хочешь,
Луна, что миг огромен
и необъятен, и всесилен.
И не надо жизни, нужен – всего лишь миг.
А Парки? им…
Такая их судьба (смотри, у них судьба ведь тоже) – нить прясть и оборвать –
так вечность за станком прядёт осколки бытия,
сама её и обрывает.
«…я готов всё бросить и никогда больше не писать, ибо лучше уж умереть от
ненаписанного, чем от писанины»1, – шутка больного.
Солист:
Открой, Селена, счастья миг!
Открой что скрыто от других,
Тот миг, которым поделиться невозможно,
И невозможно чужим глазам открыть, открой.
Солистка:
Открой, и мы заплатим жизнью,
И будем счастливы,
И будем счастьем заглушать
Унылый и тлетворный образ скуки.
Дуэт:
Во поле берёза стояла,
Трио:
1Кафка, «Письма к Фелиции».
54
Во поле берёза стояла,
Во поле кудрявая стояла
Квартет:
Во поле берёза стояла,
Во поле кудрявая стояла
Люли, люли, стояла,
Хор:
Лю-ли, лю-ли, стояла!
И снова солисты поют каноном:
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли, заломати, -
И хор подвывает:
Люли, люли, заломати!
И снова:
Как пойду я в лес, погуляю,
Белую березу заломаю.
Люли, люли, заломаю.
И хор:
Люли, люли, заломаю!
Чушь!
Продукт возбуждённого, раздражённого, лучше, сознания. «Продукт!
Возбуждённого! Сознания!» – заметили? Это же непостижимо, вот это стиль!
«Продукт возбуждённого сознания», – за это расстреливать нужно (того, кто не
понимает)! Что ж вы так не удаётесь, поддаётесь мне, слова? Ну да, ладно!
«Заломаю, заломати». Заломила меня любовь. Заломала меня страсть,
вожделение. Хочу жить в вере, в иллюзии, в мечте, а не в «унылой тлетворной
скуке».
– Ты, дух, – сказало брюхо духу, – скучнейшая субстанция.
Издёрганная вдоль и поперёк (за вдоль и поперёк тоже надо отравить автора,
лучше оторвать голову), издёрганная живая жизнь, от которой не ждёшь ничего,
не надеешься ни на что, уже не приносит воздуха в кровь, не приносит
55
Frischwetter, или Frischwasser, или, ещё лучше, Frischmilch не приносит, как
говорят эти немцы, в жизнь рассвета и заката, и становится мёртвой. Живая
жизнь, та бурная ещё недавно река – разлилась, растеклась, расправилась по
долине, и ни буранов, ни стремнины, одна тишь и гладь, и ряска – одна жизнь
мёртвая. Одна скука.
И, куда-то хочется пробиться. Зачем? – и вопрос такой не стоит. Тьмы условий,
совпадений, альтернатив, сопротивлений, симпатий, чаепитий;
дезиксорибонуклеиновая кислота, рибонуклеиновая кислота, аминокислоты,
алкалоиды тоже, гены в конце концов – всё уже готово, предопределено.
И что?
И ты готов выпрыгнуть из себя? Уже готов?
Интересно, кто – ты?
Да, тьмой условий уже избран тот, «случайный избранник, проникновенный
художник, поэт-пророк, философ – снова же – провозвестник неуловимого
знания».
Тьмы неизвестных ему самому обстоятельств понуждают, если хотите,
понукают его выпрыгнуть.
Совпадения, голоса.
«…хотя, само по себе это ещё ничего не говорит об их пророческом призвании,
ибо голос слышат многие, а вот достойны ли они его? – это, если смотреть
непредубеждённо, ещё вопрос, и, безопасности ради, лучше сразу ответить на
него строгим и решительным «нет»…»1 – хотя, «…главное, чтоб в помещении
была высота, потому что в высоте могут летать комары и мухи, и другая
живность, – как уже сказано, – чтоб высота в зале была, чтоб демонам было, где
разгуляться.
Он, несомненно, не был одним из избранников Провидения,
лишен был той необходимой воли, которая влечет людей к
безудержному погружению в тьму непреложных догм.
(Гюисманс, Бездна)
Знаю точно, перед самым рождением моим на свете наступила тишина.
Мать моя изумилась…
А что? с чего должно было начаться?.. всё начинается и кончается тишиной, с
тишины…. Чушь собачья, будто зародыш или покойник могут что-то слышать?
Очень важно, что ни покойник, ни зародыш не создают художественного
произведения собственного «я». За них создают: он не слышит; он уже всё
слышит; он был милым человеком (судя по нетронутой печени); он уже перед
1Кафка, «Письма к Милене».
56
апостолом, и райские птицы… – говорил патологоанатом прилежным студентам.
«…я сама заметила в нем некоторое постоянное беспокойство и стремление к
особенным наклонностям.»1
«Особые наклонности» никогда не будут разъяснены. Эти наклонности ведомы
нам, но ни вслух, ни в уме не формулируются. Достаточно того, что человек
обладает этими особенными наклонностями, правильнее, что нам указали на эти
наклонности, и у каждого появляется особенный взгляд на человека с особенными
наклонностями. И особенности этого взгляда тоже не формулируемы, но
принадлежат какому-то архаико-физиологическому способу составления мнения
и впечатления о человеке. Ещё, когда Вам говорят о человеке с «особенными
наклонностями» вы не смеете возразить и спросить какие же это наклонности,
потому что обязательно нарвётесь на вопрос: «Вы что, не видите?» И вопрос
будет подразумевать, что Вы не видите таких всеми видимых вещей, что с Вами,
тогда, и говорить не о чём. Не каждый решится!
Я замер всем моим ещё и не очень-то телом, всеми моими, ещё и не очень-то
членами, я не хотел из тишины.
Куда там! – нажали, поднатужилась мама, и выпихнули, и я, как говорят,
проглотивший язык от такого: – Ах! – не мог произнести ни звука, пока меня не
отшлёпали по попке.
Вау-вау! А-а-а! – закричал я и обиделся (интересно, всё же: сначала закричал,
потом обиделся или сначала обиделся, а потом закричал?) – это у нас
«биомеханика».
Всем хотелось, чтоб тишина перестала, и началась новая жизнь, и они
шлёпнули меня, а я обиделся, вырвался и понёсся, перемежая «биомеханику» со
«школой переживания», со «школой представления», и понёсся:
– Беленький, говоришь, Санчо? Погоняй, Санчо!.. Panza…
Держи его! Лови его! – недосмотрели, как сказано, нимфы: унёсся Пегас.
«…из крови её взвился Пегас! »2
– Погоняй, Panza! Какой там Пегас? Погоняй, чтоб защищать униженных и
оскорблённых, чтоб «…искоренять всякого рода неправду, чтоб устранять
беззакония и выпрямлять кривду, чтоб заглаживать несправедливости, а
злоупотребления искоренять и обездоленных удовлетворять и, в борении со
всевозможными случайностями и опасностями, стяжать себе бессмертное имя и
почёт».
– И ещё там было написано «помогать вдовам и оказывать покровительство
девицам», Ваша милость, сеньор кавальеро, важный господин, сеньор
странствующий рыцарь, государь мой.
И так всегда, когда мне надо быстрее, он погоняет медленнее. –
Поехали!
1 «Бесы».
2Голосовкер.
57
– Поехали!
И поехали (на музыку Никиты Богословского, великого, кто не знает, русского
композитора-песенника и на стихи поэта Я. Родионова):
Только глянет над Москвою утро вешнее…
Да-а-а!
Ну, поехали уже!
Поехали:
Только глянет над страною утро вешнее,
Золотятся помаленьку облака…
И утро глянуло, и вешнее. Весна значит. Нераспустившимся таким,
проклюнувшимся только, вешним листочком, сбежавшим от неразумных нимф,
почувствовал я эту зелень жизни…
Выезжаем мы
