, что эта затея не безнадежна именно потому, что он начал говорить. Сейчас любой микровыбор, — начиная с того, пошел бы Лапанья навстречу первым или стал бы молчать, дожидаясь моих вопросов,
