— Мистер Грейси, он сможет уделить вам несколько минут, — сказала она, как только повесила трубку.
Нам выдали бейджики для посетителей и попросили подождать. За нами должны были прийти.
— Мне пришлось назваться его именем, — сказал Бен, пока мы ждали нашего сопровождающего, — иначе он бы не согласился встретиться.
Не успела я кивнуть ему, как к нам подошел молодой человек и провел через коридор в какое-то помещение для наблюдений за испытаниями или вроде того, одну из стен которого занимали окна. А за ними и находилась сама лаборатория. Он оставил нас, сказав, что доктор Холсбах скоро подойдет, но я едва его слушала. Я была слишком поглощена ужасом от увиденного. Внутри лаборатории повсюду стояли ряды клеток с кроликами, у большинства из которых был выбрит мех на отдельных участках. На бедных животных определенно проводили испытания. Пока я с отвращением и ужасом взирала на несчастных животных, какой-то человек в белом халате закапывал одному из кроликов какую-то жидкость в розовые глаза, придерживая лапы и уши, чтобы не мешались.
— Боже, — сказала я с отвращением. — Ты же сказал, что это косметическая лаборатория?!
— Именно так, — ответил Бен, и мне показалось, что я расслышала неодобрение в его голосе. — Они здесь тестируют помады и парфюмерию. Жасмин, качество парфюмерии очень важно. — Он перехватил мой взгляд и устало улыбнулся. — Может, тебе лучше закрыть глаза.
Дверь распахнулась, и из лаборатории вышел тот самый человек в халате.
На вид лет пятидесяти, высокий, седовласый, с маленькими, но жесткими глазами.
— Лиам, по-моему, я довольно ясно выразился, что не хочу иметь ничего об... — начал было он с сильным немецким акцентом, но осекся, когда увидел Бена. — Вы не Лиам Грейси.
— Нет, — сознался Бен. — Извините, что ввели вас в заблуждение, но нам непременно нужно было с вами встретиться.
— Вы его брат? — уточнил Холсбах, отметив очевидное физическое сходство между ними.
— Да, меня зовут Бен.
Холсбах стянул белые латексные перчатки, запятнанные кровью кроликов, выбросил их в мусорное ведро у входной двери и подошел к нам.
— Эдриан Холсбах.
Он пожал руку Бену, но когда повернулся ко мне с протянутой рукой, я просто не смогла себя заставить протянуть ладонь и пожать его руку.
— Я не стану пожимать вам руку! — сказала я, втягивая голову в плечи. — После того, что вы сделали с несчастным кроликом.
Я знала, что мое выступление только навредит нам. Мы же просто хотели поговорить с ним, а это было не самое лучшее начало. Но вся эта косметическая лаборатория с кроликами, над которыми здесь издеваются, возмущала меня.
— Ааа, любительница братьев наших меньших, — сказал Холсбах небрежно, но с оттенком презрения. — Так я могу вам чем-то помочь или мне вызвать охрану?
— В этом нет необходимости, — вмешался Бен, бросая на меня предостерегающий взгляд. — Мы только хотим поговорить о Лиаме.
— Понятно. — Эдриан побрел к раковине в углу, чтобы вымыть руки. — И как там поживает Лиам?
— Он умер, — спокойно ответил Бен.
Эдриан удивленно посмотрел на нас через плечо.
— Умер? — повторил он, закрыв кран, и потянулся к полотенцу. — Как это случилось?
— Аневризма.
— Тогда, что вам нужно от меня? — спросил он, даже не потрудившись высказать слова сожаления, принятые в таком случае.
— Мы хотели узнать, что произошло на озере за Нойшванштайном.
— Не совсем понимаю, о чем вы говорите, — ответил Холсбах.
— Я знаю, что вы втроем были там одним поздним вечером.
Я хмуро посмотрела на Бена. Прежде он об этом не упоминал.
— Возможно, вы и правы. Но это было год назад, а моя память уже не та.
Он хотел денег. Бен достал из кармана банкноту в сто евро и протянул ему. Холсбах жадно схватил деньги.
— Что вы втроем делали на том озере? — спросил Бен.
Холсбак пожал плечами.
— Хотели украсть лебедя, конечно.
— Для чего?
Холсбах взглянул через окно на свою ужасную лабораторию, и небольшая улыбка искривила уголок его рта.
— Лиам сказал, что они помогут нам разбогатеть. Те лебеди из Нойшванштайна и других замков Людвига — необычные. Они волшебные.
— Волшебные? — недоверчиво переспросила я.
Холсбах одарил меня ледяным взглядом.
— Да, Fräulein, я понимаю, о чем вы. Но он сказал нам, что ночью они превращаются в прекрасных женщин — как в легенде о Лебедином озере. — Он посмотрел на Бена и добавил: — Ваш брат, не производил впечатления идиота. И он так уверенно об этом рассказывал, поэтому я и заинтересовался.
— Заинтересовались? — повторил Бен, приподнимая бровь. — То есть вами двигала не жадность, а интерес?
— Всего понемногу. — Он пожал плечами. — Мы собирались принести сюда черного лебедя, вскрыть его и узнать, как ему удается трансформироваться, а потом продать информацию тому, кто дороже заплатит. — В его глазках мелькнул алчный блеск. — Мы могли стать самыми богатыми людьми в мире.
— И, тем не менее, вы все еще здесь, с кроликами и косметикой, — заметил Бен. — Что случилось?
— Ваш брат... как это говорится по-английски... гмм, трепло! — с горечью сказал Холсбах. — Когда мы добрались до озера, то увидели совершенно обычных лебедей, спящих на берегу. Но Лиам уверял, что прежде они были прекрасными женщинами. Короче, они с Джексоном решили поймать одного. Схватили лебедя и попытались запихнуть его в мешок... и нечаянно, в пылу, сломали ему шею. — Холсбах пожал плечами. — Поэтому они попытались схватить другого...
— И? — спросил Бен.
— Ничего не вышло, мы вернулись домой. Все.
— Пожалуйста, не лгите, — тихо сказал Бен. — Я уже слышал эту историю от Джексона и знаю, что это не так.
— Джексон! — Холсбах презрительно усмехнулся. — Не верьте ни единому его слову. Правду из него нужно выбивать.
Взгляд его упал на руки Бена, и он улыбнулся, заметив ссадины и синяки на его костяшках.
— Просто расскажите, что случилось, — попросил Бен, пряча руки в карманы. — Мы позже разберемся, кто из вас говорит ту самую правду.
— Вы мне не поверите.
— Ну, это наши проблемы, не так ли? — сказал Бен. Он вынул из кармана еще сотню евро и протянул ученому, который взял бумажку на этот раз чуть менее рьяно.
— Что ж, раз Джексон вам уже все рассказал, тогда вы знаете, что как только они убили лебедя, на поверхности озера появился черный конь. С рыцарем в серебряных доспехах на спине. Мы... пытались скрыться в лесу, но это удалось только Джексону. Лиам и я... — Холсбах скрестил руки на груди, и, стараясь не встречаться с нами взглядом, продолжил невыразительным голосом: — рыцарь затащил нас в воду. Он был огромным — почти два метра ростом. Бороться с ним было бесполезно. Он удерживал нас под водой и чуть не убил. Но в последний момент он выдернул нас из воды и склонился, чтобы шепнуть что-то на ухо Лиаму. А потом бросил нас на мелководье и ускакал в лес. — Холсбах развел руками. — Вот она, правда.
— Предположу, что вы чуть с ума не сошли. Что рыцарь сказал Лиаму? — спросил Бен.
— Понятия не имею. Когда я потом его об этом спросил, он сказал, что не знает. Тогда я толкнул его, он разозлился и пробурчал, что был слишком занят тем, как бы не захлебнуться, потому и не слушал. У него был тот еще характер. После случившегося он был зол на всех и вся, сказал, что обязательно отомстит, но не уточнял кому. Не знаю, предпринял ли он еще одну попытку, ведь я отказался от дальнейшего участия в этом безумии. Если бы не рыцарь, я бы решил, что все эти разговоры о волшебных лебедях полный бред. И это все, что мне известно. А теперь уходите и больше никогда сюда не возвращайтесь.
— Что за предмет он взял в Нойшванштайне? — спросила я. — Вы что-нибудь знаете об этом?
Холсбах нахмурился, и через какое-то мгновение произнес:
— Да, помню, Лиам что-то нашел в горах, и его находка подтвердила факт волшебности лебедей. Были планы продать тот предмет, но я уже в этом не участвовал, и потому даже не знаю о чем речь.
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Люк? — спросила я.
Он покачал головой.
— Люк?
— Боюсь, ничем не могу вам помочь, Fräulein, — сказал он, глядя на меня с презрительным выражением своих маленьких глазок, словно я была одним из его несчастных подопытных. — Как вы сказали вас зовут?
— Жасмин Грейси, — ответила я. — Я вдова Лиама.
— Вот так удивили, — сказал он.
— Почему это? — сухо поинтересовался Бен.
— Потому что Лиам был высокомерным придурком, который всегда хотел всего самого лучшего, — ответил Холсбах, мерзко скалясь.
Я покраснела до корней своих белых волос. У него получилось меня оскорбить. Люди иногда обращали на меня внимание на улице, но это было другое. Я словно вернулась в детство, на детскую площадку, когда дети издевались над моим альбинизмом. Но мой собственный стыд, затмил гнев, вызванный упоминанием Лиама.
Я не могла вынести, когда кто-то говорил гадости о нем. Я уже собиралась было огрызнуться в ответ, когда Бен спокойно сказал:
