юноши пребывал в смятении. Он не видел вокруг никаких духов, но его собственный сын выглядел чужим. Кем-то, кого мужчина никогда не знал. Самое главное: ему были непонятны чувства своего сына.
Спустя некоторое время мужчина едва мог усидеть на месте, и тогда Янь Ци сыграл на цинь первый звук.
Даже отец понимал, что стиль игры юноши намного превзошел его учителя. Но он содрогнулся не только от этого – он не верил в рассказы о призраках и монстрах и не обращал внимания на слова слуги, но одно было бесспорно. Мелодия Янь Ци передавала нечто необычное и пугающее. Он даже в какой-то момент почувствовал, что потерял своего сына.
В это время мужчина сделал то, чего сам от себя не ожидал.
Он быстрым шагом подошел к павильону и встал перед юношей. Но тот был настолько погружен в игру, что не обращал ни на что внимание. Его голова была опущена, а глаза закрыты.
Здешние пейзажи по-прежнему всплывали в его сознании, а звуки окружающей среды все еще отзывались эхом. Трава с жемчужно-красными плодами, серебристый водопад… Слой похожего на вуаль дыма тихо окутывал реку. Время от времени щебечущие птицы звучали в гармонии с журчанием воды. Он подумал про себя, как чудесно будет передать эту картину, если перевести ее в музыку.
– Янь Ци, что ты здесь делаешь?! – прикрикнул отец.
Его рев был подобен удару грома среди ясного неба, и Янь Ци подпрыгнул от испуга. Он поспешно встал и поклонился. Только тогда он увидел сердитое выражение лица перед собой.
– Отец, что ты здесь…
– Поторопись и марш за мной обратно во дворец!
Янь Ци колебался.
– Чего ты копаешься?
– Я хочу закончить мелодию.
– Не смей больше играть! – перебил его отец. – Эта штука тебя почти погубила!
– Но… – Янь Ци неосознанно обхватил цинь, словно защищая ее.
– Отдай ее мне.
– Отец… – Янь Ци посмотрел на него почти умоляюще и отступил на шаг.
Но тот подошел прямо к юноше, протянул руку и с силой разжал его пальцы, крепко сжимавшие цинь. Он был убежден, что ради сына он должен это сделать.
Янь Ци поднял голову и вздрогнул, увидев ярость в глазах отца.
Мужчина схватил цинь, расколол ее о перила павильона на две части и выбросил обломки в размеренно текущий ручей.
– Я вернусь первым, и советую тебе последовать за мной.
Сказав это, отец, не оглядываясь, покинул павильон Лу Мин. Он решил, что на этот раз Янь Ци вернется на правильный путь. Но в глубине души он чувствовал, что что-то пошло не так, и проблема лишь усугубилась. В конце концов, что еще могло произойти? Но все же опасения принесли с собой ужасную головную боль, которая отдавалась пульсацией в висках.
Янь Ци сидел в павильоне и долгое время даже не шевелился.
Треск цинь все еще раздавался в его ушах, а сердитое лицо отца так и стояло перед глазами. Он действительно не мог понять – почему отец так поступил? Он ведь специально, чтобы не беспокоить семью, ушел далеко за город и всего лишь хотел закончить свою мелодию.
Его грудь сдавливала боль, но он так и не смог заплакать.
В детстве всякий раз, когда он чувствовал себя некомфортно, он брал в руки цинь, и его сердце успокаивалось. А когда мелодия заканчивалась, все неприятные эмоции испарялись.
Но вот цинь, которая являлась для него всем уже долгое время, разбита и безжалостно брошена на дно. Для Янь Ци это было сравнимо с потерей единственного друга.
Он не осмеливался идти домой и не знал, что делать. Юноша просто смотрел на водопад в оцепенении, пока бледно-голубая дымка не хлынула со всех сторон, как прилив, окутывая слой за слоем весь павильон. Но Янь Ци был так опечален, что ничего не замечал.
– Мастер Янь Ци, мастер Янь Ци…
Смутно он услышал голос, зовущий его по имени.
– Кто это?
Янь Ци удивился, когда заметил, что небо потемнело, и он едва мог видеть хоть что-то за пределами павильона. И из затяжного тумана слабо пробивался яркий свет фонаря.
Его сердце едва не выпрыгнуло из груди. Когда он был младше, старые слуги часто рассказывали странные истории из «Шань Хай Цзин» [10]. Это было одной из тех вещей, которые производят неизгладимое впечатление на детей.
Присмотревшись, Янь Ци расслабился. Фонарь не висел в воздухе, его держал человек. Это был мальчик в черной одежде с горящими глазами. Ничего страшного.
– Кто ты, и откуда ты узнал мое имя?
– Меня зовут Байли Ху, и я живу здесь поблизости. Сегодня я проходил мимо и случайно услышал ваш разговор с отцом. – Юноша представился и спросил: – Что же ты теперь будешь делать?
– Я не знаю, – вздохнул Янь Ци. – Ему не нравится, когда я играю на цинь, но я ничего не могу с собой поделать.
– Хм, твой отец – серьезный, гадкий, суровый старик. Он мне не нравится, – пренебрежительно отозвался подросток, назвавший себя Байли Ху: – Кроме того, ему не стоило ломать твою цинь. Музыкальные инструменты драгоценны, как и вещи, к которым ты привык. Их нужно беречь.
Янь Ци был поражен беспринципными замечаниями юноши, и поспешно склонил голову.
– Мой отец просто строг и упрям. Он беспокоится, что я сбился с пути, и заботится обо мне.
– Он так заботится, что не может себя контролировать. Это уже слишком, – усмехнулся Байли Ху. – Если он действительно хочет для тебя лучшего, то должен дать тебе заниматься тем, что ты хочешь. И не важно, чтение ли это или игра на цинь.
– Мой отец стар, и я его единственный сын, поэтому он надеется, что я унаследую семейное дело. – Янь Ци покачал головой. – Этого не изменить, но я не могу оправдать его надежды… Сейчас уже бесполезно об этом говорить. Разве у тебя нет похожих проблем?
– У меня? – улыбнулся Байли Ху. – Я не такой, как ты. Я был беден с детства, переехал в горы и зарабатываю себе на жизнь охотой. В моей жизни нет ни родительских указаний, ни семейного дела, которое можно было бы унаследовать. Днем я просто брожу по горам, забираюсь на скалы и собираю травы на продажу, а ночью читаю книги, чтобы скоротать время, вот и все.
– Это здорово, – искренне воскликнул Янь Ци. – В отличие от тебя, у меня было лишь одно занятие, но теперь нет даже моей единственной цинь.
– Я завидую тебе больше. – Ресницы Байли Ху слегка задрожали. – Среди десяти тысяч человек нет того, кто смог
