переливанием языков пламени внутри него, и никак не комментировал минувший разговор с царём. А его единственная дочь, молодая женщина лет тридцати в строгом брючном костюме и собранной в тугой хвост копной чёрных волос, нетерпеливо буравила взглядом спинку отвёрнутого от неё кресла.
— Десять миллиардов, отец! — наконец не выдержала княжна, резко встав на ноги со своего места.
— …
— Ты и правда собираешься им это всё отдать⁈
— А что тебя смущает, Инна? — хриплым басом бросил Пожарский, не отводя глаз от огня.
— Всё! — воскликнула женщина и импульсивно продолжила: — Что ты пошёл на поводу у Славы! Что одобрил эту сумасбродную атаку! Что сейчас согласен отдать в казну императора столько денег и ресурсов! Что тобой движет⁈
— Сядь, — на полтона громче бросил князь, и молодая женщина в ту же секунду подчинилась, поджав губы и присев на стоявший за спиной стул. — Напомни мне, дорогая, о последних разведданных из дворца на счёт этого… князька?
Последнее слово далось Геннадию Семёновичу с трудом: сам факт того, что Черногвардейцев был признан императорской семьёй, его коробил.
— Помимо той информации, что и так прогремела на всю империю, нас серьёзно насторожило сближение тёмного с Романовыми, — тут же произнесла Инна Геннадьевна, отлично располагавшая всеми данными.
— Как думаешь, в какую сумму нам обойдутся земли, заводы и фабрики, которые указом императора чисто теоретически или каким-либо иным образом могут перейти под чужой контроль?
— … — девушка не решилась что-либо ответить, вместо чего прикусила нижнюю губу и пристально уставилась на торчавший за спинкой кресла затылок отца.
— Я думаю, там даже сотня миллиардов, раз уж ты всё переводишь на деньги, будет казаться сущей мелочью. Черногвардейцев был пусть и спящей, но огромной угрозой нашему существованию.
— По моему скромному мнению, отец, ты преувеличиваешь. Этому сопляку, как бы он ни был силён, никогда не совладать со всей мощью нашего клана, — наконец вернув себе спокойствие, ответила княжна. — Максимум, что он мог — это мелко подгадить.
— Ты вновь упускаешь из виду его сближение с короной, — качнул головой князь. — А также огромное количество наших внешних врагов, которые будут рады откусить своё при первой возможности. А если, не дай наш бог, так случится, что император даст своё добро на хотя бы даже частичное возвращение ему земель, это нанесёт нам такой удар… У нас вся экономика уже давно и очень тесно переплетена с новыми регионами. И что хуже всего, подобный прецедент может спровоцировать далеко идущие и ничего хорошего нам не сулящие последствия. Например, в виде того, что вернуть своё захотят и другие кланы. И тогда крови и ракет будет много больше, чем сегодня. Таков был мой личный анализ, и с этим же согласились почти все наши аналитики. Мы работаем на несколько шагов вперёд, Инна, и исключаем неугодные вероятности на корню, — хмуро закончил Пожарский, повернув кресло в сторону дочери.
— А вероятность гнева государева наши аналитики не рассматривали? — с трудом скрывая злую иронию в голосе, бросила женщина.
— Ещё как. Войной не пойдёт. Только если проявить крайнее неуважение и хамство, — тут же оговорился князь. — А остальное ты и сейчас слышала. Ему остаётся только смириться и принять плату.
— Ещё бы ему не смириться за десять-то миллиардов!.. — приложив пальцы к вискам, произнесла Инна Геннадьевна и уставилась себе под ноги.
— Ты плохо знаешь Романова.
— А что если бы он всё-таки не согласился на откупные? — не унималась княжна.
— Пришлось бы платить кровью.
— Кровью?
— Да. Именно поэтому это задание получил твой брат, а не ты.
— Ты… ты готов…
— Главное, чтобы тёмный сдох, — вновь уставившись на огонь, перебил свою дочь князь и следом же добавил, протянув ей свернутый лист бумаги. — Попробуй выспаться — с утра много работы. Это передай Харитону.
Оказавшись по ту сторону от портальной рамки, я огляделся по сторонам. Пока изучал стены пещеры, в голове невольно всплыла сцена моего прошлого визита в это место.
В этот раз всё, конечно же, было совсем иначе. Нас не встречал слепок души моего деда, не звучало мерзких предложений об убийстве моего колючего друга, а единственным источником света был мерцающий бледно-голубым сиянием портал, который я попросил Бобу пока не закрывать.
Ребята осторожно распределялись по окружающему помещению, с любопытством оглядываясь по сторонам, в то время как я, неспешно сориентировавшись в пространстве, направился прямиком к двери, местонахождение которой мне было известно с прошлого раза.
Только вот дверью это назвать можно было с большой натяжкой — обычная каменная стена, внешне мало чем отличающаяся от остальных. Правда, за исключением одной детали — вырезанной у её основания небольшой чаши, которую некогда дед Акакий предлагал заполнить мне кровью «Гарма». Именно этим словом, которое я больше нигде и никогда не слышал, он называл преданного мне ежа-мутанта.
— Ты решил, что ключ должен открыть именно это место? — нависая надо мной сверху, произнёс Степан.
Астапов здесь был, в отличие от остальных моих друзей, не впервые. Помнится, Боба в тот день нас выдернул прямо из нашей комнаты в общежитии, перемещая в иной мир два бессознательных тела. Пробуждение и последующее путешествие, как и прошедший накануне праздник и грандиозная пьянка, были весьма запоминающимися и отложились в памяти очень яркими красками.
— А другого нет, — пожал я плечами, пытаясь взглядом найти возможное отверстие для ключа.
С последним, к сожалению, возникли проблемы. За прошедшие, наверняка, десятилетия, всё тут покрылось не только слоем пыли, но и местами даже мхом. В общем, пришлось его соскабливать, очищать и одновременно с этим искать заветную щель для ключа.
— Может, всё-таки он не от этого тайника? — вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, вяло бросил Максим.
— А чёрт его знает… — повторяя его жест, ответил я. — Но прежде чем уйти, убедиться нужно на все двести процентов.
— А там, где этих трёх отбросов оставили, никакого сундучка не валяется? — произнёс Стёпа, вспоминая нашу первую остановку на пути к этой пещере.
Прежде чем отправиться в это место, было решено вытащить из нашего мира троих молодых аристократов и оставить их под охраной Бибы и Святогора в облюбованной моими ежами пещере. Ответственность за их жизнь до сих пор скалой висела
