так и не получил – возможно его письмо не дошло и затерялось где-то в этой мясорубке, что творилась на фронтах. Может, Гертруда сочла ненужным отвечать – так или иначе Пауль не особо горевал. Всё свободное время он теперь проводил с этой новой красавицей, постепенно отдаляясь от меня, чему я был только рад, поскольку сам спешил после каждой смены в библиотеку и часами засиживался с книгами или слушал в наушниках музыку. Так проходили дни и недели последнего этапа войны. Караваны приходили и разгружались вплоть до самого её конца и, казалось, они не имели абсолютно никакого отношения к тому, что творилось в мире. Часто мы слушали и радио, поэтому узнав о самоубийстве Гитлера и капитуляции Германии, рейхсканцлером которой побыл мой дядя весьма короткий срок, мы испытали настоящее чувство радости. Война окончилась, и не важно, что третий рейх перестал существовать. Многие из нас верили, что зародится новая Германия, пусть социалистическая – главное, чтоб не нацистская. Были и такие, кто верил, что возвратятся домой, но как потом выяснилось, дорога назад на материк нам всем была заказана. Об этом чуть позже.
Георг затянулся трубкой и пустил дым в потолок. Время уже давно перевалило за полночь, однако никто и не думал смыкать глаза – настолько всё было загадочно и напряжённо. Скоро должна была произойти кульминация момента, и все её ждали с нескрываемым чувством тревоги. Что поведает им Георг? Отчего они не смогут связаться с внешним миром, ледоколом и Гришей на «Мирном»?
- После капитуляции прошёл слух, что Гитлер «застрелился» только для союзников, а сам находится где-то здесь, во льдах, тайно переправленный сюда Отто Скорцени и его молодчиками из службы СС. Мы этому верили и не верили. Так или иначе, никто из нас фюрера здесь так и не увидел. Зато, поговаривали, что бригаденфюрер СС Школьтц сразу после капитуляции застрелился, но прежде расстрелял около двух тысяч рабочих, которые строили тоннели. Оранжереи, подземные цеха и бункеры. В числе этих двух тысяч были пленные из Франции, Польши, России, Бельгии, Дании, да и, наверное, со всей остальной Европы. Он и раньше давал приказ своим зондеркомандам на «утилизацию» рабочей силы: полторы-две тысячи человек, закончив очередной объект, подвергались ликвидации. Вместо них присылали новых кандидатов на захоронение в трещинах, во льдах, без могил и надгробий. После самоубийства Школьтца все его сподвижники из службы СС куда-то исчезли, видимо, боялись возмездия со стороны угнетённых узников. Так или иначе, после 45-го года я их больше не видел. Поговаривали, что они основали свою собственную колонию где-то в одном из отдалённых бункеров. Да бог с ними, они меня больше не интересовали. Забаррикадировались, отдалились, нас не трогали, и хорошо.
Георг выбил трубку и предложил всем ещё по глоточку коньяка. Спать никому не хотелось, поэтому эту идею поддержали с большим воодушевлением. Водку Якут припас на особый случай.
- Прозит! – старик выпил коньяк одним глотком, и Андрей продолжил перевод.
- Комендантом нашей базы после мая 45-го года по-прежнему оставался полковник Фрикс, безобидный, в общем-то, человек. До нас не доходили пертурбации, возникшие в Европе после краха нацистской империи, будто и не было где-то материка, где только что закончилась самая кровавая война в истории человечества. Мы как бы отдалились от всего мира, и всему миру сейчас было не до нас – предстоял делёж Европы сразу на несколько сфер влияний, вот тут-то наш полковник и показал, наконец, свои организаторские способности. Не имея теперь над собой прямого начальства в лице СС, он развернул настоящую хозяйственную деятельность. Это время, вплоть до 1948-го года я вспоминаю с особой теплотой. Мы как бы оказались отдельным государством, у нас было всё, что нужно для жизни, и по единодушному согласию полковник Фрикс решил не оповещать мир о нашем существовании. Были, конечно, те, у кого остались родные и близкие на материке, многим хотелось вернуться домой, но Фрикс повёл правильную политику. Европа, да и весь мир ещё «бурлил» после окончания войны. Ещё шли процессы против национал-социалистов, ещё вылавливали и арестовывали всех членов НСДАП, ещё не утихли политические разногласия между союзниками. Следовательно, нужно было какое-то время обождать, хотя бы год-два, а потом уже решать по обстоятельствам. Вопрос о возвращении на родину оставался приоритетным вплоть до 1948-го года. Повторяю, на тот момент у нас было абсолютно всё. Нас, в нашем бункере было три с половиной тысячи человек, и очевидно, в иных бункерах было не меньше, но, как я уже упоминал, мы не особенно-то и общались: каждый из десяти секторов Нового Берлина создал свою собственную коммуну – если так можно назвать наше тогдашнее общество. Общались между собой только коменданты этих бункеров – нам вполне хватало и своих трёх с половиной тысяч, из которых более восьмисот были женщины молодого возраста. До 1948-го года, то есть в течение трёх лет после войны на базе родилось ещё около шестисот мальчиков и девочек. Итого – более четырёх тысяч человек к 1948-му году. Пришлось строить детские сады и ясли. Затем планировались в проектах начальные школы, а позже, возможно и высшие учебные заведения – планы у Фрикса были грандиозные, рассчитанные на несколько десятилетий вперёд. У нас была техника, оборудование. У нас были продукты и искусственное подземное озеро с пресной водой на несколько десятков тысяч кубометров. Были оранжереи и огороды, в которых под теплицами выращивались овощи и фрукты. Как я уже говорил, у нас были свои хлебопекарни, пивоварный завод, колбасные и коптильные цеха. За территорией базы находились фермы с домашним скотом и птицей. Ещё в 43-м году специальным караваном сюда доставили живность, как в Ноевом ковчеге – условно говоря, всей твари по паре. Он, кстати, так и назывался: «Караван №1-в. «Ковчег». Кое-каких животных доставляли и позже, с соседних с Антарктидой островов. Были у нас и специальные бригады по отлову тюленей и пингвинов, а так же артели рыбаков с собственными сейнерами, построенными уже здесь, в подземной верфи. Последние шесть субмарин из последнего каравана, пришедшего в начале 1945-го года, так и остались у нас, не рискнув возвращаться назад, поскольку их могли перехватить корабли союзников.
Здесь Георг прервал свой рассказ и, набив снова трубку, затянулся, пустив дым в потолок.
- Они и сейчас стоят на приколе в одной из подземных верфей. Мы их вначале планировали задействовать для эвакуации желающих вернуться на материк, затем планировали разобрать, чтобы не испытывать искушения… Но не успели. Наступил 1948-й год.
