- Что?
- Кулон. Это была идея Сол.
Слова дошли до её ушей, словно осушая всё.
- Сол… Нет. Гаррисон сказал, что от тебя. Карточка. От тебя.
- Она видела, как ты восхитилась в магазине её одеялом, - сказал Эврет. Его голос
был нежным, словно он говорил с маленьким ребёнком на грани срыва. – Земля. Вот
почему она подумала об этом кулоне.
Она вцепилась в кулон, но, вопреки тому, как плотно она держала, она чувствовала,
как надежда водой утекала сквозь пальцы.
- Но… Сол? Зачем? Почему она…
- Я рассказал ей о том, что видел твои чары. Перед коронацией.
Во рту у Леваны пересохло, и смерть возвращалась к ней.
- Думаю, она чувствовала. Что делает тебе боль. Она думала, что ты одинока и
нуждаешься в друге. Потому попросила присматривать за тобой, пока я был во дворце, -
он сглотнул. – Быть добрым.
Он казался сочувствующим, но Левана знала, что это лишь прикрывало его
истинные чувства. Жалость. Он жалел её.
Сол жалела её.
Болезненная, неуместная Солстайс Хейл.
- Подвеска была её идеей, - сказал Эврет, глядя в сторону. – Но карточка – моей. Я
хочу быть твоим другом. Заботиться. И забочусь.
Она выпустила подвеску быстрее, чем уголёк.
- Я не понимаю. Я не… - она давилась рыданиями. Она чувствовала, что тонет, и
отчаянье раздирало её, её лёгкие пытались дышать, но воздуха больше не было. –
Почему ты не попробовал, Эврет? Ты не можешь даже попытаться полюбить меня! –
пересекая комнату, она встала на колени перед ним и взяла его руки в свои. – Если бы
ты просто позволил любить тебя, позволил показать тебе, что я могу быть той женой,
которой ты хочешь, мы бы могли…
- Стой. Пожалуйста, остановись.
Она сглотнула.
- Ты так отчаянно делала это, пыталась превратить во что-то наш брак. Разве ты
никогда не задавалась вопросом, что может быть? Ты могла отпустить, позволить
реальности быть между нами? – он сжал её руки. – Я давно говорил, что, выбирая меня,
ты отказалась от шанса найти счастье.
- Ты не прав. Я не могу быть счастливой без тебя.
Его плечи опустились.
- Левана…
- Серьёзно! Да! Мы можем начать всё сначала. Сначала. Притвориться, что я опять
принцесса, ты новый гвардеец, что защитил меня! Мы будем действовать, как при
первой встрече! – голова закружилась от мыслей, и Левана вскочила на ноги. – Ты
можешь поклониться сначала, да. И представиться!
Он помассировал лоб.
- Я не могу.
- Конечно, можешь! Разве повредит попытка, после пережитого?
- Я не могу делать вид, что мы не встречались, когда ты всё ещё… - он показал на неё
рукой.
- Ещё что?
- Как она.
Левана поджала губы.
- Но это я такая сейчас. Я!
Проведя рукой по волосам, Эврет встал. Левана на мгновение подумала, что он
собирается сыграть. Поклонится, и они начнут заново. Но вместо этого он обошёл её и
повернулся к одеялу на кровати.
- Я устал, Левана. Давай завтра поговорим, ладно?
Завтра.
Завтра они всё ещё будут женаты. И на следующий день. И ещё. Всю вечность он
будет её мужем и не будет её любить. Желать. Верить.
Она вздрогнула, боясь больше, чем за всё время.
После стольких лет в лунных чарах их было почти невозможно отпустить. Её мозг
изо всех сил пытался сбросить её вид.
Дрожа, она обернулась.
Эврет почти снял рубашку. Он бросил её на кровать и поднял взгляд.
Задохнувшись, он отступил на шаг, едва не сбив бра со стены.
Левана отшатнулась, обхватив себя руками. Она опустила голову, и волосы упали на
её лицо, скрывая всё, что можно. Она подавила желание прикрыть шрамы руками.
Отказалась натянуть чары.
Чары, что он всегда любил.
Чары, что он всегда ненавидел.
Казалось, сначала он даже не дышал. Просто смотрел на неё, в ужасе потеряв дар
речи. Наконец-то он сжал губы, положил дрожащую руку на спинку кровати, чтобы не
упасть. Тяжело сглотнул.
- Вот, - сказала она, когда новые слёзы потекли из её целого глаза. – Правда, которую
я не хотела тебе показывать. Теперь ты счастлив?
Он моргал слишком часто, и она могла понять, как трудно теперь держать её взгляд.
Не смотреть в сторону, а ведь ему явно хотелось.
- Нет, - его голос звучал грубо. - Не счастлив.
- И если бы ты знал это с самого начала, то смог бы полюбить меня?
Он долго кусал губы, прежде чем начать.
- Я не знаю. Я… - он закрыл глаза, словно собираясь перед тем, как увидеть её. На
этот раз он не дрогнул. – Дело не в том, как ты выглядишь или нет, Левана. Ты
контролировала меня и манипулировала десять лет, - выражение его лица стало
страдальческим. – Я хотел, чтобы ты показала мне это давно. Может быть, всё было бы
иначе. Я не знаю. Теперь мы никогда не узнаем.
Он отвернулся. Левана смотрела на его спину, не чувствуя себя королевой. Она была
глупым ребёнком, жалкой девушкой, хрупкой, разрушенной вещью.
- Я люблю тебя, - прошептала она. – Так сильно, как только можно.
Он напрягся, но даже если ответил, она ушла раньше и не смогла услышать.
29.
- Иди сюда, сестрёнка. Я хочу тебе кое-что показать, - Ченнэри улыбнулась самой
тёплой улыбкой, махая взволнованной Леване.
Инстинкты приказывали быть осторожной, ведь прежде энтузиазм Ченнэри
обращался жестокостью. Но сопротивляться было трудно, и даже если инстинкт
говорил Леване отступать. Ноги несли её вперёд.
Ченнэри лучше знала, как использовать дар на маломыслящих детях, особенно на
младшей сестре. Няни ругали её сотни раз.
В ответ она только лучше это скрывала.
Ченнэри стояла на коленях перед голографическим камином их общей детской,
нежной и тёплой, в отличие от ревущего пламени и треска брёвен в иллюзии. За
исключением праздничных свечей, огонь на Луне был строго запрещён. Дым слишком
быстро завалит купол, отравит их драгоценный запас воздуха. Но голографические
камины были популярны, и Леване всегда нравилось наблюдать, как танцевало пламя,
бросая вызов предсказуемости, как тлели и рассыпались деревянные брёвна, как
сгорали. Она наблюдала за ними часами, поражённая тем, как пылал огонь, поедая
журналы, но не выходя на свободу.
- Часы, - сказала Ченнэри, когда Левана оказалась рядом. Она поставила маленькую
миску со сверкающим белым песком на ковёр, взяла щепотку и бросила его в
голографическое пламя.
Ничего не произошло.
Содрогнувшись с опасением, Левана посмотрела на сестру, и в тёмных глазах
Ченнэри плясал костёр.
- Он ненастоящий, да? – наклонившись, Ченнэри провела рукой сквозь пламя.
Пальцы остались целыми. – Лишь иллюзия. Как лунные чары.
Левана была ещё слишком маленькой, чтобы контролировать свои лунные чары, но
она чувствовала, что это не то же самое, что и голографический камин.
- Иди вперёд, - сказала Ченнэри. – Коснись.
- Я не хочу.
Ченнэри посмотрела на неё.
- Не будь ребёнком. Оно не реальное, Левана.
- Я знаю, но… я не хочу, - инстинкты заставили Левану положить руки на колени.
Она знала, что оно нереальное. Она знала, что голограмма не навредит. Но она знала, что
огонь опасен и иллюзии опасны, и можно обмануться верой о вещах, ведь нереальное
иногда самое опасное.
Разозлившись, Ченнэри схватила Левану за руку и дёрнула вперёд, почти вытягивая
её в огонь. Левана взвизгнула и попыталась отступить, но Ченнэри устояла, держа её
маленькую ручку над светящимся пламенем.
Конечно, она ничего не чувствовала. Просто тонкое тепло, что даёт пламя, чтобы
казаться более достоверным.
Через минуту пульс Леваны начал успокаиваться.
- Видишь? – фыркнула Ченнэри, хотя Левана не была уверена, что именно только
что сделала. Она всё ещё не хотела прикасаться к голограмме, и как только сестра
отпустила её, она одёрнула руку и медленно отошла на ковёр.
Ченнэри проигнорировала отступление.
- Теперь – часы, - Ченнэри выпустила спичечный коробок, что взяла, возможно, с
алтаря в большом зале. Она зажгла одну, прежде чем Левана поставила под сомнение и,
наклонившись, прижала спичку к нижней части голограммы.
Ничто не должно воспламениться. Очаг не загорится. Но это было незадолго до того,
как Левана увидела новую вспышку среди тлеющих брёвен. Реальное пламя
распылялось, и Левана увидела сухие сворачивающиеся листья. Голограммой
скрывалась растопка, но реальное пламя превзошло иллюзию.
Плечи Леваны поникли. Предупреждение в голове кричало встать и уйти, сказать,
что Ченнэри нарушила правило, остановить всё, пока пожар не усилится.
Но она этого не делала. Ченнэри бы вновь назвала её ребёнком, и если Левана
